Пиздоглазый спермоглот, сын пиздоглазой шалавы : РУЦ

Counter Strike - виртуальное оправдание греха,
борьба за себя выливается в кровопролитие и
желание уничтожить противника любым способом.
Dimmm

- Вы спрашиваете кто такой Шейба? Что ж, я отвечу, - рыжеволосый паренек насмешливо улыбнулся в телекамеру, продолжая сидеть на пластмассовом стуле. – Шейба – это вы, вернее, продукт созданный вашими руками. Но боюсь, вам будет не легко понять его жизнь.
С этими словами парнишка многозначительно ухмыльнулся, и принялся играть зубочисткой во рту. Паренек бросил взгляд на вазу с цветами, и на несколько секунд воцарилось молчание, вдруг он вновь посмотрел в объектив камеры и злобно спросил:
- Что? Какого хрена вам это надо?
Стоп. Стоп кадр. Следующий эпизод.
Напротив камеры за зеленым столиком в столовой сидит пожилая женщина, угрюмо смотрит на репортера. Несколько фотографов перебегают из стороны в сторону и фотографируют ее с разных углов. Она молчит, фотокамеры вспыхивают одна за другой.
- Госпожа Ахметшина, я прекрасно понимаю вашу боль, но прошу рассказать мне немного о Шейбе, - умоляюще попросил ее репортер, соединив обе ладони и прижав их к губам. – Каким он был, как учился, чем занимался в свободное время?
Женщина сморщила лоб, задумчиво посмотрела на репортера и тихо начала рассказывать:
- Он был замечательным учеником…
Третий кадр. Сидит пара: ссутулившиеся супруг и супруга. Женщине лет сорок, но она все еще красива. На голове платок, глаза сверкают от слез. Ее губы дрожат и она чуть слышно начинает говорить, как ей не хватает ее мальчика. Камера отдаляется, супруги сидят вдалеке, ваза стала совсем крошечной.
ОН БЫЛ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ УЧЕНИКОМ. Да, вся трагедия началась с самого моего рождения. Я родился раньше времени, ну, примерно на месяц. Недоношенный, так меня назвали в больнице. Наверное, это и есть клеймо. На всю жизнь, словно красная печать на лбу «НЕДОНОСОК».
Обидно, но я с раннего детства являлся объектом насмешек со стороны соседской детворы и однокашников. Когда мы жили в малоприметном поселке, что расположен далеко от крупного города, мне хорошенько доставалось от хулиганов и задир. Меня постоянно дразнили, обзывали девчонкой (у меня тогда была пышная шевелюра), валяли в грязи, кормили оплеухами. После побоев я зачастую сразу же начинал реветь и бежать к маме, чтобы пожаловаться на хохотавших обидчиков. Мать, да и вообще родители в целом, постоянно за меня заступалась, ругалась с соседками, защищала меня, маленького безобидного птенчика. Я прижимался к ее груди, и только тогда переставал хныкать, у меня до сих пор в памяти ее тепло и ее запах.
Не знаю, что во мне было такое необычное, но мальчишки и девчонки никогда и ни за что не хотели со мной водиться. Вроде бы я не был грязнулей, и у меня даже изо рта приятно пахло. Однако сверстники меня не то чтобы ненавидели, они меня просто презирали. Да, я был уродцем. Мои гигантские слоновьи уши (кто-то однажды меня назвал Дамбо), толстые губы (лягушонок, губошлеп, пельмешка), нос с горбинкой (Ваничка, Котэ, горец, хач и т.д.) – все это и вызывало у посторонних детей злорадный смех явного превосходства. Помню, как один мерзавец в песочнице попросил меня поднять кверху руки, что я по своей наивности и сделал. Он схватил меня за штаны и спустил их вниз, рядом сидела девочка Эльза, которая сразу же после увиденного звонко защебетала, показывая на меня пальцем. Мне было стыдно, тот момент я помню очень хорошо, омерзительный эпизод из моей жизни.
Еще у меня был брат. Был, потому что его убили аккурат к моему дню рождения. Он со своими дружками отправился на дискотеку, где и напоролся на большую неприятность. Он зацепился из-за девушки, в итоге брат был доставлен в реанимацию на такси. Нож торчал прямо из живота, судя по словам матери, кишки свисали до пола. К утру его не стало, его многие оплакивали, и родственники и близкие. Еще тогда я подумал, что было бы интересно понаблюдать за тем, как хоронят именно меня, за похоронной процессией, что идет к вырытой могиле и несет гроб с моим усопшим телом. Венки, мамины слезы, сдавленный голос отца.
В детском саду меня просто терроризировали. Был там один гад по имени Саят, у него было всего три зуба, да и те черные как смоль. Ходили слухи, будто все остальные зубы ему повыбивали во время уличных потасовок, и, конечно же, он гордился своей репутацией задиры. Ему ничего не стоило схватить меня за волосы и изо всех сил бросить в грязную лужу, или же написать на мои туфли, при этом нервно хихикая. Еще он кидался глиной, пинал по заду, заставлял просить прощения и носить его вонючую тушу (он был не из разряда пушинок) на собственной спине. Кроме того, ему доставляло неизмеримое удовольствие бить девчат, он лупил их всем, что попадалось под руки, а в руках чаще всего оказывались такие предметы, как подушки, мячики и кубики.
Что касается меня, то я постоянно получал от него по шее, наверное, он тоже сыграл определенную роль в формировании моей психологии. От него невозможно было спастись, он буквально гонялся за мной по пятам, преследовал чуть ли не до последних минут каждого учебного дня в детсаде. Так, например, во время дневного сна он имел привычку кидаться в меня огрызками от яблок. Был такой случай, когда он запустил в мою голову громадный огрызок. Я потом долго причитал под неустанный аккомпанемент увещеваний собравшихся встревоженных воспитательниц. Еще у него была такая мерзкая привычка, как плеваться в мою тарелку. Зачастую я просто оставался без обеда, молчал, и отвернувшись, тихо вытирал слезы, скользившие по лицу. Я его жутко боялся, он был способен наносить тяжелые удары кулаками и ногами, я знал не понаслышке о его недюжинной силе. Однако как-то раз он вывел меня буквально из себя тем, что во время тихого часа засунул мне в рот какую-то зловонную тряпку. Я с отвращением ее выплюнул, от нее меня чуть не стошнило. На лице поочередно высветились обида, досада, возмущение, ненависть. Я сжал кулачки, и, не сдержавшись, наорал на него. Он засмеялся, харкнул мне в лицо. Этого хватило для того, чтобы я подбежал к нему и стукнул его со всей силы в грудь.
Подобное стремительное действие его несколько обескуражило, но, вмиг отойдя от замешательства, он тут же принялся меня душить. Прекрасно помню, что из-за этого негодяя я чуть было не задохнулся, благо он вовремя пришел в себя, а посему ослабил хватку. Мне еще тогда повезло.
Бывало и такое, что уже в школьные годы зимой одноклассники валяли меня в снегу, я пытался от них убежать, но они гонялись за мной гурьбой, фактически не давая ни единого шанса на удачный побег. Я прятался от гонителей в подъездах, в подворотнях, в салонах обшарпанных парикмахерских, однако мне редко когда удавалось укрыться от этих мерзавцев. Они вылавливали меня в парке, закидывали снежками, совали сухой снег за шиворот. И даже мои хныканья и причитания не помогали мне, это были маленькие дьяволята, им доставляло удовольствие само издевательство надо мной, в их сознании беззаботно плескался стадный инстинкт. Врывается в память, как приходил домой уставший и мокрый со слезами на глазах, а потом простуда, сопли, кашель, вследствие чего нарекания со стороны отца.
Да, мой отец был самой последней сволочью, какую я когда-либо видывал. Он не только не приносил домой ни копейки, так кроме этого, он вечно приползал к порогу в сиську пьяный. Как сейчас помню: ухмыляется, глаза кошачьи, слюни изо рта, тупое самодовольство, свинское поведение. Он мог с легкостью прийти домой в нетрезвом виде и отдубасить мою маму, выматерив ее самыми гнусными выражениями. Перебить посуду вдребезги, разбить дверцу шкафа, попинать дворового пса, довести до слез всех без исключения. Как говорят мои братья по нации – это был неправильный еврей. Настоящий еврей не пьет, проходит обряд посвящения «ги юр», помогает своим родственникам, знакомым евреям, чтит честь семьи. Мой отец ничего этого не делал, следовательно, он являлся редким досадным исключением в нашей великой нации.
А однажды со мной произошло еще одно несчастье, которое я запомнил на всю жизнь. Меня сбил автомобиль, это случилось из-за того, что шел и читал, не отрывая глаз от книги. Когда раздался протяжный сигнал машины, было уже слишком поздно, я только и успел, что широко разинуть рот и выпучить глаза. Все, что было после этого, я помню, словно в туманном сне. Оказывается, машина стукнула меня бампером прямо в бок, от мощной силы удара меня отбросило прямо на тротуар, где я и оставался валяться до прибытия кареты скорой помощи. Врачи меня еле спасли, мне сделали операцию в реанимационном отделении, вправили переломанные конечности, наложили швы на раны. Таким образом, мне не дали умереть, а надо было. Я должен был сдохнуть на операционном столе, потому что дальнейшая моя жизнь будет олицетворять сплошные тоску и боль, мытарства и комплекс неполноценности. Я должен был уйти из жизни еще тогда, когда мне было 11 лет. Но люди в белоснежных халатах продлили мой биологический цикл, удлинили мое мучение. В какой-то мере они виновны в том, что случилось 10 мая сего года. И в газетах об этом напишут. Обязательно выйдут статьи на первых полосах обо всем этом, о дурном воспитании, о плохих примерах, о больной психике, да и чем черт не шутит! о вреде компьютерных игр.
Вскоре после инцидента с наездом машины меня перевезли в другой город. После смерти моей матери дядюшка Шлема позаботился обо мне, нанял высокооплачиваемых семейных докторов, которые начали постоянно следить за моим, скажем без лукавства, хрупким здоровьем. Мне прописали грязевые ванны, всякие там водные процедуры в пансионе, лечебные травы, настойки каких-то ягод, в общем, все самое лучшее и дорогое. Что касается моего великодушного дяди, то он считал своим долгом взять ответственность за мое воспитание в его апартаментах. Он нанял мне образованнейших репетиторов, которые каждый день преподавали мне грамоту. Это время было почти прекрасным для меня, но я чувствовал тоскливую боль без матери. Я скучал по ней, на душе было нелегко, но я терпел и ждал нужного момента.
У дяди Шлемы была красивая дочь Эрна, она была старше меня на целых пять лет. У нее был свой круг общения, ребята из состоятельных семей, можно сказать из светского общества. Она любила петь и играть на фортепиано, надо признать, ее вокальные данные были, бесспорно, на высоте. Кроме этого красавица отлично танцевала, иногда я садился на стул с кожаной обивкой и зачарованно глядел, как она выводила па, вращаясь по кругу, будто пернатая фея, сошедшая с небесных дворцов. Это случалось вечерами, закат пламенел через призму оконной реальности, она танцевала, а я (безбожный грешник) сидел, откинувшись на спинку стула, и глядел на нее, не отрывая взгляда. Я чувствовал влечение к ней, но не плотское, а именно духовное. Что-то особенно выразительное пряталось в ней в обычное время, но в моменты танцев, поднимавшееся из глубин необъятного внутреннего царства. Я чувствовал это, но не знаю как. Я ждал вечера каждый день, и каждое утро с наслаждением вспоминал пройденное представление, в котором она извивалась и бежала по кругу, словно магический призрак танцовщицы.
В их семье был еще мальчик примерно моего возраста, но сущая скотина. Александр беспрестанно приставал ко мне, тщетно пытаясь вывести меня из себя. Я же не терял самообладания, и не поддавался на его грязные провокации. Где бы ни встречались, он везде старался мне досадить, прямо из кожи вон лез, чтобы меня обидеть или унизить. Именно он испортил мое представление об этих днях, как чудесных и прекрасных, небывалых в моей серой жизни доселе.
Тетя Ребекка (их мать) как-то подарила мне красивые кофты и брюки из редкого нежного материала в связи с тем, что Александру надоело их носить. Я их решил одеть, мне они безумно понравились. Долго кривлялся у зеркала, примерял их, вставал в разные позы, менял выражения лица. Помню, как одел только что подаренные брюки, вышел в гостиную показать всем какой я нарядный. Всем мой вид пришелся по душе, но когда к столу спустился Александр, то он даже глазом не моргнул, и как бы невзначай бросил, презрительно кивнув в мою сторону:
- Странно, какое интересное совпадение. У меня были точно такие же брюки.
Меня тут же бросило в жар. Я чувствовал себя, словно в вонючей калоше. Не знал куда спрятаться, где укрыться от посторонних глаз, мне казалось, будто все надо мной подтрунивают, усмехаются. Ребекка неодобрительно зацокала на своего сынишку, но я уже не мог удержаться, мне захотелось заплакать, и я пустился наутек в свою спальню. Бросившись на подушку, трясся, проклиная всех их, богатых ублюдков, которые как мне казалось, относились ко мне с небрежностью. Мне чудилось, будто все меня там терпели только из-за того, что я приходился им дальним родственником.
Не знаю, когда я пересек точку отсчета, наверное, когда я пошел в новую школу. В старой школе меня не признали, я вынужден был искать другое место. Там я был изгоем, и мне приходилось терпеть на себе унижения со стороны однокашников. А на новую школу тетя Ребекка и мой дядя возлагали большие надежды.
