Иван Владимирович : Эколог

Ещё в 14 лет мне в руки попала книга о первых испытаниях ядерного оружия в горных аулах средней Азии. Перед первым взрывом всех жителей вывезли на «безопасное» расстояние. А всё остальное: дома, крупный рогатый скот, инфраструктура, включая поверхностные питьевые источники водоснабжения, остались в месте эпицентра.
После первой взрывной волны заплакали дети и женщины. Потом к ним присоединились и мужики.
Когда спустя сутки весь аул привезли на место их постоянного проживания, то никто из учёных, военных, местного самоуправления (по незнанию или по преступной безалаберности) не предупредил о возможных последствиях.
Но более всего мне запомнилась сцена с переходом проезжей части седой кошкой. Кошка день назад была трёхцветной, молодой, жизнерадостной. А теперь из её глаз текли слёзы. Слёзы страха, отчаяния и безысходности.
Человек! Даже твой младший брат – животное, было в силах осознать какую страшную учесть ты уготовил земле и всему сущему. Человек, с какой буквы тебя писать после этого.
В тот год на школьном сочинении в стихотворной форме я написал:

«Заводы средь полей дымят,
Спускают химикаты в реки,
А в роддомах калек родят –
С ума сошли вы – человеки?»

А на выпускном сочинении выбрал одну из пяти тем – «Человек и Закон». В преамбуле написал, что самый главный для меня закон – это закон Природы. И далее всё про природу, экологию и т.д. до конца не разбирая суть терминов, но остро чувствуя всю важность зарождавшейся во мне новой правды.

---------------------------------------------------------------------
Как и у многих, студенческие годы были заняты более важными делами, чем размышлениями над судьбами человечества. А если и размышлял, то те трепетные и не очень чувства к противоположному полу, да ещё на влажной, удобренной солодом почве, поглощали моё счастливое бытиё, трансформируя его в наиболее приятные животные инстинкты.
---------------------------------------------------------------------
Утро. Лето. Я в белом. В нагрудном кармане краснеет новое удостоверение инспектора по охране природы. Мой город. «Это мой город, - кричу сам себе. - Я спасу тебя от многолетних терзаний заводских газов, я накажу справедливым мечом Кодекса об Административных Правонарушениях всех виновных к твоей боли!!!»
- Здорово, пацан, дай блатную сигаретку, - кто-то только что опалил мне крылья.
Но я продолжаю лететь и… вижу.
Вот оно преступление. На моих глазах два преступника в оранжевых бронежилетах с аббревиатурой «УБГ» и «ЖКО» поджигают огромную, почти смертельную, дозу бензапирена, окисей углерода, азота, взвешенных веществ, углеводородов и прочих ядов (в простонародье именуется куча мусора).
- Убийцы, совсем уже спятили! – перехожу на хрип, - здесь же дети гуляют.
- Хотим напомнить, - ответил боец «УБГ». - Что техники вывозить не хватает, ближайшая говновозка подойдёт не намного раньше, чем тут две Херасимы проветрятся. Грабли подержи.
- Сссуки. Кто Ваш директор? Где Ваши документы? Вы находитесь в 10 шагах от Здания Администрации. Да вы, хоть знаете, кто с вами разговаривает?
- Да не горячись ты, парень. Всё сгорит – земля будет. А яду своего мы по двадцать лет и нанюхались и напились. Я на Химкомбинате, а Васёк, так тот в «Авроре», к-ха, гудки давал. – Не столько пожаловался, не столько успокоил, а пролил на ещё свежую дерзкую душу эколога ковш тоски с самой глубокой заводской цистерны.
Позднее узнал, что «Авророй» называется мастерская регенерации отработанной серной кислоты. Специфическое название она получила за большое количество труб, видных и газивших за десятки километров от города с населением немногим более 70 тысяч.

