Marat A-Z : Почему Луна застилает Солнце

Говорят, имбирь, собранный в полнолуние, особенно ароматен и жгуч...
Говорят, в Солнечное затмение, когда силы Светил складываясь, преумножаются, он источает роковые чары, и всяк, познавший в эту пору вкус имбиря, и всяк, вдохнувший тонкий аромат, навек становится печальным…

I

«Почему Луна застилает Солнце в затмение, ведь Солнце яростнее и могучей, - размышляла вслух Сёганэ, пестом растирая черный имбир, - почему же Луна, скромница от Светил, затмевает небесного Бога?..»
Она смотрела прямо пред собой на бесконечную блестящую полоску – небес искристую границу и песка. Ведь горизонт не Небо, и не Суша. Он то, что порождает Ожиданье. Баюкающе-ласковое. Волокнистое. А Ожиданье – пуповина для Мечты. Но та Мечта из пены горизонта не рождалась. Тогда, возможно, Сёганэ своей Мечты не знала. Или боялась.
Так, день за днем, её огромные глаза как сливы спели.
Она. Из старой глины ветхая лачуга. Ожиданье.

II

В тот день, вдруг хлынула волна из серых туч, что закружившись в медленном круговороте, за взор влекли смотрящего на свода дно. И будто от невыносимой боли вскричали птицы в боязни захлебнуться той стихией. Смятенные, они, в надежде робкой держась друг-друга, стаей прятались в кусты. Из луж оставшихся от пересохших речек знак подали гады. А в центре неба, знаком бесконечным, в готовности к соитию предстали те великие Светила, что ранее так занимали Сёганэ.
Она почувствовала теплый воздух, а сердцем – что-то вдруг еще, такое зыбкое, будто немой попал в песни мотив – душою понимаешь, ухом – нет: остался только шаг пути извилистого Ожиданья.

III

Горизонт был пуст и безмятежен. И все же Сёганэ поправила воздушную материю, которой были убраны ее лицо и косы.
Сёганэ вдруг вздрогнула всем телом. И чтоб прогнать внезапное недомоганье, плести руками стала танцевальные узоры. Тени от ее кистей ожили.
Светила соприкоснулись. И все пространство затрепетало, также вскипев бурлящим танцем Тьмы и Света. Сёганэ на миг вдруг показалось, что Ожидание ее великой силой наделило. И что она зачинщица тех танцев. Она нечаянно чихнула в ступку, и облачко из порошка имбиря откликнулось в столп пыли поднимающейся в Дали.

IV

Столп свился в вихрь. Вихрь превратился в всадника, чей конь, летящий птицей, неведомое нес Сёганэ.
Коня Он спешил, стременем угомонив животную бушующую ярость. И взглядом серых глаз за плечи дерзко тронул Сёганэ.
Молчанье – та же нить, протянутая через ров сомнений. Кистью конца манящая в сад златогласых гурий. А зыбкостью, молящая не оборваться.
Прекрасный лик, задумчивости дымкой покрытый, лунно-серебристой - нездешний Варвар с огненно-охряной бородой и волосом, терзаемым строптивыми ветрами.
Ей показалось, что она его узнала. Она узнала, что всегда его ждала.

V

Тут всадник обернулся, пытаясь осознать, что был за Путь. Или, что он вовсе не окончен.
В тот миг его тропа была длинней полета стрел на сорок пять шагов. Или на несколько ударов конской плети.
Она расправила свой стан, пест уронив. За сердца дробью делая ненужными слова. Слова, в коих нет смысла за чувством кожи, волоса, дыханья.
След всадника – есть вихрь, отряда – уж буран. Крылами ворона погоня развевалась, пески качая. Плюясь стрелами и стеная языками плеток.
Три плети – лишь мгновенье. Мгновенье, - что надежное преддверие есть в Вечность.
И Сёганэ, не думая, за всадником в седло вскочила. Лишь краем глаза замечая, что в небесах Светила воссоединились.

VI

Конь дал галоп. В стремительности рьяной, судьбами срастившись с седоками. Хвостом и щетками отмахивая Время, а гривой зарождая Ветер. Ретивый Ветер, чей смысл, единственно, в порыве. Тот ветер, что попавшись в парус, как серебристая рыбешка, усыпает.
И Сёганэ покойно стало на душе. Как семенам, познавшим в почве, что больше не плоды, но для плодов других, предтече. Она, обвив руками шею незнакомца, глаза закрыла, тихо улыбаясь. Сначала сердцем слушая удары его сердца. Затем поняв, что сердце их одно. Как и одно дыханье.
Волною шелестел ковыль. На небе же висело единое Светило.

VII

Хоть их скакун, рвал жилы, пеною рыча, преследователи приближались. Как тучи, что нагоняют свет созвездий. Созвездий, которые сильней во времени, но медленнее падающего метеорита. Что яростью бессильной перед смертью освещает пропасть.
Глазами волчьими сверкали ятаганы. И погребальной песней выли тетивы.
И вот, как в щит живой, десятки стрел вонзились в Сёганэ.
Она не вскрикнула, лишь опустила руки. Всадник оглянулся. Они обвились ласково-прощальным взором. Затем он взглядом опустил ее на землю. Запутав в бороде златой горчину скорби.
Конь же, почуяв облегчившуюся ношу, скоро растаял в недрах горизонта.
Затмение окончилось. Светила разделились. Солнце шло к зениту. Усталая Луна истлела в жаркой силе дня.

P.S.

Сёганэ.
Она безвестно не пропала: недаром говорят, что запах имбиря в затмение - Печаль. Печаль, что наделяет вкусившего способностью к Движенью. Движению, - одно которое является лишь Целью.

И ныне, когда в степи смежишь ты ресницы, услышишь, ветер плачет: «Сёганэ»…