Редин : Демон лета

- Не люблю я Ригу.
- Почему?
- Да люди там странные.
- Почему?
- Откуда мне знать?
- Почему? - не услышала она его ответа, спрятанного в вопрос.
- Слава богу, я не знал её. Но она наверняка была девочкой с поломанной психикой. Иначе, с чего бы ей травиться? И, главное, из-за чего? Из-за А-НА. Она настолько сильно любила эту непонятную группу (то ли дело Дип Папл!), что в один из вечеров пришла домой включила кассетник, наглоталась сонников, выключила свет, легла на пол и отъехала.
- Напиши об этом.
- Не хочу.
- Почему?
- Смерть – не познана. А я слишком уважаю непознанное, чтобы выписывать его слова маслом по лужам.
Пауза, длившаяся ровно столько, чтобы понять, что время беспомощно повисло на бельевых верёвках соседки моей тети Кдары, или просто пауза явно затянулась. Она затянулась дымом сигареты и:
- Давай поедем на йух, - то ли предложила, то ли спросила она.
- Лучше на хуй, - то ли отмазался, то ли предложил он.
- Чего я там не видела, мастер? - поинтересовалась она.
- …, - подумал он и незамедлительно выпил. Не чаю.
- А на йухе сейчас хорошо, - продолжала она. - Там тепло, горы в какой-то малопонятной дымке и море с ракушками, и Белая дача прозаика Немногобородкова, и рассветы такие, что никаких марок жрать не надо.
С LSD я знаком только по "Generation П" В. О. Пелевина да ещё по песенке The Beatles "Lusy Sky Diamonds". А в остальном тут наркоты ровно столько же, сколько блох на дохлой собаке. Просто меня спросили – я ответил. Но к тексту это не имеет никакого отношения.
Реки. Все реки похожи на пауков. Они, словно мух бестолковых, каждый вечер отлавливают в прыжке и пожирают солнце. А отрыгивают беспощадную луну. Но солнце, на ночь глядя, он извлек из рек и изрек:
- И вообще, по-моему, лучше водки может быть только водка, на которой ещё не бывал.
Ещё не старый, но вполне бородатый и немного датый человек выпроводил желанную, но желающую вместо него южных восходов подружку и теперь сидел на подоконнике своей однокухонной квартиры, глазел на двойственную радугу над раскалёнными крышами города и пытался собрать в кучу мысли. Мысли – стадом проворных мух – от лысой головы до оконного стекла и обратно. И все какие-то не очень весёлые. Человек грустил. Рядом с ним грустил паучок, и весело стояла раскрытая настежь – заходи, тебе тут всегда рады – пол-литровая ёмкость с жидкостью, на которой он ещё не бывал. Человек опрометчиво наполнил граненый стакан, вздрогнул и сказал пауку:
- Нет, ты видел? Она обозвала меня мастером.
- …, - подумал паук, но пить не стал.
- Лучше б уж назвала идиотом.
- …
- Давай пообщаемся. А?
- …
- Неужели ты не видишь: мне не фонтан.
- …
- Почему бы тебе ни поделиться со мной сокровенным?
- …
- Расскажи мне о слонах в своём сердце!
- …
- Ну, поговори же со мной, животное!!!
Но паук молчал. Его внимание привлекла огромная, как штаны Пифагора, и разноцветная, словно «налить вам этой мерзости? Налейте…», одинокая слеза, неведомо как появившаяся на стекле. «Не иначе как Wes Montgomery постарался», - подумал паук. Бородатый виновато улыбнулся и:
- По-моему, мастер – это человек в совершенстве постигший своё ремесло. Исходя из этого непререкаемого постулата, ему одна дорога – сначала в магазин за белыми тапочками, а затем в гроб, потому что стремиться больше некуда. - Выпил. Причмокнул губами. Подумал и продолжил: - разве что между тапочками и погостом заскочить на деревню к бабушке – к корням своим заехать, корнеплодам, репейнику, лопуху с подорожником и прочей жизнеутверждающей хрени.
А в селе этим летом принято пить самогонку и закусывать её вишней, что сыплется с дождём прямо на льняную белую скатёрочку, покрывающую старый, но ещё довольно прочный стол в саду. А потом выйти на просёлочную дорогу, упасть в лужу с живой водой и орать маслом на всю ивановскую пьяные песни типа:
«ты купалась в масле
отходила ко сну
в простынях
я же мыслил демона лета
он был грязненький злобный
и выл на луну
но увидев тебя свернулся в котлету
и засунул как младенец
с большим пальцем во рту».

Она всё дальше и дальше отходила от его жилища в сторону сна. Цокала под радугой из семи нот каблучками по улицам города и думала: как же достали уже меня эти каблуки. Надо наконец-то купить себе кроссовки, а если с ними не срастётся, то машину. И какой он в жопу мастер? Идиот. Самый обыкновенный идиот. К тому же, каких мало. Придурок. И кто ему сказал, что его слова маслом по лужам – искусство? И за сорок с лишним лет ему никто так и не удосужился объяснить, что группа эта называется не Дип Папл, а Deep Purple. И вообще… если не я, то кто?
И она решила вернуться. Но только на минутку и лишь для того, чтобы сказать ему, что он непролазный тупица.
Вошла в полумрак подъезда. Странно. Тихо. Обычно, после их размолвок из его квартиры где-то ещё в течение часа доносились такие душераздирающие вопли, словно кто-то неестественный выл на луну.
Поднялась на третий этаж. Своим ключом отворила дверь. Зашла в комнату и услыхала:
- Тише. Видишь? Он уснул.