виктор иванович мельников : ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ИЗВРАЩЕНИЯ

Праздники выбивают из коллеи. Я, как грязь, откинутая в сторону колесом автомобиля, лежал на обочине, страдал. Правда, отходняк ловил дома уже, приходил в себя: на третий день – пить нельзя, завтра на работу – не выйду, уволят. Ибо таких – не берут в космонавты, на таких – ездят.

Надо признаться, вчера я снова достаточно приложился. Решил много не пить, похмелиться – переборщил. Вроде сам себе сделал установку – сто грамм, и всё! Но масть пошла. Так бывает, сядешь писать что-либо, а не идёт мысль в голову. Через восемь часов статья должна быть готова, лежать на столе у редактора, а ты сношаешься с двумя предложениями. С алкоголем подобное случается, когда назад делает попытку выйти первая рюмка водки: глотаешь, не пошла, а вторая, позже смотришь, – легче идёт, на третьей – как по маслу в горло проваливается, только наливай, если есть, что налить.
Серёга потащил меня в бар. Я был на мели, поэтому за его счёт пил… и закусывал… пил и закусывал. Он на днях халтуру юридическую сбил в арбитражном суде, проиграл, но десять штук срубил всё равно. У них там, если берёшься за дело, «десятка» минимум падает в карман, а коль выигрываешь – как договоришься. А дел-то – совсем ничего. Так жить можно. Ему. Если брать меня, то я по жизни хуй сосал. И завидовал, типа лучше жить в зависти, чем в жалости. Либо оправдывался.
Оба, в коматозе, пялились на малолетних баб. Откуда у них деньги? У меня их нет, а у них, значит, есть. Все, сука, заняты, нам казалось. Только рассматривать и приходилось. В полумраке.
Язык развязался на второй бутылке водки «Кремлёвская». Обычно пьяного, Серёга мою персону не слушал, не воспринимал, не замечал… А тута раскрыл рот. От удивления, наверно.
Я говорил:
- Полный кризис! У меня эти слова ассоциируются со словами «полный пиздец». Оно-то и раньше было не лучше, но, чтобы полный пиздец приходил однажды к тебе в квартиру, нагло, вероломно, – такого не было. Да, пиздец подкрался незаметно. Истинный враг так поступает. А разведка не сработала! Командиры оказались не готовы. Снять с должности! К чёрту!.. Всё начинается на местах. Мэр – гандон, я бы его закидал использованными презервативами! Ставленник сверху! И трёх месяцев не прошло после выборов, а он уже обнаглел. Ты помнишь, как эта скотина в окружении маленьких жопализов приехал в бильярдную в середине рабочего дня, согнал нас со стола для игры, мол, это его стол, он заказывал, крикнул – самый дорогой коньяк сюда, огляделся, подозвал бармена и заявил, где пять шлюх, которых я просил для сауны? Ему было срать на нас, кто мы, видите ли, - он царь местного уезда…
- Тише ты! – Серёга испугался. – Бар – общественное место, ушей много.
- Ебать! – не унимался я.
- Вова, не усердствуй, не поможет.
- Я сам себе помогаю, - резанул я рукой по воздуху, как шашкой по горлу. – Мэр чмо! Все слышали? – крикнул я в зал.
Из дальнего угла бара:
- Это всем известно. Успокойся, браток.
Серёга осмотрелся по сторонам. Ему надо было закрыть мне рот. И он это сделал.
- Бабу хочешь?
- Хочу всегда.
- Выбирай, только замолчи, прошу. Приведу любую, какую скажешь.
Я, слишком пьяный, икнул, поверив в его способности, указал на тёлку в короткой джинсовой юбке с тонкими красивыми ногами в чёрных колготках – она совсем недавно вошла в гордом одиночестве и показалась мне очень симпатичной дамой, хотя лица я не разглядел в слабоосвещённом зале. Она с интересом наблюдала за нашим столиком.
Серёга поднялся со своего места, громко отодвинул стул, косолапой походкой (плоскостопие с рождения) подошёл к указанному объекту, долго разговаривал, а позже вышел из заведения вместе с девушкой, и с концами.
Допивать пришлось одному. Он так и не вернулся. Я думал, куда он её повёл, дома жена и дети. В кусты, наверное, повёл…

Обрыв памяти, автопилот…

Единственная мысль вчерашнего дня, отпечатавшаяся надолго, застыла бетонным камнем в голове – не сотрёшь: опять наебали. Я её мусолил с утра, как леденец во рту, лёжа на диване перед телевизором. Зомбируемый информационным полем ТV, я сопротивлялся при помощи этой самой назойливой мысли: хуй вам в рот, не пройдёт.