В свой кабинет я вошел, как к себе домой. Это и был мой дом, в котором прожил более трёх лет со всеми радостями, горестями и по мере возможности сохранил ровные отношения с остальными «домочадцами».
Да, это был первый мой кабинет – главный пульт управления экологической безопасностью. Карты, времён начала строительства первых заводов, со всеми подземными коммуникациями, скрывали ремонт начала моего зачатия. И это только от половины высоты стен. Первая же половина была покрыта полированными прямоугольниками со странными симметричными отверстиями по углам. В дальнейшем водитель Митрич пояснил, что во время развала оборонных заводов по бартеру удалось вывезти спинки кроваток. Причём тут бартер и зачем на оборонке производили спинки кроваток – для меня долгое время оставалось загадкой.
Первым моим посетителем стал, собственно, водитель Митрич (в дальнейшем наделённый неограниченными полномочиями ввиду расширения городского инспекторского автопарка с шестёрки девяти лет отроду в дополнение четвёркой, малиновой).
Я долгое время записывал за ним перлы народного творчества, в основном нецензурного содержания. Вот самые целомудренные: «баба пьяный – пизда чужой» или «всяку дрянь нахуй пяль – бог увидит, хорошую пошлёт».
- Шеф, ежемесячно центр выделяет 48 литров 76-го, - начал он свой заранее подготовленный доклад. Наверное, ночью за импровизированной кафедрой из гладильной доски бедолага мучил жену своими бухгалтерскими выкладками, – из них 25 литров уходит на две поездки в центр за зарплатой, 20 литров на отбор проб воздуха и сточных вод на источниках выброса и, соответственно, сброса. Итого в остатке – 4 литра, едва хватающих на аварийные ситуации. А аварийные ситуации порой происходят по несколько раз на дню. Особенно в ППР (планово предупредительный ремонт) и с многократным повышением опасности в период НМУ (неблагоприятные метеорологические условия).
Я ждал другого. Я был наслышан о мелком жульничестве водителей казённых машин. Но 48 литров в месяц! В городе со статусом чрезвычайной экологической ситуации! Как? Родина, ответь мне? Да, здесь не Сталинград, но …
Спустя два месяца, на пожелтевшей бумаге, выпрошенной в размере двух рулонов у директора местной типографии взамен на негласный пакт о ненападении в течении года, на печатной машинке я написал всё в адрес Председателя Госкомэкологии РФ.
В обход своего командира в центре.
Всё о том чего не хватало для нормальной оценки качества окружающей среды моему маленькому, многострадальному городу – реактивов, химической посуды, дополнительной единицы автотранспорта и пр., вплоть до ремонта санитарного узла в лаборатории. Там работали женщины.
Написал. Подписал. И отвёз на Большую Грузинскую в почту Самому Главному Экологу.
И… помогло.
Сверху спустили нагоняй, снизу списали на молодость, простили за поиск правды в столице. Но реактивы дали. И сортир отремонтировали, правда спустя два года.
---------------------------------------------------------------------
Списали на молодость, блять. Всем бы им там помолодеть совестью.
Не случайно у нас министерство, ответственное за сохранение всего живого и среды обитания, располагается напротив зоопарка. Когда на очередной коллегии в «зелёном» зале храп участников под монолог одного актёра мешал размышлять о вечном, я старался уйти прогуляться в зоопарк. Красивое место.
Скоро на клетках зверей будут надписи – «Проживает только вблизи МПР РФ под особой охраной департамента по …» «популяция в границах зоопарка достигла критической – разрешение на отстрел спрашивать у Министра».
Проработав около 8 лет в отрасли, пройдя все возможные ступени в рамках одного региона, впитав в силу молодости и повышенной эмоциональной и физической активности все веяния, проанализировав и головой и душой итоги и перспективы «благих» деяний, так называемых экологов у власти, я имею полное право
как гражданин Российской Федерации
как эколог
как сын
как отец
как друг
как человек
сказать
ХВАТИТ ЭКСПЕРИМЕНТОВ. ЛУЧШЕ НЕ БУДЕТ. ПРОСТО НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЙТЕ, ЕСЛИ НЕ МОЖЕТЕ НЕ МЕШАТЬ.
И У ВАС ЕЩЕ ЕСТЬ ВРЕМЯ.