- В этой школе отличные преподаватели, - сказал мне как-то вечером дядя Шлема, когда мы сидели и ужинали в гостиной. – Немного со странностями, но в целом хорошие. Думаю, в новой школе ты найдешь себе друзей, и тебе там понравится.
Я ничего не сказал, просто с согласием кивнул ему. Потому что я не знал, будут ли у меня там друзья, и понравиться ли мне тамошняя атмосфера. Помню, я долго не мог заснуть, так как утром я должен был оказаться в новой школе. Я представлял, как в первый же день со мной подружатся веселые ребята, и как мы вместе после уроков будем ходить в кинотеатр. Будем покупать дорогое мороженое и есть его вместе.
Первый день. Я бы назвал его пустыней перед бурей. Тетя Ребекка привела в приемную, где сидела молоденькая секретарша с длинными волосами. Та быстро нашла в шкафу мои документы, сделал в нескольких графах какие-то записи и затем кивнув в мою сторону, сказала:
- Он может идти в класс. Альбина Робертовна познакомит его с учащимися.
- Кто такая Альбина Робертовна? – спросил я непонимающе.
- Я здесь! - раздался звонкий голос за моей спиной. Я резко обернулся и увидел молодую (этак лет двадцати пяти) девушку, которая помахав мне ручкой, с интересом спросила меня. – Как настроение, дружок?
- Курс Доу Джонса упал на два пункта, - сказал я с озабоченным видом. – В общем, так себе.
-Ха-ха-ха! – засмеялась она, и схватив меня за руку, быстро потащила по лестнице на первый этаж, при этом так же быстро говорила. – Сейчас мы пойдем в твой новый класс. Я познакомлю тебя с ребятами! Замечательные мальчики и девочки! Ты славный малый, думаю, быстро найдешь с ними общий язык.
Мы вошли внутрь. Перед тем как войти, я слышал шум в классе, но как только мы там оказались, школьники сразу же затихли и попрыгали на свои места. Я чувствовал себя неловко, глядя на их лица, нарочито серьезные. Они вот-вот могли прыснуть от смеха, губы нервно дрожали. Все их внимание было нацелено на нас, а главное, на меня. От этого пристального взгляда всего класса я готов был провалиться сквозь землю. Чувствовал, что меня начинает трясти.
- Знакомьтесь, ребята! У нас новый ученик, Шейба Руц! Прошу любить и жаловать, - зазвенел у меня под ухом голос Альбины Робертовны.
Класс не выдержал и взорвался от смеха. Все хохотали, эти покрасневшие от безудержного хохота лица буквально сверлили меня насквозь. Я стушевался. Не знал, что мне делать. Может, выбежать из класса? Но что они потом скажут? Трус, ничтожество, неудачник. У меня на лице возникла нервная улыбка, потому что я не представлял себе, что теперь мне надо делать. Это была моя защитная реакция.
- А почему Шейба, а не Мойша? – громко воскликнул бритоголовый здоровяк, который сидел на самой задней парте.
После его шутки, все почему-то еще больше стали смеяться. Алина Робертовна недовольно покачала головой и с укоризной сказала:
- Ну, что вы смеетесь? К вам пришел новичок, а вы сразу смеяться! Хватит! Тишину поймали!
Ее лицо стало очень серьезным, и класс снова замолчал. Но это было наигранное молчание. Потому что я чувствовал, что я был смешон, отчего мне становилось не по себе еще больше. После недолгого тягостного молчания она повернулась ко мне, и, показывая на свободный стул, сказала:
- Садись, вот твое место. Очень близко к доске, так что тебе все хорошо будет видно.
- Ну, уж чего еще захотели! – возмутилась девочка с коротко постриженными красными волосами, сидевшая по соседству с этим свободным стулом. – Этот «красавчик» сюда не сядет! Только через мой труп! Я его вообще в первый раз вижу! Ищите ему другое место.
- Что ж, я знала, что ты очень мила Зейнеп, - с трудом выдавила улыбку на своем лице Алина Робертовна. – Раз так, то нет проблем. Шейбе найдем другое место, менее ядовитое.
Весь класс снова взорвался хохотом, откуда-то по воздуху полетели бумажные самолетики. Я видел, как эти ребята буквально из кожи вон лезли, чтобы посмеяться вволю. И для того, чтобы их развеселить, не обязательно быть комиком и юмористом, для этого нужно лишь самое малое – просто что-нибудь сказать.
- Хватит! Тишина! – голос учительницы пробежал по всему классу. Все сразу же замолкли, исподлобья поглядывая на нее.
В тот день я возвращался домой в долгих и мучительных раздумьях. У выхода из школы, когда я проходил сквозь парадную дверь, стояла группа девчонок. Увидев меня, они принялись о чем-то оживленно шушукаться, а потом громко захихикали. Опустив голову, шел все дальше и дальше, пытаясь поскорее исчезнуть с поля их зрения. Я не знаю, что это было на самом деле. Полагаю, предчувствие беды.
Утром я уже стремглав мчался в школу. Место выделили мне за предпоследней партой в третьем ряду. Я тихо сел, и положив руки на парту, стал всех оглядывать. В классе царила полная вакханалия – ученики бегали по всему помещению и громко кричали, два пацана яростно дрались друг с другом, словно мушкетеры, а шпагами им служили обычные линейки. Только вот у одного из них она была не металлической, а деревянной. Так что через пару минут от нее ничего не осталось, и наблюдавшие за этим поединком ребята, схватившись за животы, начали безостановочно ржать, словно лошади. Я выдавил усмешку на лице, глядя, как они веселятся.
- Так-так-так,– я резко обернулся, ко мне подошел толстый пацан с взъерошенными волосами, торчавшими в разные стороны. За его спиной стояли еще два пацана, худые и долговязые. – Что у нас тут? Новенький мальчонка наблюдает за тем, как дерутся мужчины. Шельма или как тебя там, ты сам откуда припукал?
- Меня зовут не Шельма, - попытался я ему возразить. – а Шейба.
- Да какая на хрен разница?
- Очень большая. Прошу не называть меня больше так.
Он прищурил глазки, и пристально на меня взглянул. Его щеки были настолько толстыми, что создавалось такое впечатление, будто у него во рту было несколько кусков сэндвича. На этих щеках отчетливо были видны ямочки в виде маленьких кратеров, когда он ехидно улыбался. Не промолвив больше ни слова, он вышел в коридор, следом за ним пошли его два долговязых товарища. Я мысленно вздохнул с облегчением.
На следующий день после переменки, как только учитель биологии зашел в класс, я как и все другие ученики быстро сел на свое место. Шума не было, но повсюду был слышен громкий шепот, листание страниц, скрип стульев. Несколько секунд я молча наблюдал за тем, как пожилой учитель копается у себя в большом дипломате, перебирая какие-то вещи. Вдруг почувствовал, что внизу под моей задницей все мокро. Я подложил руку под зад, где почувствовал липкую вязкую жидкость. Мгновенно соскочил с места, и принялся смотреть, что же это было подо мной. Я вытаращил глаза на свою задницу и не мог поверить им – вся задняя штанина была вымазана белым веществом. Только сейчас я понял, почему в классе так воняло краской.
- Что случилось? Почему стоите? – недоуменно спросил у меня биолог, протирая свои очки.
- Я…, я… - мой голос запнулся, мне нечего было сказать. Губы задрожали от растерянности.
- Он обосрался чем-то белым! – раздался восторженный мужской голос с противоположного ряда. Все дружно прыснули от смеха. Это переполнило чашу моего терпения, и я выскочил из класса, при этом несколько капель краски оказались на полу. Я выбежал в коридор, перед моими глазами пространство было туманным, потому что все застелило пеленой слез. Учитель громко принялся возмущаться, поспешно вышел следом за мной.
- Не обижайся на них, - принялся он меня увещевать. – Это же еще маленькие дети! Они не понимают, что творят. Послушай, будь выше их, я этот вопрос подниму, не без этого, конечно. Но ты сам должен понимать, что за свой авторитет надо бороться. Слезами здесь не поможешь.
- Оставьте меня, - заикаясь и всхлипывая, еле выдавил из себя. После чего поплелся с вымазанными краской штанами в мужской туалет. Там в отражении зеркала я видел свое заплаканное лицо. Я не знал, почему я плакал. Возможно, некоторые подумают, что я чрезмерно чувствителен, эмоционально раним. Думаю, они не ошибутся. Да, это так. Я сверхчувствительный человек.
Учитель биологии, пытаясь отстоять меня, затеял скандал в классе. Вызвали завуча по воспитательной части. Она принялась отчитывать всех учеников. Хотели позвать меня, но я от испуга наотрез отказался показываться на глазах учащихся. Завуч начала искать того, кто вымазал краской мой стул. Однако поиски не принесли положительного результата. Весь класс организованно молчал, не выдавая этого человека. И тогда все понесли массовое наказание – остались в принудительном порядке до шести вечера в школе.
- Но мне надо на бальные танцы! – причитала девочка по имени Фаина в попытках доказать, что не знает, кто это натворил. Однако все ее просьбы были отвергнуты, и завуч даже грозно прикрикнула на нее. Вечером приехали родители некоторых учеников, настолько сильно все переживали за своих детей. Кто знает, может, это тоже потом повлияло на дальнейшие события, которые позже развернулись в школе.
На другой день я был сам не свой от расстройства. Я еще не успел войти в класс, как уже во дворе школы заметил злые взгляды одноклассников, испепеляющие меня. А в коридоре на меня наехала одна из девчонок:
- Слюнтяй! Ябеда! Из-за тебя нам пришлось вчера здесь торчать весь вечер! Урод!
Я ничего не ответил, молча вошел в класс. Краем глаза я заметил насмешливые взгляды некоторых ребят. Кто-то громко хмыкнул. На этот раз, перед тем как сесть на стул, внимательно изучил его поверхность.
- Неужели чисто?! – раздался чей-то писклявый голос, кто-то захихикал.
Я посмотрел на доску и увидел то, отчего меня буквально передернуло. На доске жирными буквами было написано следующее: «Шейба ЛОХ!». Несмотря на замешательство, попытался сделать вид, будто ничего не заметил. Однако все заметили, что я увидел надпись. И конечно, это была моя трагедия.
Я пытался уйти от этих гонений. В какой-то мере я привык ко всему этому. Ведь и раньше меня делали изгоем общества, и я уходил в изоляцию. Но если тогда я читал книги, то теперь играл в компьютерные игры, в стрелялки. Здесь я был коронованным героем. Я мочил всем видимых и невидимых противников. В компьютерном клубе мне было гораздо легче жить, нежели в реальном.
Порой я засыпал дома, и видел, как злобный старик учил меня жизни. Он сидел напротив меня и много чего говорил. Иногда не в тему, но это меня и цепляло.
- Я знаю, Шейба, ты ещё юнец, и в тебе бьётся ключом горячая кровь молодого самца. Ты пылаешь желанием трахать красивых самок, при условии, что ты не импотент, обречённый сексуальным бессилием. Ты часто создаёшь эротическое зрелище в своём воображении, где нагло совокупляешься с прекрасными представительницами слабого пола. Но это всего лишь игры твоего воображения. Что касается самок, то они тоже хотят трахаться, но только не с тобой (мне жаль тебя, жертва исторических обстоятельств), так как денег у тебя мало, а бывает и вовсе нет. Бабы любят деньги, они обожают деньги и млеют при виде денег, - с этими словами старик так жутко осклабился, что я невольно увидел, насколько были черными его зубы. - Раньше они мечтали о белом принце на золотом коне, сегодня они мечтают о таком же белом принце (чаще всего о сыне какого-нибудь чиновника или олигарха), но уже на крутой тачке и при кругленькой сумме. Человеческий слух невольно напрягается при нежном шелесте и хрусте денежных банкнот. Любишь деньги? Да-а-а, ты их любишь. Я уж точно знаю, что они тебе даже ночью снятся. Я больше чем уверен, что ты горишь желанием разбогатеть. Но придётся тебя огорчить. Вряд ли тебе удастся стать богатым, ведь таких чудиков, как ты, – великое множество. Ты – частица армии бедняков с гангренообразным и вшивым будущим. К тому же эта армия очень велика, армия босяцкой молодёжи. Конкуренция сверхвысока! Лишь единицы имеют шанс прорваться на Олимп, но вряд ли ты относишься к этим единицам, скорее всего, проживёшь скучную бесцветную жизнь. Мне тебя искренне жаль, ты неудачен в самом зародыше.
«Деньги?! Ты хочешь получить много бабок и сразу?! Ну что ж, дерзай. Сколачивай бригаду, бери стволы, и ступайте потрошить обменные пункты и ювелирные магазины. Ты трусишь?! Не бойся, наберись побольше гнева и мужества. Убивай, грабь, одним словом, веди себя дерзко и нагло, ведь ты теперь бандит, ты теперь солдат удачи. Позже тебя начнут искать менты, правда, немного побаиваясь, но всё-таки. Зато у тебя появятся собственные деньги, ты перестанешь себе в чём-либо отказывать, начнёшь вкусно питаться. Ты станешь крутым и независимым самцом, самцом жестоким и самоуверенным. Если же у тебя нет пушек, то это не беда, идите и мочите ментов, чем попадётся. У них должны быть стволы, отберите стволы у ментов! Легавые (из-за их нищенской зарплаты) сами выходят каждый день на охоту за лакомым куском, но копы даже не подозревают, что где-то там или здесь, несколько обезумевших разбойников, наоборот, сами рыщут с волчьим упорством в поисках «монстров в погонах».