Позолота стёрлась, свиная кожа осталась. Не прошло.
Зато нарисовался Серёга. Вместе со вчерашней дамой.
- Я обещал тебе, - заявил он. – Берите, пользуйтесь.
Он принёс вина. Я отказался наотрез, сглотнул слюну, по правде говоря, облизался, но к вину не притронулся.
Даму звали Аня, и не дама она была вовсе, а молодая девчонка. Годами я не интересовался. С виду взрослая, ебаться может, видно, и мне можно. Стало быть, нормально, проканает.
Серёга говорит, обращаясь к ней:
- Почему все тёлки бреют пизду? Побрейте голову лучше. Хм, бритая голова, значится, – не красиво, а бритая пизда – красиво?
Аня дико улыбалась. Ей, видимо, доставляли такие шутки удовольствие. Лыбился и я. Раз уж она позволяет – почему бы и нет!
Говно от говна рядом ложится. Серёга первый повёл Аню в спальню.
Чтобы не слышать посторонних звуков, я включил музыку.
Что он там с ней делает? Уму непостижимо! Так стонать, заглушая System Of A Dawn. Хотел было заглянуть в щель, но не позволил себе. Для третьего лица интимные отношения – извращение.
Три раза выходил на балкон курить. Наконец они соизволили появиться в моей комнате, оба голые. И правда, пизда у Ани была выбрита. Сергей поглаживал её лобок, как бы предлагая мне обратить на это внимание, что он говорил правду.
Оба скрылись в ванной.
Не хотел, но я налил себе вина, выпил чуть-чуть. Потом налил ещё. В своём доме я чувствовал себя не в своей тарелке. Анна – ребёнок совсем.
Бог любит троицу – третий раз начислил. Тепло разлилось по телу. Вчерашние дрожжи заявили о себе брожением – и сразу отпустило, хорошо стало.
Вспомнил Таньку, первую любовь. С Аней – никакого сходства. Первая любовь самая сильная, в мечтах - до гробовой доски!
Серёга вышел из ванной. Я зашёл к Анне, закрылся. Она сидела под струями душа, подогнув колени к подбородку. Показалось, что плачет, но только показалось.
Я спросил для проформы:
- Что случилось?
- Твой друг мудак.
Её обида на Серёгу не трогала. И я не стал уточнять, в чём дело. Разделся и залез к ней.
- Чего он у тебя не стоит?
- Подними, будь так любезна, - говорю ей ласково и целую. Она отстраняется.
- У нормального мужика на меня сразу встаёт. Я тебе не нравлюсь.
- Я ненормальный, знаю. Не удивила.
- Оно и видно.
- По члену?
- Нет. Как ты вчера возмущался в баре.
- Пососи, он встанет. И я стану как все твои мужчины. Ты красивая, честно. Мужик от женской красоты тупеет. Я врать не умею. Посмотри на меня, я – полный даун, - и скривил рожу.
- Точно, - она улыбнулась и принялась за дело. В умелых руках происходит чудо. А если ещё и губы рабочие…

Теперь уже оба мы сидели в ванной, обнявшись, прижав колени к подбородку. Вода лилась на нас тёплыми струями. Обмякший член медленно выскальзывал из влагалища – оно выплёвывало посторонний предмет вместе с семенем. Головка члена, чувствительная к любому прикосновению, неприятно сползла по выбритой пизде, спряталась под крайней плотью.
- Тебе это нужно? – спросил я. – Сколько он тебе заплатил?
Она ударила меня по щеке.
- Когда человек тратит на себя больше времени, чем, например, на работу или другого человека, то он быстро сгорает. Чем больше ты отдаёшь себя чему-то, кому-то – тем лучше для этого самого человека, он не сгорит.
Я потёр щёку. Интересное оправдание.
- Ты знаешь вообще – как там тебя, Вова? – кто я такая, догадываешься хотя бы?
- Раз денег не взяла, блядью я назвать тебя не могу. Сестра секс-милосердия, наверное?
- Нет, дорогой мой Вова, я дочь того самого мэра, которого ты вчера оскорблял.
Я пропустил мимо ушей её слова, шутит.
А сам подумал, вот как бывает, если это правда. Мир тесен. Такие совпадения маловероятны, но они случаются.
Она добавила:
- Серёге ничего не говори, а то с ним инфаркт случится.

Мы вышли из ванной. Серёги не было в квартире, вино не допито. Мне оставил. Аня оделась, чмокнула меня в ту самую щёку, по которой ударила, и ушла.
Я позвонил ему на сотовый:
- Ты где?
- Ну как тебе тёлка? – сходу задал он вопрос.
- Хорошенькая.
- Учись, друг, и не будь никогда жадным.
- Спасибо, я знаю, что ты не скряга.
Я больше ничего не сказал. Иначе, думаю, он решил бы, что я нагло издеваюсь над ним. Я же ей верил. Однако одно не выходило из головы, что за все грехи отцов всегда расплачиваются дети.
Как хорошо, что у меня нет детей, подумал я обречённо.