Зарассутра : Макинтош (ибали мы и конкурзы)

Знак видел. В секретку так в секретку. Просто хотелось завершить темой про Наше Фсио каторый круче Орлуши, раз начали с Гоголя. И штоп не очень весело. Афтары порезвились штопесдец, и я не удержалса.

- Веселятся, суки…- Жорж поёжился и поправил воротник шинели. С Невы несло холодом, промозглая сырость забивалась в рукава.
Из-за угла, попыхивая сигареткой в зубах и зло улыбаясь, появился Николя.
- Веселятся, суки! – он кивнул на освещённые канделябрами окна Зимнего. Мелодия менуэта сменилась бравурными аккордами мазурки. – Тут охраняешь их, блядь, сутки через трое, а они там Россию пропивают. И хоть бы хуй.
- Ты прав, мой друг. Я вон давеча зашёл погреться, и то на Голицына напоролся. Он, сука, на лестнице курил. Вот тебе, говорит, боец, пирожок с тунцом, и ступай-ка на пост, милейший.
- Вообще охуели… «Боец»… Мы ж офицеры ниибаццо! Не, надо их наказать палюбасу.
- Каким образом? Декабристы и то обосрались.
- Секундочку… Пардон, мон ами. Смотри, кто нас покидает.
Тяжёлая дворцовая дверь выпустила на волю тёмную фигуру в бликующем цилиндре. Фигура задумчиво посмотрела на Неву, на крепость, потом спустилась по ступенькам и не спеша двинулась по тротуару, даже не заметив подвернувшуюся лукавую гризетку.
- Это шанс! – выкатив глаза, истошно зашептал Николя. – Сейчас или никогда!
- Да, да, да…- быстро думал Жорж. – Надо доебацца, но так, чтобы хуяк-хуяк и пиздец…
- Не тормози, сникерсни! Давай за ним, уйдёт.
Они быстро догнали того, в цилиндре.
- Милостивый государь! – начал Жорж. – Эй, милос… Стоять, сука!
Человек медленно обернулся и без интереса смотрел на преследователей. Жорж перевёл дух и продолжал. Идей по-прежнему не было.
- Ах, это вы, мусье Александр! Не узнал, долго жить будете.
- Гыыыыы, - подтвердил Николя.
- Из дворца? Ну и как там сейчас? Опять изволили стишки-с царедворцам читать?
«Как же они заебали, - брезгливо думал Александр, параллельно подбирая рифму к слову «заебали». Может, просто ёбнуть с правой, чтоб четыре в минус и глухая боль расползлась по левой скуле? Не, нельзя, это уже было. Надо иначе».
- Хули надо? – спросил он в прозе.
Тут не выдержал Николя.
- Да нихуя. Мы, бля, на посту, долг исполняем. Шманаем всяких чурок на предмет прописки. Вот у тебя, солнце африканской поэзии, как с этим делом? Что-то мне еблет твой не нравится.
«Может, вломить одному цилиндром в грудак, как Зидан, а другому неуловимым движением вырвать кадык? - думал Александр. – Не, хуйня, тоже было».
- Как стоишь, камер-юнкер, паж ебучий?! – вдруг заблажил Жорж. – Да ты вообще в курсе, что в этом своём макинтоше, крылатке пресловутой, смахиваешь на Гарри Поттера-переростка? – тут он осёкся, поняв, что переборщил.
- Пиздец вам, мразоты, - нехотя заговорил Александр. – Времени нету флудить со всякой шлоебенью. Две поэмы в работе и повесть про Пугачёва. Бля буду, сведу-ка я вас в один собирательный образ подлеца Швабрина. Прекрасная пара - Жорж Шарль (на редкость пидарское сочетание, согласитесь) и Николай Соломонович. Видит Бог, я не хотел этого. Я бы простил многое – при подаче соответствующей челобитной, ясен хуй. Но за Гарри Поттера придётся проехаться в пригород – тут недалеко. Сначала посетим «Котлетную» на Мойке, естественно… Эй, извозчик! – тормознул он лихача. – Подкинешь до Чёрной речки?
* * *
- Бляааа, - приплясывал на снегу Николя. – Как ты его! Хуяк – и пиздец… А я по чесноку слегонца засцал. Щас, думаю, камрада положит и за меня возьмётся. Классик, йобана…
Александра уже увезли, второпях бросив знаменитую крылатку. Снежинки размером с добрый кулак постепенно хоронили и её.
- О, гляди-ка, трофей! – обрадовался Николя. – Давай обоссым, а?
- Заткнись, - с трудом проговорил Жорж.
- Чо? Ты чо сказал?
- Иди нахуй, - он подобрал крылатку, встряхнул её и побрёл по снегу куда-то в сторону Коломяг.
- Вапще ахуел… Наших гениев убивает и ещё выёбывается, гнида французская… Эээ, да ну тебя, - Николя топтался на месте. Пиздиться с бывшим другом было как-то не с руки, но энергия требовала выхода. Со стороны дороги послышался скрип снега, шаги приближались.
- О, Мишель! – искренне обрадовался Николай Соломонович. – Как сам? Всё каверы на меня строчишь, эпиграммки? Слыхал, а как же. Но ты там смотри, будь осторожен, боюсь за тебя. Сезон открыт!
- Ты о чём, Мартышка?
- Ну, как о чём. Вот один уже допизделся, дописался, приложили не более часа назад. Загасили солнце русской поэзии. Морошки, кста, просил. А ты вот как к морошке относишься?.. Бля, Мишель, ты чо?
Мишель быстро каменел лицом. Потом оглядел поляну, зачерпнул ладонью снег и растёр по глазам. Сплюнул, сглотнул и сказал:
- Пойдём-ка, Николя. Тут недалеко… Эй, извозчик! Кэбмэн ебучий! До Пятигорска почём довезёшь?
- Дык эта, барин… - мужик заскрёб в затылке рукавицей. – Однако, дороговато выйдет…
- Не ебёт. Должен остаться только один, он и заплатит. Клянусь жопой Печорина, не пройдёт и недели, как чья-то шинель, ментик и нижнее бельё будут украшены свежей дыркой от пули. Давай, Николя, забирайся на санки. Я покажу тебе горы.