Естественно, «мусоров» следует сразу прикончить, а их табельное оружие приватизировать. Но будь осторожен! Иначе придётся тебе с твоими дружками гнить лет 20-25 на какой-нибудь зоне. А отмотать такой срок – своего рода героизм, выйдешь оттуда сгорбленным и беззубым дедушкой Щукарем. Но беды обойдут вас стороной, лишь не забывайте про осторожность. Я знаю, что ты и твои кореши не трусы. Что ж, тогда отправляйтесь и грабьте. Благословляю вас…
Но, пожалуй, мы немного отвлеклись. Итак, вернёмся к твоим проклятым будням. Ты заурядный студент или обыкновенный школьник. Иная альтернатива: работаешь где-нибудь на рынке, горбатишься на пыльной стройке, на заводе или попросту грузчиком, в общем, полностью поглощён каким-то однообразным и серым делом. Кстати, ты существуешь, т. е. живёшь в скромненькой квартирке или в частном домике, где вечно царит материальный недостаток и тебе ежедневно приходится видеть глупые раздраженные физиономии твоих предков, а также садистские рожи чрезмерно склочных домочадцев. Пардон, забыл внести одно важное дополнение: обычно трахаешь лишь пьяных уличных мегер, а что ещё комичнее, так это то, что осторожно запираешься в своей комнатке (если она вообще у тебя существует) и, стараясь не издавать никаких лишних звуков, по-мышиному, тихо онанируешь, воображая в своём сознании невесть какую порно-картинку. И также по-мышиному, тихо кончаешь, с некоторой опаской поглядывая на запертую дверь и нервно прислушиваясь к странным шагам за дверью. Онани-и-ист!!! Бездарный сеятель собственной спермы! Так называемый друг своих рук. Предостережение: вымой руки перед этим процессом, иначе занесёшь инфекцию, онанёр хренов!».
С этими словами старик начал судорожно трястись, скаля то, что называют зубами. Оказывается, это он так смеялся. Мне стало немного дурно, но его слова входили в меня, проникая сквозь каждую унцию моего тела.
- Что правда, то правда. Ты удовлетворяешь себя по мере своих возможностей. Возможности же твои невелики, ведь денежек у тебя мало, ну очень мало. А в этот момент твои богатые сверстники наслаждаются всей полнотой многообразия их жизни, пёхают симпотных девчат, гоняют на дорогих машинах, живут без серьёзных финансовых проблем. Но почему именно они, а не ты? Почему у них есть всё, а у тебя почти ничего? Потому что они появились на свет в семьях с материальным достатком, им попросту повезло – это не их заслуга, это лишь только удача. Стерва-удача широко улыбнулась им, этим ублюдкам. А ты, скорее всего, создание неудачное. Своим рождением, ты лишь пополнил мрачные ряды будущих рабочих и служащих. Пожалуй, я попытаюсь угадать, чем ты дышишь. Ты обычно передвигаешься пешком, то бишь с помощью своих ног, поэтому зимой мёрзнешь, а осенью попадаешь под холодный дождь, шлёпаешь обувками по слякоти и грязи. Ты нервничаешь и злишься, проклиная всех жителей Земли, понять тебя можно, ведь падает снег или льёт дождь, тебе холодно, а машины у тебя нет.
Танцуешь, лязгая зубами на остановке (уверен, что в холодное время года у тебя насморк, и ты беспрестанно шмыгаешь носом, словно сопливый пятилетний шалопай), в нетерпеливом ожидании металлических ящеров, именуемых автобусами, троллейбусами и трамваями, или же топчешься в переполненном метро. Хотя, может, я ошибаюсь, может, у тебя и есть какая-нибудь подержанная телега, изготовленная n лет тому назад и уже должно быть снятая с производства. Береги свою телегу, она тебя ещё будет кормить. Кстати, вот несколько твоих социальных примет: ты частенько жрёшь страшные пирожки и булочки; куришь недорогие сигареты, а иногда покупаешь более дорогие, но лишь из глупого желания поиграть в роли богача; покупаешь и носишь дешёвую, а потому яркую одежду; с патологическим интересом смотришь всякую чушь по телевизору, которую хитрые телевизионные каналы специально показывают для Международной Лиги Хобитов, полноправным членом которой ты являешься, правда, не совсем осознавая этого горького факта. У тебя не хватает money даже на то, чтобы сводить свою дурнушку в кинотеатр или в дорогой ресторан. Неустанно ломаешь голову над цветочным подарком для неё: «Букет полыни или одну голландскую розу?». Разрываешься в разные стороны, с досады сжимаешь кулаки и думаешь.
О чём?! Конечно же, о деньгах. О больших деньгах, которых, разумеется, у тебя нет, но ты всё ещё по-прежнему надеешься, что появятся. Когда-нибудь, через несколько лет, в скором будущем. Ну и чёрт с тобой, надейся! Надейся и жди! Ха-ха-ха!!! Авось завтра с неба, на тебя свалится большой мешок, набитый долларами. А вдруг случится, что неожиданно выиграешь крупную сумму в лотерейных играх. Или хоть и старая, глухая и клыкастая, но всё-таки миллионерша решится выйти за тебя замуж. Ещё один счастливый ход, тебя примут на очень высокую должность, в итоге ты станешь важным чиновником и господином.
Ты всё тот же страдалец, томящийся в хмельном ожидании подарка судьбы. До сих пор надеешься на случайную удачу, что ждёт тебя в ослепительном райском future. Ну и сиди, надейся. Может, и в самом деле, тебе крупно повезёт. Что касается меня, то я полностью уверен, что этого не… Ладно, не буду тебя расстраивать. Всё в твоём будущем будет «замечательно». А пока… А пока ты стоишь на грязной обочине и с завистью глазеешь на элитные особняки, на проносящиеся мимо тебя красивые роллс-ройсы и кадиллаки, на «золотую» молодежь, лихо проводящую весёлые ночи в модных ночных клубах и казино».
- Слушайте, у меня богатый дядя! – попробовал я ему возразить.
- Что? – удивился он, и театрально подставил свое сморщенное ухо к моим губам. – Кто? Дядя?! Ха-ха-ха! Дядя! Слышите, боги, у этого засранца есть дядя! А у дяди есть дети, не забывай об этом! – сказав это, он нехорошо посмотрел на меня.
- Ты для него всего лишь несчастное обязательство. Иначе он давно отправил бы тебя в детдом. Попытайся поразмыслить над своей сущностью. Взгляни на своё настоящее и представь будущее. Оно плачевное и жалкое. Жизнь даётся всего один раз, а ты же просто её гробишь. Ты бедняк, и твоё счастье надёжно законсервировано. Если ты веришь в бога, то знай – бог тебя никогда не любил, презирал, ненавидел. Так харкни же на него! На этого «всемогущего» говнюка! Напрягись и вдумайся. Почему ты такой нищий? Почему у тебя так мало денег, а кто-то, наоборот, утопает в них. Почему государство тебя бросило на произвол судьбы, отвернулось от тебя? Почему? Почему? Почему? Интересно, каким способом отомстишь этим сукиным детям? Может, с помощью тротила? Дружище, почему ты так ничтожен?
СТОП! Я просыпаюсь. Чертовы компьютерные игры. И сегодня снова школа – очередные круги ада. Я с неохотой иду чистить зубы, делаю это как можно медленнее, потому что боюсь. Вдруг сегодня мне станет еще хуже. Ведь там – чужая территория, вражеская.
Сегодня меня в коридоре толкнул тот самый толстяк, с которым я уже до этого имел неприятный контакт. Толчок был настолько сильным и неожиданным, что я отлетел к стене, ударившись головой. Потирая ушибленную голову, с замиранием в сердце зашел в класс.
В классе большинство учеников сидело на своих местах, лишь несколько ребят стояло у доски. Они все смотрели на меня с нескрываемым злорадством. И пацаны, и девчонки – они все извергали на меня потоки ненависти.
- Шейба лох! Шейба лох! – начали бить ладонями по партам и громко выкрикивать это однообразное оскорбление в мой адрес. Они все были охвачены азартом. Так, наверное, готовят жертву к истязаниям, изначально морально повергая ее. Я стоял и слушал, как обзывали те, в которых я поначалу верил, с которыми связывал свое школьное счастье.
- Хватит! – в отчаянии я закричал. – Уроды! Хватит!!!
Это их еще больше развеселило. Ребята окружили меня и начали бить кулаками по моим плечам. Парень по имени Раббай пользуясь удобным моментом, стукнул меня кулаком в глаз. Я потерялся. Кто-то съездил ногой по позвоночнику. Вот, я уже лежу на полу. Мне скрутили руки, потащили к шкафу. Заперли, перевернули шкаф дверцей к полу. Я не смог вылезти. Я боялся темноты. Принялся тарабанить и звать на помощь.
Мой дядя приехал в тот же день в школу. Начались новые разборки. Я был в шоковом состоянии. Учителя активно принялись искать организаторов этой «издевательской выходки». Так мой дядя назвал то, что они сделали со мной. Мои слезы вошли в мою жизнь как повседневное явление.
Вначале их было четыре. Четверо недочеловек, четыре дикаря, квартет номеров. Но теперь ситуация кардинально изменилась. Их оставалось всего лишь трое, и они даже не знали своих полных имён.
Картина выглядела совершенно удручающей. Четвёртый беглец под номером 0008174 валялся в неудобном положении, бесчувственно прижавшись подбородком и носом к мелким осколкам стекла. Хозяин бездыханного тела № 0008174 ещё не так давно любил полакомиться недоваренной баландой, весело пошутить и даже немного поприставать к дикаркам. Но теперь это был труп, мёртвый № 0008174, успокоившийся номер.
А это был их маленький привал. Они с искажёнными лицами дрожали в душном подвальном коридоре в окружении горячих паровых труб. Добротное подземное отопление, где укрылись бежавшие, являлось частью громадного швейцарского завода братьев Кастанье по изготовлению запасных частей для сельскохозяйственных машин. Высокая температура ежесекундно давала о себе знать, лица были столь сильно покрасневшими, что солёный пот обильно стекал по переносице, приостанавливаясь на самом кончике носа и по инерции капая на губы. Пространство коридорного прохода наполнялось их учащенным дыханием, они буквально тряслись от страха оказаться застигнутыми обозлённой погоней. Их нелепо вытаращенные глаза объясняли многое, ведь у них только что получилось бежать из ада. Молодые и непокорные, они ещё никогда не чувствовали себя по настоящему свободными.
Широкая трёхметровая печь надсадно гудела под текст их тревожных сердцебиений. Они с открытым любопытством всматривались друг в друга и всей группой безмолвствовали, так как не находили нужных слов, которые смогли бы помочь их бедственному положению. Труп № 0008174 таинственно впился израненными губами в разбросанные опилки и стёклышки. Неподвижный мертвец в какой-то степени считался счастливчиком, ведь ему теперь ничего не грозило, и он вообще ничего теперь не мог бояться. Страшиться. Пугаться. Кровь уже совсем перестала сочиться из взмокшей спины, она запеклась на его грязном теле, как яичная запеканка, которую здешние механики заправляют голландским сыром. Молчание угнетает. Молчание настораживает.
№ 0000555 был одет в сиреневую робу со светло-тёмными полосками, параллельными друг другу, на голове ютилась серая шапочка, резко бросалось в глаза то, что она была слишком мала для его большого массивного черепа. Среди остальных решившихся на дерзкий побег он казался наиболее спокойным и сдержанным. Его большие руки крепко сжимали устрашающий пистолет-пулемёт, выхваченный в ходе небольшой потасовки с охраной. Хоть он и плохо знал язык господ, можно было догадаться, что он был неглупым мужчиной. Золотистый цвет волос, с тонким прямым носом, светлые зелёные глаза ярко олицетворяли редкое упрямство. Высокий и статный, крупные плечи всегда спасали гиганта от казалось неминуемой гибели, сила и выносливость помогли ему не зачахнуть, не погибнуть в этой лаве низости и жестокости.
№ 0147998 был азиатом. На нём не было грубой рубашки, но зато имелись беспечно болтающиеся штанины, они безобразно свисали, словно на какой-то вешалке. Узкие карие глаза, длинные ресницы, чёрные, как смоль, волосы с редкой проседью, короткая бородка и порыжевшие от табачного дыма усики. Он разговаривал на языке господ, но своего родного не знал. Его маленький рост и худощавое сложение смотрелись чрезвычайно печально, а особенно на фоне рослого № 0000555. Вместе они превращались в одну безжалостную пародию, резкий контраст вполне мог вызвать усмешку у любого встречного человека. № 0147998 был слишком тщедушным парнем, его можно было назвать плюгавеньким и забитым зверьком. Он постоянно вертел своей головой в разные стороны, с подозрительным видом озирался по углам, то и дело старательно напрягая слух, дабы на всякий пожарный первому услышать звуки приближающейся опасности.
№ 0043111 была красивой стройной татаркой. В ней присутствовала какая-то духовная роскошь, которая бесспорно придавала ей особенную притягательность, она вся прямо-таки излучала восточную красоту, настолько смотрелась ослепительно и безупречно. Чёрные глаза, коротенький носик, тонкие брови, груди приятного глазу размера и ладно сложенная попка – эротичная девушка. Обнаженная, словно Ева. Откровенное олицетворение доброты, чуткости, женской ласки и детской доверчивости. Одним словом, прекрасна.
