бубень : Palto (на чудо конкурз)

- Вешаются, суки - сказал Тимофей.
Мы с воем шли по одной из трех улиц Петербурга, где людям нашего специального положения жить никогда не доводилось. Со
второго этажа дома напротив доносились траурные аккорды рояля, перемешанные с гимном советских людей. Свет ярко горел во
всех комнатах.
- Дождались, суки?! - сказал я. Вчера прямым указом свыше был введен в действие закон о противодействию коррупции. Без
поправок! А это значит, что теперь все без исключения чиновники должны указывать все без исключения доходы и расходы с
подтверждением их соответствующими справками. За нарушение - конфискация имущества чиновника и всей его родни. За
повторное нарушение - расстрел чиновника. За третье нарушение - расстрел всей его родни.
По этому поводу час назад мы выпили по сто грамм самогонки в дешевом кабаке, но холодный зимний ветер уже выдул из нас
весь хмель. Хотелось выпить еще, но денег ни у кого из нас не осталось. Мы остановились, подглядывая через занавешенные
шторы за суматошным завершением красивой и недосягаемой жизни.
- А ведь если поднимешься к ним и попросишь налить - не нальют. - сказал я.
- Еще чего, - отозвался Тимофей, - некогда им.
В окнах мелькали тени веревочных петель и богатых обеспеченных людей. Некоторые уже висели на люстрах.
- Сволочи, - выпалил я, - Они-то заработали на все это! А нам какой прок? Мы по двенадцать часов в день горбатимся, и даже
выпить не на что.
Тимофей, который любил выпить еще больше чем я, был мрачен.
- Наказывать их надо, пока они еще не перевешались, - процедил он.
- Интересно, как?
Мы стояли на холодной заснеженной улице, в бессильной злобе сжимая кулаки. Вдруг, двери парадной отворились от порыва
ветра, и в слабом свете лампочки с улицы стал виден низкорослый человек в новом дорогом пальто, висящий в подъезде. Он еще
дергался, ежился и бодро дрыгал ногами в воздухе.
- Висит, сытая рожа, - сказал Тимофей, - ну-ка, зайдем.
Мы медленно двинулись. У меня гулко застучало сердце, разнося по жилам адреналин. Человек висел совсем рядом, но в какой-
то момент я вдруг побежал за женщиной, вышедшей из подъезда мимо нас, однако не довел свое намерение до конца, поскольку
женщина убежала. Тимофей бежал рядом.
- Эка, сука, резвится - прокомментировал мой товарищ.
К нам уже потянулись жители пустынных малоосвещенных улиц.
- И чего они сюда прутся, - сказал я, - Похоже, нам дальше темная будет. Давай отсюда сбежим.
Мы свернули в переулок и через пять минут вернулись в тот подъезд, неуверенным шагом пересекая площадь.
- Ну что, за дело, - сказал Тимофей и вошел. Ноги плохо слушались и слегка тряслись.
Мы подошли к человеку и загородили на, всякий случай, путь, чтобы никакя женщина больше нас не потревожила.
Человек за время нашего отсутствия весь сжался. Вблизи я увидел, что пальто было новой шинелью. Чтобы купить такое пальто
мне бы пришлось копить. Гады! Злость нахлынула на меня с новой силой.
- А ведь шинель-то моя! - сказал я громко и схватил ее за воротник.
- А вот только крикни! - тут же сказал Тимофей человеку и ткнул его в зубы.
Я снял пальто. Без него чиновник выглядел весьма жалко. Он висел с закрытыми глазами и даже не шевелился. Желания одарить
его у меня не возникло. Но Тимофей развернул его и дал сильно пинка. Веревка оборвалась. Чиновник упал в снег и протух. Мы
развернулись и пошли прочь.
Через десять минут мы оказались на темной улице вдали от площади. Адреналин ушел из моего тела. Осталась только слабость и
опустошенность. Вьюга носила снежные хлопья и бросала их в лицо. Я тихо брел, погружая подошвы сапогов в снег. Снятое с
чиновника пальто я держал в руке и старался не смотреть на него. Я вспоминал его фигуру в сугробе и от этого становилось еще
холоднее, чем от ветра.
- Хорошо мы его отделали, - самодовольно сказал Тимофей, - надо было еще добавить, когда он лежал.
Я закрыл глаза, стараясь не думать. Через некоторое время он сказал:
- Да, жалко не добавили. Чего молчишь-то? Жалко чинуш, чтоли?
- Да пошел ты. - сказал я.
Тимофей развернулся ко мне. - Что сказал?
Горечь подступила к горлу.
- Я сказал пошел ты - повторил я.
От хлесткого и сильного удара я упал навзничь. По левой скуле расползлась глухая боль. Я открыл глаза. На фоне черного неба
кружился сонм снежинок. Где-то в стороне стоял Тимофей.
- Мудак - сказал он и пропал из поля зрения. Скрип снега под его сапогами с каждым шагом звучал все тише, и через некоторое
время я его уже не слышал.
Я оперся на руку и тяжело встал. Кровь пульсировала в висках, вызывая головокружение и тошноту. Я глубоко вдохнул холодный
воздух и прерывисто выдохнул. Ветер задувал снежинки под воротник куртки и охлаждал ноющую шею.
В левой руке я все еще сжимал пальто, перехватив его у самого горла. Я разжал пальцы и оно тяжело опустилось на заснеженный
тротуар.
Была уже глубокая ночь, и, казалось, в тишине города нет ничего, кроме вьюги и вешающихся чиновников.
Пальто лежало грузно и одиноко, как любая вещь, оставленная человеком. В нем не осталось тела, чтобы сопротивляться природе,
и его довольно быстро занесло снегом.
Назавтра коррупции в городе больше не было.