Молчание продолжалось. Гудение печи имело на редкость завораживающий успокоительный характер. В горячем воздухе чувствовался еле уловимый запах гари, будто кто-то опалил волосы или шерсть. Вдруг над ними, наверху, послышался глухой топот армейских сапог и пугающий лай разъярённых собак. Все три номера отлично знали на своих горьких опытах, что такое овчарка и как больно она способна укусить. На их глазах погибло уже несколько невольников от смертельных ран, полученных в ходе нападения этих бешеных псов. Они с лёгкостью разрывают плоть на мелкие лоскуты, вонзаются бритвенными клыками в тело, поисковые монстры не знают жалости ни к женщинам, ни к подросткам. Поэтому, только заслышав первые звуки карательной группы, беглые сразу же вскочили с грязного пола и принялись с шокированными лицами растерянно озираться по сторонам. Страх порождает смятение.
Четвёртый номер превосходно знал, куда бежать, ведь у него имелся свой собственный план побега, над которым он скрупулёзно корпел на протяжении целых двух лет. Четвёртый номер был в тайном сговоре с № 0000555, и больше о намечаемом побеге никто не ведал. Четвёртый был прилежным и исполнительным работником хозяйственного отдела; он отлично изъяснялся на нескольких языках, а также на языке господ; один из тех редкостных образованных рабов, которые знали свои национальную принадлежность и генеалогические корни. Иногда знакомые охранники всё-таки давали почитать книжки добросовестному труженику, но не так часто, как ему хотелось бы. Он долгое время присматривался к молодым ребятам и, наконец, остановил свой выбор на № 0000555. Рыжий богатырь был хорошим парнем и смышленым рабочим, именно он приглянулся опытному заключённому. Они решились на этот рискованный шаг. Не струсили.
Всё завертелось около 3-х часов тому назад. Конвой, состоявший из двух здоровенных солдат, вёл их по длинному коридору из сектора А в сектор С для дезинфекции и раздачи пищевых добавок. Их – это рыжего, его наставника, азиата и хромого старика с физиономией, изъеденной оспой.
Подобные места – сущий ад, и побеги из этого ада были большой редкостью. Отлаженная система экзекуций и террора действовала очень эффективно в плане устрашения. Повсеместно внедрены осведомители, за побег применяются расстрел или электрический стул. Измученных жертв подвешивают на турниках, всячески истязают с помощью нового оборудования, в гигантских электромясорубках перемалываются тысячи трупов, зубы и кости идут на удобрение, черепа отправляют в центр расовой теории для научных исследований. Заключенные настолько замкнуты и пугливы, что никто из них уже не решается мечтать о свободе. Потому-то тот конвой и не ожидал, что произойдет небольшой бунт рабов.
Внезапно четвёртый бросился назад на широкоплечего детину в коричневом камуфляже. Тот настолько опешил от такого резкого разворота событий, что даже не смог оказать должного сопротивления, оторопь жёстко подвела его. Благодаря быстрым и решительным действиям четвёртому номеру удалось выхватить из рук громилы тяжеленный пистолет-пулемёт и, не прицеливаясь, всадить в того целых два патрона.
В тот же критический момент рыжий сцепился в животной схватке с белобрысым конвоиром, который продвигался впереди всей группы. Оба обхватили руками пистолет-пулемёт и с решительным шипением не желали уступить друг другу право на обладание огнестрельным орудием. И вдруг пулемёт открыл шквальную очередь на поражение. Азиату крупно повезло, он во время бросился на линолеум и прикрыл свою голову руками, потому-то пули его и не зацепили. Практически вся очередь смачными шлепками вошла в живот старика, который из-за мощнейших огневых толчков отлетел к решётчатому окну примерно на пару метров, задев локтём в момент падения четвёртого. Локоть попал прямо в правый глаз, от такого неожиданного наскока № 0008174 громко охнул и схватился за лицо, тряхнув головой и яростно выругавшись, он удачно нацелился на того самого солдата, который, опрокинув на пол рыжего парня, уже вовсю пытался задушить беднягу. Тупоконечная пуля свободно пробила грудную кость, ей даже удалось прошить полностью крупное тело блондина. Рядовой конвоир невинно обмяк и медленно сполз вниз, пытаясь заглотнуть хоть немного воздуха и предсмертно закатывая кверху очаровательные синие глаза. Тут же раздались одиночные выстрелы со стороны верхнего угла, юный семнадцатилетний охранник из молодёжного штурмового отряда успел прибежать на шум, юноша стрелял, нервно щурясь и взволнованно кусая губы.
Четвёртый решил не рисковать и за какие-то секунды изловчился отскочить от шальных пуль, здесь же стремительно подхватил рыжего за плечи и затащил того в соседний коридор через приоткрытую железную дверь. Побелевший азиат мгновенно юркнул вслед за ними, вопя от ужаса перед смертельной опасностью. Там, где должен был быть прямой выход в бельевую, стояла широкая кирпичная стена, за ночь кем-то воздвигнутая. Беглецы затормозили, как вкопанные. Вытаращив глаза, они тупо разглядывали стену и со свистом дышали ртом, в их зрачках читалась неумолимая безысходность. Опомнившись, они рванули направо по коридору, пролетев через дверной проём, беспорядочной толпой высыпали на железную площадку, крытую нержавеющими листами.
Там стояли № 0043111 и молодой безоружный офицер из отдела по связи с рабской силой, ещё утром его приставили к ней для её доставки в публичный дом, которым владела скандально известная в среде колонистов пышногрудая фрау Краммер. Времени на размышления было катастрофически мало, следовательно, офицера с первого же удара сбили с ног, решили для подстраховки взять его в качестве временного заложника. Заминка возникла с девушкой, она категорически не желала никуда бежать, только с помощью окриков и силового воздействия её удалось увлечь за собой. Это им стоило героического терпения и немалого количества времени. Спустившись по крутым ступенькам на пять этажей вниз, они совершенно случайно нарвались на тройку вооружённых солдат. В ходе ожесточённой перестрелки двое из них были ликвидированы, но третий надзиратель сумел-таки попасть в спину четвёртого номера. Группа беглецов с успехом вырвалась из возможного окружения через чёрный выход, ведший ещё дальше вниз. Рыжий с надсадным кряхтением тащил своего наставника на спине, благо парень был рослым исполином, а иначе он бы не выдержал и бросил раненого товарища-наставника. Группа тем временем бежала уже наугад, главное, им нужно было слинять оттуда любой ценой, несмотря ни на какие, пусть даже самые весомые потери. Пленный солдат под общую сумятицу повалился на плиты, а когда они скрылись из виду, то медленно пополз в обратном направлении. Торопливо скатились в подвал, закрылись изнутри на широкий кованый засов. Так беглецы оказались в жарком коридоре, усеянном паровыми трубами и отопительными приборами.
Бежать. Только бежать. Именно такие мысли проносились в голове № 0000555. Бежать и не важно куда. Главное, оторваться от преследования. Укрыться в безопасном месте, найти убежище. Такое, где их никто и никогда не сможет разыскать.
Услышав наверху гулкий шум, они по реакции соскочили со своих насиженных мест и принялись испуганно топтаться и наступать друг другу на ноги. Казалось, у них не хватит самоконтроля, чтобы двинуться дальше, но вот рыжий схватил девушку за кисть и повлек её за собой. Беспорядочно толкаясь, они ринулись в поисках следующего выхода. Четвёртый остался лежать в той же неизменной позе. Ему было абсолютно плевать на всех, на всё и на вся. Печь рассерженно ворчала.
- Let’s go there! – резво скомандовал рыжий, они послушно последовали за ним с любопытством глядя на полуразрушенную арку. Тупик. Бронированные двери надёжно заварены сварщиками из Ирландии. Выход только через люк, ведущий в канализационные тоннели.
Рыжий бросает команду:
- Follow me!
Они по очереди спустились на дно тёмного тоннеля, рыжий напоследок предусмотрительно задвинул крышку люка и лишь затем спрыгнул вниз. Некоторое время он стоял в полном молчании и просто любовался фигурой девушки. Наконец, оторвавшись от немого созерцания и опомнившись, он жутко сконфузился, неуклюже провёл ладонью по вискам, отчего ещё больше застыдился. Негромко кашлянув в кулак, он быстро зашагал вглубь тоннеля. Они двинулись следом.
Воды по колено, вонь неописуемая, кругом копошатся мелкие твари, повсюду слышен их неприятный писк. Единственное утешение в этом насквозь мокром вонючем тоннеле, так это тёплая сточная вода, согревающая ноги. Резкие запахи экскрементов, урины и продовольственных отходов хорошо сочетаются, с явным успехом, взаимно дополняя друг друга.
Что может произойти с угнетёнными людьми, которые случайно оказались в подземном лабиринте? Имеются ли у них хоть маломальские шансы на выживание?
Все тоннели до тошнотворного взвизга одинаковы, словно однояйцовые близнецы или трёхнедельные китайцы. И это негативно воздействует на нервы, беглецы уже в самом начале пути стали невольно напрягаться и с недоверием сверлить друг друга.
В значительной степени накалял атмосферу голод. Подходящая компания для подобных испытаний: малообразованный, англоязычный и глухонемая.
Постепенно человек начинает свыкаться с подобной мерзостью, ведь со временем обоняние притупляется, а реакция заметно снижается. Процесс адаптации побеждает.
Дерьмо с редкой вредностью липнет к одежде, не удивляет и то, что даже здесь проносятся мухи. Эти мрази везде. От них не скроешься. Через каждые три метра встречаются округленные отверстия для стока канализационных отходов. Трубы и ещё много, великое множество этих паршивых труб. Если под ногами раздаётся гнусный пронзительный писк, то это означает лишь то, что кто-то из путников нечаянно наступил на грызуна-паразита. Что в какой-то мере сильнее всего удручает, так еще и то, что этот напрягающий визг-писк сопутствует почти что каждому шагу. Иногда из отверстий льётся ещё одна струя жидкого говна, перемешанного с набухшими листками бумаг и прочего мусора.
Настоящие свалочные катакомбы. Прибежище для тех немногих, кто всё-таки решается на побег. Зона невозвращенцев и отчаявшихся. Подземное царство с сырым климатом, ближайшее пристанище для изгоев.
Сначала раз, потом два, а затем три… Рыжий умеет считать только до трёх, но это отрицательное последствие вызвано лишь тем, что администрация лагеря отдала приказ служебному персоналу не обучать рабов естественным наукам. В роскошно обставленном кабинете герр Грэссера, уполномоченного гяуляйтера и старшего советника, висит большой портрет великого фюрера в позолоченной рамке, а также разноцветный иллюстрированный календарь, произведённый в Скандинавии честными арийскими мастерами. Сегодняшняя дата: 02. 06. 01.
Немцы – высшая нация, которая наделена абсолютными полномочиями на беспрепятственное господство во всех уголках земного шара. Немцы поработили Восточную Европу, всю Азию, Африку, Австралию и американский континент. Великобритания считается полноправным средним братом третьего рейха, а Италия законным младшим. Мир перевоплотился в один концентрационный кошмар. Немцы вездесущи, они живут даже в Арктике. Весь мир говорит на немецком, все увешанные плакаты, выпускаемые газеты и глянцевые журналы, телепередачи и дорожные указатели переведены на язык именитых Гете и Гегеля.
Москва, Нью-Йорк были разрушены до основания ещё в 1948 году, сотни тысяч городов постигла точно такая же участь. Множество этносов было истреблено новыми хозяевами в течение нескольких десятилетий, во всех частях света неистовствовала политика планомерного умерщвления целых народностей. Некоторая часть советского населения была постепенно онемечена. Оставшиеся (уцелевшие) племена укрылись в лесах и горных местностях, где они обитают и по сей день. Периодически германские любители острых ощущений выходят на охоту за дикарями, беспощадно с ними расправляясь. Туристическая компания «Drung nach Osten» делает миллионы на такого рода развлечениях.
Немецкий народ – великий народ. Немцы – авангард всего человечества. Норды – раса первооткрывателей, гордо марширующая с реющими на ветру знамёнами к вратам светлого будущего.
Им почти удалось сбежать с территории этой фабрики смерти. Генеральный модернизированный последними инновациями завод по изготовлению высокотехнологичных запчастей. Завод-холокост, зона зверского бесчинства. «Очищение» - циничное название антигуманного предприятия консорциума братьев Кастанье и сэра Айдверда, короля британских аккумуляторов. «Очищение» - это скотобойня, предназначенная для убоя «скотских» рас и «недочеловеческих» национальностей. Место, где надзиратели потехи ради подстреливают безвинных рабов. Место, где дохнут от истощения и переутомления. Это не тюрьма, это намного ужаснее. Логово издевательств и садистских устоев. Зона повышенного напряжения.
Здесь насилуют и убивают, пытают раскалёнными иглами и лупят резиновыми пятидесятикилограммовыми дубинками. Здесь долго не живут, так как быстро стареют и погибают. За одну только ночь слабонервный новичок может лишиться дара речи или же полностью поседеть.
Наверху - колючая проволока, система двойных рвов и вышки с прожекторами. Превосходная высокоэффективная амуниция отрядов СС и злые прожорливые лангхаары на цепях с тройными замками. Плюс ко всему, в радиусе 5-ти миль безжизненное выжженное пространство, покрытое лишь дикорастущим можжевельником.
Сначала раз, потом два, а затем три! Рыжий обучен считать только до трёх, потому что…
Прошло много часов. Азиат не вытерпел и внезапно остановился, возбуждённо затараторив на каком-то языке. Его глаза отсвечивались гневом, а руки судорожно тряслись. Казалось, он находился в несколько рассерженном состоянии, если, конечно, судить по срывающейся жестикуляции и повышенному тону.
Рыжий с удивлением обернулся на прерванное молчание, устало взглянул на монголоида и властно прикрикнул:
- What’s goin’ on? Follow us, I said you!
Омерзительная усмешка остановилась на искажённом лице узкоглазого беглеца. Он громко зафыркал, почесал пыльную шею в неопределённом раздумье и, печально вздохнув, вновь побрёл вслед за ними.
Длинные тоннели, бесконечные дороги в районы тьмы. В здешних отсыревших подземках царствует вечная ночь. Темно, словно в родительском шифоньере. Мрак – приятель нехороших. В любой нежданный момент кто-нибудь из них может нечаянно оступиться и свернуть себе шею. Кажется невозможным заглушить писк этих хвостатых вредителей. Крысы питаются падалью, у грызунов напрочь отсутствует чувство отвращения к разлагающейся плоти. Эти твари всеядны, притворись мертвяком - и они в считанные минуты отгрызут уши, нос и пальцы. Обглодают умершего до костей. Настолько они хищны и плотоядны. Разносчики вирусов и паразитирующих насекомых.
Заколдованные звуки. В этих зловещих местах никогда не водились кайманы и гавиалы, сказывается неблагоприятная температура.
Тупик. От многовековой сырости бетонные стены заметно просели и осыпались, а кирпичные слои угрожающе потрескались. Угроза обвала минимальна, но не исключена. Темно. Известно, что человеческое зрение быстро приспосабливается к темноте, глаза привыкают к ориентировке в потёмках, при условии, конечно, что человек не подвержен куриной слепоте.
С каждым шагом уровень воды неуклонно идёт на убыль, сейчас он примерно достигает по щиколотку. Но это уже не похоже на мутную воду, теперь это какая-то грязевая жижа, с точностью напоминающая собой зловонные лужи в свинарнике.
Хлюпанье и шлёпанье раскатываются по тоннелям угрюмым эхом, а надежда поскорее выбраться из этой дыры с каждым проползающим часом чахнет на глазах. Это не минуты убаюкивающего молчания, это целые часы навязанной немоты.
Она не отстаёт от рыжего, передвигается вслед за ним, её распущенные волосы слиплись грязью (поскользнулась и плюхнулась в потоки грязевой каши) в грубые комья, покрытые засохшей коричневой коркой. Она прекрасно владеет своей грациозной походкой, сказочна и мечтательна, и даже здесь, в этой самой неромантической обстановке, её врождённая привлекательность сразу же бросается в глаза. Ещё тогда, когда они стремглав спустились вниз, он без лишних вопросов и уговоров накинул на неё всё своё рабочее тряпьё, дабы скрыть её прелестную наготу и, конечно же, чтобы она перестала клацать зубами от озноба в связи с простудой. Этот благородный жест со стороны молодого смельчака сильно тронул её, она от стеснения покрылась румянцем и скромно отвернулась. Девушка, которую чуть ли не каждый день трахали по пять-шесть надзирателей. Девочка, которая была уже до крайнего предела измучена каждодневными побоями и унижениями. Красавица, худенькая, словно беззащитный саженец, которому удалось-таки пустить корни в промёрзшую многомесячными снегопадами почву.
Крошка, без сомнения достойная волшебной жизни и преданной любви. Малышка с грустными глазами, с умными чертами лица и сентиментальным характером. Глухонемая бедняжка, она могла бы стать любящей матерью и верной женой. В своей печальной жизни видела только зло и несправедливость, постоянные истязания и гонения. Она была частью того поколения молодёжи, которое уже не имело никаких определённых понятий, касающихся беспристрастной истории, правды и подвигов, родины и тёплого очага. Они выросли за колючей проволокой, им ещё с раннего детства преднамеренно вдалбливали в сознание единственный лозунг «Немцы – мессианский народ, призванный историей взять на себя всю ответственность за порядок в окружающем их мире». Вот немцы с усердием и исполняли свои обязательства перед потомками.
«Они – боги, - с тревогой в сердце думала она о них. – Эти господа командуют нами. Они могут все, и они обязательно нас поймают». Хрустальные слёзы поочередно скатывались из её глаз вниз по розовым щекам, а дальше скользили вдоль хрупкой шеи до самого конца, где впитывались в обесцвеченный воротник затёртой робы.
Она настолько слепо верила в германскую непобедимость, в их расовое превосходство и незыблемость установленного ими строя, что не могла себе даже позволить усомниться в величии хозяев мирового режима. Но всё же она бежала вместе с другими невольниками. Пустилась в рискованное бегство вопреки собственной боязни. Тем не менее, всё тот же страх не позволял ей сдаваться и бросаться в объятия гибели, страх ежеминутно подстёгивал её двигаться вперёд и ни в коем случае не тормозить, лишь беспрестанно пребывать в движении.
Вот ещё один треклятый тупик. Азиат в сердцах пнул ногой по воде, да так, что брызгами обдало всю её спину. Громко запричитал, но тут же пришёл в себя и повернулся к рыжему. Стал осыпать того бранью, это можно было понять по интонации. Вся его ругань была насквозь пропитана первобытной ненавистью к ним обоим. Он то и дело брызгал слюной и звучно сморкался в руку, в тот момент его трясло с такой воинствующей энергией, что любой человек запросто принял бы его за душевнобольного. Он нервозно замахал руками на рыжего и в буйном помешательстве принялся изрыгать на него какую-то тарабарщину, значительно походившую во время эмоционального взрыва на что-то чрезвычайно нехорошее. Крики этого психопата зловещим эхом распространялись по всем бетонным разветвлениям, углубляясь куда-то вдаль, в неведомые закутки и повороты. Рыжий ничего не ответил, видно решил не предпринимать никаких силовых методов. Он стоял с твёрдо невозмутимым видом, хрустя костяшками и играя желваками.
Наверное, только она одна из всей этой пёстрой компании глядела на происходящее в полнейшем смятении и нарастающей панике. Она ясно видела: происходило что-то очень неприятное и непристойное, и это неприятное (скажем, представление) может закончиться настоящей трагедией, в которой кто-нибудь из них обязательно пострадает. Жаль, но она не могла входить во все те мельчайшие детали ссоры, которые имели место в ту минуту, так как страдала глухонемотой. Она просто чуть слышно промычала.
Одна самка на двоих. Подкрался ехидный голод-братец. Да и в придачу сестрица-жажда. Сплин и хандра, тоска и прелость.
- Shut up!
И азиат умолк. Вытирая с глаз слёзы, принялся что-то бубнить себе под нос, одновременно недовольно сопя и покряхтывая. Рыжий указал кивком головы на дальнейшее направление.
Одна на двоих самцов – жестоко и немного абсурдно.
От пасмурной неопределённости и дикого однообразия начинает и впрямь глючить. Заплесневевшие бугристые стены покрыты болезненно-сероватым налётом, эти древние стены кроют в себе мрачные тайны, которые пока неизвестны бежавшим героям, героям почти обречённым. Они таят в своей памяти много скорби и стенаний тех храбрецов, кто побывал здесь до них. Нет никакой возможности выбраться отсюда, такие места не отдают людей просто так. Они заглатывают всех без исключения целиком и навсегда. Подземелье с нетерпением ждёт необходимого ему сигнала.
Где-то за стеной доносится непрерывный слегка приглушённый гул. Скорее всего, там есть ещё одно отверстие, из которого бежит мерзкая вода с мусором и дерьмом. Хочется пить. Хотя бы протухшую воду. Ведь иначе никак.
Но внезапно… внезапно раздался продирающий до костей визг азиата. Опираясь обоими локтями в грязь, он лежал на животе и скороговоркой тараторил какую-то ересь. Глазища неестественно вытаращены, вытягивает фальцетом. Он явно не в норме. Этот номер совсем обезумел. А может, он специально притворяется таким с конечной целью напугать их до полусмерти.
Рыжий с необыкновенным самообладанием поднял того на ноги и поставил на прежнее место, где тот и валялся в самом начале, когда только шлёпнулся. Азиат издавал нечленораздельные звуки, бился в испуганной дрожи, наверное, всё из-за того полуразвалившегося скелета, на который он болезненно приземлился во время падения. Свихнулся, обнаружив останки человека. Яснее некуда, он лишился рассудка. Он хнычет и в безосновательном гневе мотает головой, понурено плетётся за ними, изредка прерывая свой скулёж вынужденным иканием и агрессивным шипением.
Он с необъяснимой яростью плюётся на рыжего, безуспешно стараясь попасть тому в лицо. Терпение рыжего иссякает, и он рассерженно дарит азиату слабую пощёчину, но, поняв, что это безрезультатно, отталкивает его от себя на пару шагов и наносит тяжёлую оплеуху прямо по шее, звучит громкий хлопок от затрещины. Придурок в отместку начинает исступлённо надрывать глотку, он покачивается, а вены на шее вздуты, как у быка; ангелочек не выдерживает разворачивающегося события и сразу же отводит рыжего в сторону, ясно давая ему понять, что данное место является не самым уместным для подобных ссор. Она сжимает его запястье, смелая и обворожительная даже в этих изодранных тряпках, разглядывает его с искренней нежностью и девичьим трепетом. Разумеется, приветливая улыбка греет чёрствое сердце уже бывшего раба. Признательность спасает дружеские отношения.
Новый тоннель. Новый путь. Альтернативный выход к свободе. Призрачное самоутешение. Зато здесь припасены свои испытания и неприятности, например, общегородской мусорный отстойник. Вместо мутной воды присутствует какая-то невыносимая слизистая масса вроде испорченного кефира, но во много раз омерзительнее, включающая в свой состав каловые выделения, микроскопические аскариды, урину, бытовые помои и другие нечистоты. Особенно трудно дышать из-за чрезмерного скопления вредных газов и токсинов, которые, известно, в значительной степени мешают человеку сконцентрировать свои мысли. В такой ситуации нервная система начинает подвергаться нападениям со стороны раздражающих мозговой центр веществ и ядовитых газовых накоплений. Реакция спадает до минимума, способность двигаться ослабевает, и в итоге человека потихонечку засасывает в болото дерьма и гниющих овощей.
Приходится ступать на носочках, дабы не захлебнуться здесь же. Тело функционирует в сверх напряжённом режиме в связи с усилением деятельности системы защиты организма. Один неверный шаг - и проглотишь добрую порцию канализационных «деликатесов». Хватаясь за выступы искалеченных стен, тщательно прощупывая каждый очередной шаг навстречу пугающей неизвестности, здесь начинаешь ещё выше ценить себя как свободолюбивого человека. Или же, наоборот, путник начинает в глубокой растерянности ощущать себя тем единственным невостребованным болтиком сложного механизма, который выброшен Творцом в арык за ненадобностью.
В этой прокисающей болотной обители время остановилось ещё позавчерашним утром. Время остановилось у окошка табачной лавки с нескрываемым намерением купить козьи рожки и пакет юридических услуг. Время не лечит, оно лишь напевает колыбельную. Баюльная песня тоскливо разливается из приоткрытых уст застывающего в глыбе веков времени. Беглецы – туго связанные заложники временного пространства.
К её щеке прилипла банановая кожура, а едкие пары дружным натиском разъедают глаза, потому то она часто жмурит их, кривя личико от вполне оправданного отвращения. Несмотря на все тяготы и невзгоды, ей всё же с переменным успехом удаётся регулировать собственное дыхание и всё ради того, чтобы не выжить из ума или не загнуться от отравления. Она начинает умолять всевышнего о помощи, только теперь она почувствовала своего создателя где-то рядом. Уголки губ передёргиваются, она в нетерпеливом ожидании его появления, томится в трогательном предвкушении его невиданных магических даров. Ангелок из последних сил пытается глотать как можно меньше сортирного месива и, затаив дыхание, шаг за шагом следует за рыжим.
Для неё он воплотился в новое дополнение к иллюзии безопасности. Во всяком случае ей не так страшно за себя, когда он рядом, такой отважный и мускулистый. Решительный и добродушный юноша, к которому абсолютно не равнодушна в собственных чувствах.
№ 0147998 страдальчески мурлычет себе под нос заученный им ещё в лагере гимн тысячелетнего рейха. Велика вероятность того, что он утонет здесь первым. Да, наверняка он будет одним из первых, от кого отвернётся удача и кого поглотит зловонная пучина.
Ну а для начала раз, потом два, а затем три.
В этих и без того грязных краях никогда не было и тонкого намёка о цунами. Выпадения осадков грызунами-синоптиками тоже не отмечалось. Никто из уходивших от преследования ни разу не попадал под град.
Нельзя верить тем, кто лопочет, дескать, катакомбы безмятежно спят. Строго воспрещено доверять таким поверьям, ведь тоннели не дремлют, они как раз таки активно маскируются под спящих подземных дев, и, как видно, у них это неплохо получается. Даже эти «ароматы» - обычное дыхание катакомб. У них у всех имеются глаза и уши, так что беглецы ежесекундно находятся в поле зоркого зрения железобетонных чудищ.
Вскоре вода опять сползла до щиколотки, а значит, можно было устроить кратковременный привал. Но у бежавших пуще прежнего разгорелось желание во что бы то ни стало держаться движения, просто они хотели убраться из этих гиблых мест, как можно скорее. Ребята отказались от заманчивой передышки, предпочтя искать выход на волю; туда, где они впервые увидят настоящий солнечный свет и в первый раз в жизни втянут всеми лёгкими свежий майский воздух после блаженно прохладного и кристально чистого ливня. Да, им никогда ещё не доводилось бывать наверху, так как родились в подземной части завода, где и провели всю свою жизнь, постоянно работая и не видя щедрот природы, просто, будучи отрезаны от самой необходимой человеку малости. Они не были на дикой природе, но чувствовали сердцем, своим внутренним голосом, как это безумно красиво. Очень сильно хотелось прилечь на песчаном берегу сонной реки и, затрепетав от непонятных нахлынувших эмоций, дотронуться до зелёных стеблей высокой травы. Резво пробежаться по живописным цветочным полянам, на ходу срывая благоухающие лепестки жёлтых тюльпанов. Пообщаться с природой тет-а-тет в густой берёзовой роще, где на ветвях в сладостной истоме подрагивают набухшие почки, а глаза так и заливаются от слёз счастья. Припасть к роднику, присосаться к его холодной влаге и жадными глотками утолить свою избитую жаждой душу. С радостным замиранием сердца послать воздушный поцелуй вслед пролетающим в небе стаям журавлей. Удобно расположившись рядышком с белыми грибами, бросить наивную весеннюю улыбку в сторону свернувшихся в колючие клубки ежат. Это и есть бесценная свобода. И ради этого стоит бежать и спасаться от преследования Подвергая себя реальным опасностям, упорно ползти сквозь пули и стрелы к свободе, вокруг которой и образовался весь смысл рабской жизни. Свобода – это знакомство с утренними рассветами в душистых мандариновых рощах. Свобода – это ежечасное наслаждение природными ароматами сиреневых садов и соснового бора. Вот всё это и называется настоящей свободой.
Печальные стены под неумолимым влиянием эрозии. Подземный холод и замёрзшие капли. Исчезли даже прожорливые крысы. Тишина искусственная, а потому ненормальная. Обезображенная тишина.
Он долгое время бормотал полушепотом, а потом стал протяжно гнусавить. А однажды он даже попытался изобразить какое-то подобие танца, но у него так и ничего не вышло. Немного отстал от них и где-то за поворотом принялся громко квакать, его неразборчивый лепет коробил слуховую систему путников. Кваканье продолжалось довольно длительное время, может быть, несколько часов кряду. Но вдруг № 0147998 неожиданно оборвал своё противное звукопроизношение и как-то уж очень неприятно затих. Они сильно вздрогнули от этого резко прекращенного лепетания, ведь сказывалось то, что уже заметно привыкли к его странным выходкам и покрикиваниям.
Хотя рыжий его нисколько не боялся, так как тот был слишком трусливым и физически немощным противником, всё равно частенько оглядывался назад для контроля над хоть и квелым, но неадекватным человеком. Кто знает, что взбредёт в голову в решающий момент этому неспокойному человеку.
Руки уже с неимоверным трудом держали громоздкое оружие, а ноги (с натёртыми мозолями и побагровевшими болячками) после каждого шага становились всё менее и менее послушными. Казалось, ещё немного и молодой храбрец рухнет наземь в полном беспамятстве. Вот настолько он выглядел ослабевшим и измученным от беспрерывной ходьбы в поисках спасительного пути.
Зажмуриться от ярких солнечных лучей, захлебнуться от потоков свежего воздуха, разрыдаться от радостного облегчения и крепко обнять ближнего. Таким виднеется конечное познание первых проблесков святой независимости.
На ссохшихся уголках его рта появилось еле заметное подобие улыбки. Ему вспомнилось радушное лицо № 0008174. Редкая проседь, искрящиеся хитростью маленькие глаза, тёмные пятна на запавших щеках, ровная щетина и пожелтевшие зубы от дешёвого табака. Он был первоклассным мастером своего дела, хоть и с рьяностью служил германцам, а может, это просто ему так думалось, может, старик притворялся услужливым профессионалом, а сам тем временем разрабатывал чертежи побега. По крайней мере, он зачастую всячески старался помочь заключённым работникам. Например, всегда приносил еду изнемогающим от трудовой перенагрузки рабам, дезинфицировал и забинтовывал раны искалеченным от полученных наказаний, спас от расстрела нескольких сефардов и одного австрийца-демократа, ратовавшего за отмену рабства. Но ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что он и сам-то не был святейшим ангелом. Он тоже насиловал молоденьких девчат, травил свирепых от голода овчарок на саботирующих или митингующих работников, заставлял мужиков-натуралов не без помощи ударов дубинки совокупляться друг с другом. Да, он не был праведником чистой воды, но всё-таки…
Внезапно пронёсшееся по тоннелям дурное хихиканье азиата резким порывом прервало приятные воспоминания рыжего. Он обернулся и, напрягая зрение, увидел её перепуганный взгляд, а также скошенную от безумия морду рехнувшегося азиата. Псих нервно хихикал, обрываясь глухим кашлем и сплёвывая непонятную, но, должно быть, противную смесь, похожую на кровь и гной вперемежку. Наверное, после каждого озвученного плевка узкоглазый неестественно закатывал зрачки кверху и, силясь улыбнуться, обнажал свои кривые клыки, тем самым, становясь похожим на слабоумного пугливого хищника. Вне всякого сомнения, он был смешон и одновременно противен окружающим. У них складывалось ощущение, что он их совсем не замечает или намеренно игнорирует их присутствие.
Но они не засмеялись, с многообещающим недоумением переглянулись и снова зашагали вперёд. Угнетающее хихиканье. Раздражающее. Нервирующее.
В таких сложных ситуациях люди невольно начинают задумываться о существовании бога. О преимуществах между жизнью и смертью, добром и злом, истиной и ложью. Человек перестает верить в свои собственные возможности, прекращает надеяться на лучший исход. Тут-то он и взывает на помощь более могущественного, чем он сам. С первых же молитв мысль о справедливом создателе ни за что не хочет вылезать из головы, намертво вцепившись когтями в мягкую извилистую оболочку мозга. Пораженческие думки о неминуемой гибели заставляют индивида смириться со своим незавидным положением, и он принимается лишь уповать на милость Всевышнего. Обидно, но самый последний из человеческого рода случайно задохнётся во сне или помрёт от насморка, или от непрекращающегося поноса. Сознание убивает сущность. Человек плодит и истребляет человека, таков исторический процесс. Он - враг её, она – враг их, а они – в свою очередь, враг его.
Каждый шаг имеет определённое значение. Когда идёшь в течение долгого времени, то непроизвольно начинаешь с детской увлеченностью изучать собственные движения, сочетающие шаги и взмахи кистей. Всякий шаг отличается от предыдущего и обязательно будет разниться с последующим. Шаги – верные показатели нашего душевного состояния.
Шагать и не останавливаться. Ступать, но только вперёд. Вычеркнуть прошлое и взмыть к обнадёживающему будущему.
Для начала три, потом два, а затем раз.
Меняется схема, планы размывают структуру. Перспективы зачахли, да и этих уже не видно. Только тупая тишина, только проклятие лабиринтов.
Сначала раз, потом два, а затем уже и…
Рыжий остановился, как вкопанный, и с машинальной быстротой схватился обеими руками за грудь, тяжко застонал, сжав с силой зубы от острой колющей боли в области сердца. Пистолет-пулемёт плюхнулся в глубокую и не до конца замёрзшую лужу, обдавая вонючими брызгами окружавших. Он пошатнулся и пал на колени, всё также крепко держа ладони на груди, из его крупных глаз брызнули слёзы.
Девушка стояла в труднообъяснимом остолбенении, просто уставилась на него изумлённым взором, расчёсывая живот. Её ноздри увеличивались и сужались, как у скакуна, она находилась в крайне возбуждённой форме стрессового удара. Не совсем понимала происходящее. Быть может, оранжевые кони опаздывают, но запаздывают по независящим от них причинам. Наверное, их задержали на очередном блокпосту апостолы-пограничники. Но ведь они примчатся и спасут её, и его тоже, и всех, всех вытащат из этого зла. Они обязательно покинут это замкнутое подземелье, этот безжизненный диаметр с входом, но без видимых выходов. Они ускачут на поднебесных лошадках, это определённо.
Хихикавший до того момента азиат замолк и сразу же стремительно просеменил к рыжему, низко нагнувшись, принялся сосредоточенно шарить руками под водой, беспокойно посапывая и безудержно пуская слюнные пузыри. Нащупав адскую машинку, он принялся с особо выраженным пыхтением поднимать её на поверхность. Рыжий попытался было поймать того левой рукой, хотя бы ухватить за край штанины, но азиат уже успел отползти с только что раздобытым оружием в противоположную часть угрюмого тоннеля.
Очнувшись, выбравшись из оцепенения, она пронзительно закричала и медленно заковыляла к нему на подмогу. Послышались лающие пулемётные выстрелы. Увидела яркие вспышки огня, выбрасываемые из узкого дула. Она прикрыла лицо худющими ручками и завизжала еще пронзительнее. Для убийцы чуть слышимый всплеск воды послужил естественным доказательством падения тела рыжего врага. Или даже врага-жертвы, врага-пищи. Златовласый мужчина был убит надолго, возможно, навсегда.
Проползло несколько мучительно долгих часов, мир немножко изменился. Истеричный хохот девушки заполнил тоннель раскатистым эхом, с момента убийства она впервые подала признаки жизни. Смеялась так, как могла смеяться лишь глухонемая.
Да, молоко и мёд смогли бы им помочь, но ведь проблема заключалась в том, что всего этого у них не было. Пища. Именно она подталкивает людей к преступлениям.
Лишь она порождает нас, и только она нас всех пожирает. Мы – арестанты хлебного города, зэки водного княжества.
Азиат удовлетворенно причмокивал губами и торопливо что-то разгрызал. Она перестала смеяться и принялась напряженно следить за действиями убийцы. Тот припал прямо к мертвецу и с загадочным безмолвием копошился над ним.
Кровь обрадует жажду-сестрицу, мясо развеселит голода-братца. Это и есть то спасение, о котором размышляла всё последнее время. Единственный верный выход. Ещё один рывок к свободе.
Она жадно провела своим языком по сухим потрескавшимся губам. Собралась с последними силами, решив во что бы то ни стало добраться до заветной еды.
Доползти. Ведь для начала раз-шаг, потом два, а уж затем и три…. Только так и никак иначе. А если иначе, то никогда не выберешься.
- Вот, - подчёркнуто важным тоном подытожил старик. – Вот вам, ребятушки, и доказательство всей моей правоты! Это ещё раз объясняет, почему люди расправляются друг с другом. Изголодавшийся человек не может быть товарищем другому умирающему от голода человеку, когда между ними лежат маленький ломоть лепёшки и крошечный кувшинчик с молоком, а впереди… впереди многие километры в неизведанность.
Эти сны страшнее реальных мук. Одно дело, когда ты умеешь ими управлять. Другое же дело, когда сны бесконтрольны. Я умею контролировать ход событий во сне, поэтому я в этом деле, конечно же, везунчик. Одну ночь я был королем, и мне все поклонялись. Это было так круто, что я молился, хоть бы этот сон не заканчивался. Я был красив, статен. У меня было много жен, много вина, бассейны, яхты, дорогая одежда. Я был самым богатым человеком. Очень влиятельным боссом, решающим судьбы огромных компаний.
В другую ночь мне снился мир, где все мужчины погибли. Осталось несколько сотен девушек и я. Так вот, мы спасались в большом здании, отстроили несколько помещений, защищались сообща от диких животных. Эти девушки были моими девушками. Они рожали мне детей, мы жили вместе, этот эпизод я бы назвал - счастьем.
Сегодня они провожали меня прямо до остановки. Уроды, как я их ненавижу! Они бежали за мной и пинали меня под зад. Я кричал на них в истерике, пытался сдать сдачи, что их сильно веселило.
- Пинай, его! Бей этого лоха! – орал, брызгая слюной Раббай. – Давай! Дай ему еще раз, этому засранцу! Ага! Получил гад! Давай, братцы!... Эй! Бей его сильнее!
- На, отхвати, говнюк! – глухим басом командовал толстяк (тот самый, который меня в коридоре толкнул). – Ну, кто так бьет! Так свою жену по попке будешь бить! Всыпь ему хорошенько! Та-а-а-ак!!! Молодчина! Ага! Давай еще раз!
Сны. Только сны мне помогают хоть немного забыться от дневных кошмаров. Я закрываю глаза, и передо мною возникают живые картинки. И я не хочу, не хочу, чтобы они прерывались…
- Мы жаждем насилия, ибо нам больше ничего не уготовано историей. Ни золотые пляжи Франции, ни поджаренные обезьяньи мозги на хрупких блюдцах, ни пятизвёздочные отели с номерами «люкс». Нас нагло обманывают, нас бросают под мчащийся сверхскоростной поезд. И мы готовы уничтожить в пыль весь Тадж-Махал лишь потому, что никогда не побываем в нём. У нас, у каждого из нас не спит желание побить вдребезги все эти хаммеры и линкольны, потому что нам никогда уже не удастся подизелить за их рулями, ощутить мягкую упругость их сидений. Не думайте, что нам кто-либо поможет! Этому не суждено случиться, это однозначно исключено. Бог?! Бог не любит нас, скорее всего, он нас ненавидит. Тогда зачем нам слушаться боженьку? За что мы обязаны ему поклоняться? И обязаны ли вообще? Не легче ли от него просто отречься? Лучше уж уйти к бунтующему Сатане, нежели плыть бревном по течению. У нас всего две дороги, и мы выбираем вторую, ребята. Запомните, обманутые глупцы! Мы не станем звёздами Голливуда или Мосфильма! Нам не дадут спеть песню для миллионов! Никого из присутствующих здесь никогда не поставят на пост директора компании «Лукойл»! Мы ничтожны, и мы это знаем. Мы знаем, что нас почти никто не знает. Мы – неудачники! Запомните на всю свою обезображенную жизнь, мы либо неудачники, либо обезумевшие! Мы твёрдо решили превратиться в воинствующих скелетов-неандертальцев, потому что упрямо не желаем быть очередными экскрементами очередной эпохи! – во сне я ораторствовал, находясь в большом кругу подвыпивших слушателей.
Я глядел на них с искренним пониманием, а они на меня с неподдельной преданностью и уважением. Я, не спеша, ходил по кругу, вглядываясь в лицо каждого слушавшего, как бы изучая его мнение, ощупывая его мысли. Над нами уныло светил уличный фонарь, из-за чего создавалась беспокойная и даже немного враждебная картина.
– Мы выросли на улицах больших железобетонных тюрем. Наши же собственные родители беспрестанно умерщвляли нас, вводя в наше слабое сознание малые дозы послушания и дикого страха перед Системой. Мы не желаем существовать по этим драконовским законам, которые направлены против наших интересов, которые нас заставляют проводить биологические циклы в стальных вольерах. Мы – сироты! У нас нет по-настоящему любимой родины, мы проживаем в холодной дикой стране! Мы изгои, отвергнутые уродцы современного мирового Собора Парижской Богоматери.
Я был впечатляюще крут. Моя сильная речь действовала на них сильнее наркотиков. Они молча слушали мой голос, угрюмо надевая маски и шапки с узкими прорезями, вытаскивая из грузовика дубинки и металлические прутья, нанизывая на руки свинцовые кастеты. Мы явно готовились к чему-то серьёзному.
- Представьте перед собой каменный век. И вы поймёте, с тех пор мало что изменилось. Поставьте себя на место первобытных людей, которые боролись с дикими животными, собираясь в охотничьи общины. Лишь с помощью огня и стадного инстинкта они были способны вести битву на выживание с опасными угрозами. И что же сегодня? Мы видим саблезубых тигров в просторных кабинетах спецслужб, озлобленных гиен в серых униформах, бескомпромиссных хищников в смокингах и диадемах. Следовательно, мы должны дать ожесточённый отпор этим гадам! А значит, вперёд! Время… сбиваться в стаи!
Толпа воинов сразу же зашумела. Более сотни раззадоренных и разгорячённых людей двинулось в сторону небольшого супермаркета. Хоть и стояла тёплая лунная ночь, улицы были по большей части безлюдными. Красный форд «скорпио» был стремительно атакован неандертальцами, в итоге автомашину искорежили и помяли за считанные секунды.
Редкие прохожие испуганно прижимались к стене, видя рядом с собой агрессивно настроенную массу, стремительно направляющуюся в сторону роскошного гипермаркета.
Это был настоящий экстрим-поход. Восхитительный момент разгорающегося бунта, который совершали МЫ! Финальные матчи чемпионата мира по футболу, американские бои без правил на восьмиугольной арене, кровавые боевики со взрывами на складах – это просто ерунда по сравнению с маленьким бунтом, который создавали МЫ, - грязные сволочи и душевнобольные. Кровь беспрестанно шумела в моей голове, мощный прилив адреналиновых вод – все эти ощущения охватили нас в бурном порыве.
Громкий топот подкованных ботинок и тяжёлых сапог лишь дополнял ту и без того раскалённую атмосферу возмездия с помощью насилия.
Двое перепуганных сотрудников секьюрити были сразу же снесены с ног яростной волной зла и бесчинства. С прилавков сметали баночки пива и бутылки дорогого изысканного вина, консервированный горошек и коробки с шоколадными батончиками. Слышался звон разбивающегося стекла, истошный визг паникующих продавщиц, грохот падающих шкафов и полок, переполненных продуктами питания. Естественно, до меня доносились и звон, и пронзительный визг, и бесконечный грохот, но я не мог всего этого видеть из-за того, что был слишком занят занимательным делом. Я бил охранника. Лупил его с помощью обрубка бильярдного кия. Он резко извивался словно змея, соприкасаясь спиной с кафельным полом. Мои тяжёлые удары причиняли ему нестерпимую боль. Он дико взвывал, прикрывая своё лицо руками, так как мой кий усердно дробил ему зубы, череп, фаланги. В те минуты я люто ненавидел этого грузного охранника с пышными усами. Все эти точные удары как бы олицетворяли пугающий оскал мести за неудачи и беды в моей скучной жизни.
Я мстил за Дэвида Кореша и Чарльза Мэнсона. Мстил за восемнадцатилетних девственников, которые каждый день умирали в пыльных и залитых кровью окопах. Я мстил за еретиков, сжигаемых заживо по приказанию инквизиции. За страдающих шимпанзе, над которыми проводят опыты в секретных лабораториях. За зеков, которых жестоко унижают в коридорах и камерах колоний.
Прекрасно. Ребята перебили все витрины и люстры в гипермаркете. Какой-то боец даже умудрился обоссать бутылки с колой. За считанные семь минут нам удалось разнести магазин по полной программе нашего реалити-шоу. Прилавки были поломаны, а рамы окон внушительно покорежены. Мы были чертовски довольны собой.
В спортивном зале школы пацаны принялись закидывать меня баскетбольными мячами. Я кричал на них, с ужасом вздрагивая от каждого броска. Их это веселило и они продолжали издеваться надо мной.
- Отстаньте от него! – кричала Лаура, одна из моих одноклассниц. – Перестаньте, уроды! Хватит!!!
Они же вообще не обращали на нее внимание. Им интересен был я – мой страх. Они готовы были отдать многое, чтобы вновь и вновь испытывать чувство удовлетворения от издевательств надо мной. Нет, я не думаю, что они все меня ненавидели. Скорее, им было интересно, им просто хотелось отвлечься от школьной суеты. Я лишь был поводом для их дикого азарта, мишенью в глазах охотников.
Мне вновь приснился сон. Однако на этот раз это был совершенно иной сон. Неужели я управлял им? Не уж то я стал или становлюсь таким? Как так получилось, что я престал делать красивые сны, а все больше отдаю предпочтение садизму и насилию?
Было глупо и нелепо, мерзко и дурно. Она стояла посреди комнаты совершенно обнажённой, в глубокой нерешительности и страхе смотрела на него, стыдливо прикрывала девичьими руками свои прелести. Она дрожала от непонятного ей холода, подстегиваемого её беспомощностью и явным беспокойством. Жизнь словно в тупике. Беззащитная, ей некуда было податься, деньги являлись её слабостью, а вокруг никому до неё не было дела. Да и не было никого вокруг, кто мог помочь. Судьба оказалась тщедушной стервой.
Она хотела бежать отсюда, но не знала куда. Никто и нигде её не ждал. А этот гниющий мирок засасывал и засасывал, уничтожал последние шансы на счастье. Она пыталась пробить свой собственный тоннель жизни, но безрезультатно. Мир был против ее попыток. Чрезмерная любовь к деньгам подвела её, она продалась за блага, но при этом потеряла свободу.
Его же она больше, чем ненавидела, презирала его, в душе клеймила последними проклятиями. Он был самым богатым среди всех этих нищих и убогих, пришла к нему и теперь не могла уйти. Он стал её хозяином. Ей же пришлось войти в роль рабыни. Не хотела, упрямилась, но вошла в роль. Он почти сломал её, а она почти сдалась. Превратилась в секс-рабыню, в подстилку, в тряпичную куклу.
Когда-то она носила строгий красный костюм, с упоением читала «Капитал» и даже мечтала стать учителем. Время мчится, и каждая вещь меняет свой цвет. И сейчас…
Он сидел в мягком кресле за круглым столом, безостановочно пожирал чипсы и запивал ядовитым «Pepsi», был облачён в спортивную майку и синие потёртые джинсы, его грузное тело напоминало мясную гору, умеющую двигаться. Он громко чавкал и временами отрыгивал.
Он буквально бесил её, его неряшливый вид, грубые манеры дикаря, его похотливое рыло, потное вонючее тело и резкий специфический запах изо рта. Ведь уже сколько раз она крепко сжимала в руке кухонный нож и представляла, как вонзит в его жирное мясо; чистила ботинки и с мстительным злорадством воображала, как задушит ночью длинным шнурком; часто представляла, как отравит его мышьяком, добавив в картофельный суп. Она хотела убить его, но боялась.
Он резко откашлялся и в сидячем положении отодвинул кресло назад, с трудом поднял свои центнеры и медленно проковылял к ней и, расплывшись в сальной улыбке, схватил её за руки. Она сопротивлялась, но не более того. Он повалил её на кровать, она дёргалась и пыталась вырваться, но тщетно. Он тесно прижал её и тяжело дыша, слюнявил своим языком её красивое лицо. Целовал в тонкую шею, возбуждённо покусывал её розовые набухшие соски и, с наслаждением вздыхая, с силой сжимал пухлые ягодицы. Она сопротивлялась, но он лежал на ней и всей своей массой прижимал к кровати. Он был на пике блаженства. От неимоверного удовольствия его тяжелое дыхание заметно участилось, одной рукой крепко держал её, а другой нервно стягивал с себя джинсы. Она, всхлипывая, умоляла его, упрашивала не делать этого, но он был непробиваем. Стянув свои джинсы, грубо раздвинул стройные женские ноги, напряженно и инстинктивно ища её лакомый проход своим от возбуждения увеличившимся в размерах членом. Найдя нужное, резким рывком вошёл в неё, та негромко вскрикнула от боли, он начал остервенело двигаться вперёд и назад, с каждым движением всё больше и больше расширяя её теплое мокрое лоно. Он двигался в такт своей собственной музыки, инициатива была в его руках, и сила на его стороне. Чуть слышно стонала, судорожно обхватив его спину с жировыми складками, обхватила своими нежными детскими руками.
Ей было больно и противно, но как это ни было бы странно, одновременно она испытывала сладостные чувства, чувства утоления внутренней жажды, которые она до этого ни с кем и никогда ещё не испытывала. С этой пузатой вонючей тварью она получала удовлетворение. Вот он силой загнул её в позу, левой лапой крепко сжал её молодую сочную грудь, а правой схватил за прекрасные длинные волосы. И пристроившись сзади, делает это анально. Её стоны разжигают его, они бьют по ушным перепонкам и достигают нервной системы. Он пыхтит и сопит, лижет языком её спину, нежную кожу молодой девушки.
Полностью удовлетворившись, он приподнялся, похлопал её по попке и громко отрыгнул. Не спеша, натянул джинсы и просеменил к креслу. Не без труда поместился в нём, протянул свою здоровенную лапу к картофельным чипсам. А ей же было очень обидно, ведь мучила совесть. Неприятно и больно. Громкое чавканье раздавалось в этом пространстве. Она лежала и тихо рыдала, уткнувшись в подушку. И… о, боже! Ее звали Шейба…
Я резко проснулся. Кругом было тихо, лишь где-то в коридоре монотонно тикали часы на стене. Стянул с себя одеяло, провел ладонью по лицу. Очень сильно хотелось пить, губы сухие, шершавые. Я подошел к зеркалу, хотел посмотреть на себя в темноте. Поднял голову, и тут… Зрачки увеличились, лицо исказилось в гримасе, я громко закричал. Выбежал в коридор, споткнувшись об комод, грохнулся на палас. На шум сразу же все сбежались. Лица заспанные, испуганные.
- Что случилось? Что произошло?
- Я увидел Раббая! Он там стоял и смотрел на меня озлобленно! – взмолился я в ужасе, глядя на них с пола.
- Какой Раббай? О чем ты говоришь?
Они мне не поверили. А ведь я видел в ту ночь в зеркале Раббая, этого гнусного человека, который волею судьбы стал моим одноклассником. Посидев со мной полчаса, вскоре все разошлись по своим комнатам, а я лежал и оглядывался по сторонам, я боялся снова увидеть его.
Когда я играл в компьютерные игры, я представлял, как на месте этих компьютерных человечков окажутся мои одноклассники. И как я буду ходить с огнестрельным оружием в руках из коридора в коридор, из класса в класс, буду стрелять по живым мишеням. Я сидел напротив монитора, судорожно сжав мышку рукой, ощерившись, убивал движущихся противников. Здесь я был главным, в этой игре доминировал только я. Те, кто играл со мной в компьютерных клубах, с серьезным видом кивали головой в подтверждение того, что я был профессионалом в стрелялках. Мало того, я настолько хорошо натренировался в этих играх, что даже мог с одним ножом в руках перебить всю вражескую банду, вооруженную с ног до головы гранатометами и пулеметами. Только одна мысль об этом начинала доставлять мне немыслимое удовольствие.
В тот день я опоздал на урок, так как несколько долговязых оболтусов из параллельного класса не давали мне пройти в школу. У порога отобрали рюкзак и стали перекидывать его друг другу.
- Хватит, пацаны! – нервно улыбаясь, принялся их уговаривать, - Пожалуйста, отдайте рюкзак, мне бежать надо на урок!
- Ага, щас дадим! Ха-ха-ха! – засмеялся один из них с брэкетами на зубах, бросая рюкзак другому. – Ты иди, а мы пока покидаем твой рюкзачок! Давай, отваливай.
- Нет, мне он нужен! Поймите!
- Иди, иди! Не путайся под ногами!
- А что у тебя там внутри, а? Мамочка приготовила бутерброды?
- Вам какая разница? Отдайте, прошу вас, ребята!
- А ты станцуй, красавица! Давай, подвигай бедрами! Ха-ха-ха!!! Хе-хе-хе!
Я перестал двигаться, слезы стали скатываться по щекам, руки сжимались в кулаки. Я просил их, а они меня не слушали. Наоборот, мои просьбы приводили их в восторг. Словом, мое унижение доставляло им много удовольствия. Злые улыбки, злые взгляды, злые движения тел.
- Я все расскажу учителю! – закричал в отчаянии, и быстро пошел по направлению к входу.
- Стой, урод! – закричали они в один голос, и кинулись меня догонять. – Остановись, кому говорят! Тупица! На, лови свой долбанный рюкзак! – тут же рюкзак полетел в мою голову и снес меня с ног.
Я поднялся с пола, вытер мокрые от слез глаза, и побрел в сторону класса, где проходил урок. Я опоздал на пять минут, но этого хватило, чтобы учитель не пустил меня на урок.
- В следующий раз придешь вовремя, - бросил он мне в лицо и показал на дверь, - Нечего опаздывать на урок. Из-за таких негодяев как ты, и падает дисциплина в школе. Выйди вон.
Так я прошатался без дела целый час. Меня обидело то, что опоздав на урок не по своей вине, меня наказали таким вот грубым образом. Учитель даже не захотел слушать мои оправдания, он проигнорировал мои попытки объяснить, что я не виноват. Не найдя понимания у этого взрослого человека, я начал разочаровываться во всех окружающих. Настроение было скверное, но даже тогда я еще не представлял, чем обернется для меня этот день, когда мою честь превратят в труху. Я не думал, что достоинство человека можно так безрассудно растоптать. И естественно, я не был готов к отпору.
Я на минуту вспомнил, как еще вчера нашел у дяди в доме двуствольный обрез. Я держал его в руках и молча стоял у зеркала, позируя словно герой какого-нибудь боевика. Я посмотрел, патронов не было внутри. Но… перерыв в подвале все сундуки и шкафы, я все-таки нашел их.
Идя по коридору на биологию, я не заметил, как позади меня крались двое ребят. Выждав подходящий момент, они бросились на меня сзади и поволокли в комнату анатомии. Там среди скелетов и заспиртованных крыс несколько пацанов принялись меня раздевать, срывая с моего тела всю одежду. Я начал кричать, но кто-то из них зажал мне рот, прошипев: «Заткнись, говнюк!». От ладони этого неизвестного несло селедкой, я попытался высвободиться, но получил удар в правый бок. Сжавшись в комок, промычал, силясь не расплакаться.
Они раздели меня догола, не оставив на мне даже трусов. Когда попытались вывести меня в коридор, я услышал, как зазвенел звонок на перемену. Я мгновенно представил, чем это могло для меня обернуться. Изо всех сил принялся сопротивляться, один из них тут же ударил меня в шею, а остальные потащили к двери. Корчась от боли, я пытался зацепиться за стулья, но из этого ничего не вышло. Мне было страшно. Я не совсем понимал, что происходит. И поэтому старался спастись от позора, который вот-вот с минуту на минуту мог обрушиться на мою голову.
Сначала я думал убежать, но когда вокруг меня собралась толпа зевак, я сжал руки между ног, и прижался задницей к стене. Все мое лицо было пунцовым от стыда. Эти уроды уже успели куда-то исчезнуть, оставив меня перед любопытными школьниками. Малыши показывали на меня пальцами и задорно смеялись, девушки ухмылялись, глядя, как опозоренный и униженный, голый, медленно спускаюсь на пол, а в глазах слезы.
Почему они ненавидели меня? Почему? Иногда дети становятся жертвами в собственной школе из-за своих собственных ошибок. Но что я сделал им? Я ни кому не причинил вреда, никого не предал, ни кого не дразнил! За что? Люди, за что? Почему? Почему детская жестокость порой может привести до абсурда? Почему вы объявили мне войну?
Я вспомнил, что видел это по телевизору или слышал по радио. Тот угрюмо торчащий из широкого разбитого окна многоэтажного здания обгоревший хвост небольшого самолёта, угнанного Чарли Бишопом. Таким вот необыкновенным способом молодой американец арабского происхождения покончил жизнь самоубийством. Нет, он не унёс за собой каких-нибудь бедолаг или же копов, он просто выдал всему скучному придурковатому обществу своеобразное политическое «Fuck you!».
«Он отлично играл в футбол, - одноклассники и знакомые говорят в его защиту, - он любил Америку. Он был истинным патриотом США». Да, он обожал свою родину, гордился ею, но лишь до определённого момента озарения. В своём предсмертном письме, он заявил, что восхищается деяниями Усамы бен Ладена, умилён действиями исламских шахидов. Мальчонка по имени Чарли люто возненавидел пузатое и хищное общество со звёздно-полосатыми флагами свободы слова и бисексуализма, реющих на флагштоках школьных площадок. Он восстал против гамбургеров и хот-догов, корпораций и трестов, ЦРУ и ФБР. Чарли Бишоп – звезда человеческой цивилизации, символ нашей безнадёжности и бессмысленности.
После инцидента в школе я понял, что хочу осуществить нечто подобное. Мне объявили войну, И я решил принять вызов. Начал готовься основательно к своему последнему и по-настоящему жаркому бою.
Я взял дядюшкин обрез и двадцать два патрона шестнадцатого калибра к нему. Вечером я сфотографировался на память, выкурил сигару (впервые в жизни!), коротко постригся. Дома я никому ничего не сказал, никому не пожаловался, я все надежно замуровал в себе. Знал по собственному горькому опыту, что дома никто меня не защитит. В тот вечер я был очень спокоен, расслабился и наслаждался каждой последней минутой своей жизни.
Это произошло утром, часов в десять или одиннадцать, на улице было уже светло и солнечно. Солнце ласково грело мою спину, дождь в тот день не предвиделся. На первый взгляд, день как день, и ничего необычного, но, на самом деле, этот день был моим и только моим. Я был возбуждён до крайнего предела, в теле бились фонтаны адреналина, я был счастливым солдатом маленького фронта в коридорах мне уже ненавистного учебного заведения.
Медленно и свободно шагал по асфальтированному тротуару, мимо меня пробегали молодые люди, куда-то спешили пожилые профессора и академики. Все они во власти времени и денег, все они – рабы.
Ну а я был совсем другим. Я никуда не торопился, меня не беспокоили скверные оценки по специальным предметам, я не сделал домашнюю работу, и мне было плевать на всю эту чушь. Я шел себе, за спиной рюкзак, а в нём лежали мои доспехи. День моего рождения - ничто, день моей смерти - многое.
Вот я уже плавно проплываю мимо центральных ворот, я спокоен и недоступен. Страха нет, он исчез ещё вчера вечером.
Не спеша, шагая по гладкому асфальту, я в последний раз наслаждался жизнью и её прекрасными сторонами. Щебетание птиц, детский лепет, разговоры молоденьких красавиц – всё это, впитывал в себя по пути к поставленной цели. Любуясь цветами на зелёных газонах и пышными кронами деревьев, я как никогда искренне верил в свою правоту, в свою горячую правду.
Попив сок, я выкурил сигарету для того, чтобы окончательно собраться с мыслями, сцепить в единое целое всё своё мужество. Вот я уже поднимаюсь по ступенькам и вхожу в фойе.
Вначале на их бледных лицах вырисовывался всеобщий шок. После того, как я вытащил из своего рюкзака двуствольный обрез и сделал первый выстрел, окружавшая меня публика сразу же замерла в нелепом ожидании чего-то ещё. Первым выстрелом в затылок был убит наповал тот самый урод, который постоянно меня старался унизить перед девчонками и пацанами. Я не знал его имени, он был с параллельного. Полголовы было снесено напрочь, ошметки разлетелись в разные стороны, украшая фойе алыми пятнами и отколовшимися кусочками черепа. Он безмолвно упал на пол, наверное, мгновенно скончался. Здесь я уловил кайф, когда он падал, беспомощное «существо» со снесённой головой опускалось всё ниже и ниже. Мне было приятно мстить, было чертовски хорошее настроение. Я посмотрел на всех людей, которые в ужасе кричали передо мной, на их бледные лица в гримасах ужаса. Я специально перекрыл им выход на улицу, теперь им некуда было деться. Все эти бараны стали разбегаться по трем направлениям, часть из них на второй этаж, другая часть в спортзал, а остальные в столовую.
Второй мой выстрел прогремел примерно через десять секунд, я выстрелил в бедро охраннику. Он упал на спину и принялся истошно кричать, корчась от боли. Вокруг него быстро образовалась лужа чуть ли не черной крови. Я наклонился, от него пахло кровью. Подобрав «Осу», которую он до выстрела держал в руках, я засунул этот травматический пестик себе в рюкзак.
Я специально не убивал охранника. Поскольку тот меня ни разу не обидел, я лишь нейтрализовал его. У него все бедро было разворочено, что ж, 16-й калибр говорил о себе многое.
Я поднялся, огляделся по сторонам. Повсюду раздавался шум, женщины завизжали, послышался топот. Я молча перезарядил обрез. Одел на голову кепку «Chicago bulls», надел солнцезащитные очки, вставил наушники и на полную громкость врубил песню Мартина Солвейга «Jealousy». Мелодичный ритм этой замечательной песни развеселил меня. Я как в компьютерных играх, закрыв парадную дверь на ключ, который вытащил из кармана тяжело раненного охранника, принялся искать свои жертвы, вспоминая вчерашние обиды.
Ещё один выстрел – на пороге в столовую мне удалось всадить пулю в грудь Рафхата, задиристого красавчика с параллельного, да так, что его отбросило к стене. Зайдя в столовую, я выстрелил в толстяка, который тоже меня не раз обижал. Пуля попал в грудь, он открыл рот и просипел, вытаращив глаза. Я качал головой в такт музыки, около тридцати человек лежали в столовой на полу, пригнув головы вниз.
Громко засмеявшись, я принялся бить прикладом лежавших пацанов. Видя, что никто из них не сопротивляется, я заставил Раббая чуть приподняться. Нет, он не плакал, но испуганно смотрел на меня.
- Слушай, извини, я не раздевал тебя! – говорил он скороговоркой, глаза бегали в разные стороны. – Это все они, братья Шамсутдиновы! Да, я им сказал, где ты был, но сам в раздевании не участвовал! Я же твой друг! Ты что, забыл уже? – с этими словами он посмотрел на меня, и слегка улыбнулся.
Напоминание о раздевании и его улыбка меня настолько взбесили, что я нисколько нет задумываясь всадил в него патрон. От его головы осталось лишь кровавое месиво, череп раскололся, как яйцо «Киндер Сюрприз».
Я на минуту опешил, потому что осознал, что натворил много страшных вещей. Кругом была кровь, и перепуганные люди лежали на полу. Сердце бешено застучало, рубашка пропиталась потом.
- Шейба! Прекрати! Что ты наделал? – позади раздался взволнованный голос директора.
- Отойдите в сторону, господин директор! Иначе мне придется Вас убить! Не приближайтесь!!!
- Спокойно, сынок, спокойно!
- И не пытайтесь мне запудрить мозги!
- Конечно, не буду. Ты можешь посмотреть мне в глаза, сынок?
- Я Вам не сынок! Стойте и не двигайтесь!
- Да, извини. Хорошо, ты мне не сынок. Все будет так, как ты захочешь, - директор закивал головой в знак согласия. – Ты можешь объяснить, что случилось?
- Я не знал, что мне делать!... Они не оставили мне выбора! Позор! Меня опозорили! И Вы видели это все! Но ничего не предприняли!!!
- Ты что, я наказал этих негодников! – директор с поднятыми кверху руками стал медленно приближаться ко мне. – Мы собрали школьный совет, сделали выговор им. Они ответили по заслугам, Шейба. Все будет хорошо, ведь верно я говорю?
- Нет, - я посмотрел на него с ненавистью. – Все не будет уже хорошо. Не будет.
Не дав директору приблизиться, я выстрелил ему в шею. Он лежал и хрипел, со свистом из его глотки выплескивалась красная кровь. Я посмотрел на него, и скривился в улыбке.
Музыка играла в наушниках, я быстро передвигался по школе, отстреливая тех, кто участвовал в издевательствах надо мной. Все это длилось примерно полчаса. Выстрел за выстрелом, умирали мои враги, патронов становилось все меньше.
Звуки от выстрелов были оглушающие, я шел по коридору и уже машинально убивал, я мстил. Там, где я проходил, оставались трупы, неподвижные тела. Выстрел за выстрелом, я вел свою блистательную игру с громким завершением. Я – компьютерный герой, подобный виртуальному Нерону. Я стану звездой на целую неделю, в газетах обо мне будут писать ещё долго, на экранах телевизоров моё фото увидят миллионы, я запомнюсь многим.
Меня возненавидят, но запомнят надолго. Обо мне будут говорить как о безумце, как о выжившем из ума парнишке. Но обо мне говорить будут, это уж точно, даже не сомневаюсь. Память обо мне будет кровавой и таинственной, невечной, но долгой.
Школу оцепили полицейские, скорая помощь, пожарные. Я сидел в коридоре на корточках, прижав к груди «Осу», которую в качестве трофея забрал у охранника. Я знал, что спецназ и полиция уже взламывают двери в школу, врываются на первый этаж через окна, ломают двери черного входа. Я находился на втором этаже, до меня доносился звон бьющегося стекла внизу, топот тяжелых сапог. По стене ползал черный муравей, он как и я заблудился в этом мире. Я улыбнулся… GAME OVER.