Bалерий Карлицкий : Веселый пастушок

Пастушок Тимошка имел две вещи, которыми следовало гордиться – оригинальную, вырезанную из дерева деревенским умельцем дудочку-сопелку и не по годам развитый, крепкий большой член. Причем, если о дудочке знали все деревенские, то половой орган был тайным Тимошкиным достоинством, о котором знал только он.
И молодая коровка Матильда, принадлежащая соседям Зиминым.
Конечно, надумай Тимофей уехать в город учиться, там бы его достоинство обязательно нашло применение. Ведь город, как известно, - сосредоточение похоти, разврата и деградации. Но Тимошка был чист душою, и ни за что не хотел менять заливные луга и волшебные пейзажи Черноземья на каменные джунгли и смрад автомобильных выхлопов. Всю свою жизнь он собирался прожить здесь, в селе Нижняя Мутовка, занимаясь любимым делом.
Жизнь в деревне имела два серьезных недостатка:
1. Самой молодой односельчанке было сорок пять, причем это была Тимошкина мамка.
2. До ближайшего населенного пункта было 15 километров, причем это была деревня Геронтовка, в которой испокон веку жили одни старики.
Но Тимошка не отчаивался. Ведь любовью всей его жизни была пегая бестия Матильда, которая год назад совершенно неожиданно вывалилась у него на глазах из гигантской пиздищи другой коровы – Милки, прямо на пастбище. С тех пор Матильда изрядно подросла, но пастушок никак не мог забыть сцену ее рождения. По вечерам он повадился прятаться в кустах бузины за деревней и мять в руках свой член, представляя снова и снова, как телка, окутанная кровавым околоплодным пузырем, вываливается на сочную мураву. Тимошка кончал в мягкие листья лопуха, вытирал конец мать-и-мачехой и подолгу валялся в сене, глядя в темнеющее небо. Жизнь в деревне казалась ему высшим благом из всех.
Однажды, когда пастушок пас свое стадо и увлекся игрой на дудочке, позабыв обо всем на свете, Матильда отбилась от стада и ушла в рощу. Заслышав оттуда ее жалобное мычание, Тимошка поспешил на помощь и увидел, что Матильда попала задними копытами в яму, и не может самостоятельно выбраться назад, на лужайку. Испугавшись, пастушок тут же бросился ей на помощь. Он хватал корову за толстый круп, толкал, тянул, терся, и тут с ним случилось странное… Член Тимошки восстал. Налился, разбух, натянув портки. И пастушок не стал больше медлить. Он спустил штаны, вонзил свой посох в коровью щель и быстро задергался взад-вперед, охая и пританцовывая на месте от сладостных судорог.
- Муууу! Мууууууууууууу!!! - Матильда томно мычала и рыла землю копытом.
Безнадзорное стадо разбрелось по полю, но Тимошка и думать забыл о нем, ведь он находился во власти разнузданного, животного, захватывающего, лишенного любых правил и законов секса. Из Матильды обильно текла слизь. От нее сладко пахло солнцем и навозом. Пастушок ревел, тыкаясь носом в ее шерсть, сжимал руками тучные бока. Когда Матильда в оргазме стала бодать рогами молодую березку, Тимошка с размаху вонзил ей в задний проход свою дудочку и выплеснул всю свою нежность в темные лабиринты коровьего влагалища.
С тех пор жизнь его переменилась. По ночам он вздыхал и ворочался, думая о Матильде, днем уводил Матильду в рощицу и подолгу пердолил своим немалым смычком, сосал ее вымя, целовал холодное и мокрое мурло. Корова казалась ему особенной, не такой, как остальные. Она тоже любила пастушка и никогда не сводила с него своего грустного взгляда. Хозяева не могли нарадоваться Матильдиным удоям и просили Тимофея особо приглядывать за нею, что тот с удовольствием исполнял. Но вскоре пастушку стала не нравиться такая хозяйская забота.
- Ты ведь моя! Моя! – говорил он Матильде, когда они уединялись в орешнике – Ты не можешь принадлежать больше никому, меня сводит с ума одна только мысль о том, как эти заскорузлые мрази Зимины, вонючее, тупое старичье тебя доят. Они ведь трогают твои соски, твое вымя… Суки ебучие! Ненавижу!
Раздираемый ревностью, Тимошка стал сам доить Матильду перед возвращением в деревню. Он выпивал сам сколько мог молока, остальное сдаивал прямо в землю, чтобы только не досталось Зиминым. Соседи опечалились тем, что корова перестала доиться, даже ветеринара вызвали, но тот ничего определенного им не сообщил, а только выпил литру бурячихи.
Затем у пастушка появился конкурент. Бык Стенька. Он давно заглядывался на Матильду, и однажды, пока Тимошка не видел, запрыгнул на телку и быстро вонзил в нее свой исполинский елдак. Буренка, привыкшая к нежностям, отчаянно заревела под напором похотливой скотины. Увидев, что происходит, Тимошка тут же бросился на помощь. Он слишком хорошо знал повадки быков, чтобы наскакивать на Стеньку с налета и бить его. Такое поведение было чревато тяжелыми травмами. Поэтому пастушок поступил умно. Он осторожно отогнал быка к кромке леса и привязал к дереву, после чего преспокойно вернулся к своему стаду.
Пошедшие на поиски Стеньки хозяева, на следующий день нашли только кости своего питомца, обглоданные волками. Тимошке, понятное дело, попало на орехи, но никакое наказание не могло омрачить его удовлетворения от страшной мести.
Жизнь снова напоминала сказку. Но…
Поскольку Тимошка рос в деревне, он был прост и наивен душою, и не умел думать на несколько шагов вперёд. Поэтому новость о смерти Матильды стала для него страшной и сокрушительной неожиданностью. А что оставалось Зиминым? Ведь Матильда перестала давать молоко, проку от неё было никакого, последняя польза, которую она ещё была способна принести своим хозяевам - обеспечить их несколькими десятками килограмм говядины. И конечно же, у Тимошки никто разрешения не спрашивал.
Зимины закатили гулянку, вся Нижняя Мутовка пришла отведать самогону с мясцом. Тимошка затаился в траве и наблюдал за вакханалией. Личное горе никак не сказалось на его железобетонном стояке, поэтому, чтобы унять его, пастушок вырыл ямку в дёрне и, под звуки мутовского пира, рисуя в уме образ Матильды, ласково ебал плодородную землю.
Сэякулировав, он вновь сосредоточился на предстоящей расправе. Тимошка выжидал.
Ближе к ночи пьяные гости разбрелись по хатам, и старики Зимины остались вдвоём. Тимошка вынул поникший хуй из земли и, словно в тумане, побрёл к сараю. За вилами.
Когда он вошёл в дом, старуха убирала со стола вымазанные коричневой подливой тарелки, а старик... старик ЧАВКАЛ. Чавкал Матильдой! Выставив вилы перед собой, со зверским рёвом Тимошка бросился на эту старого ублюдка, проткнул его омерзительное раздутое от жратвы брюхо и, не останавливаясь, толкал тушу вперёд, пока не пригвоздил к стене. Дед задёргался, кровавый фарш однородной массой пополз у него изо рта, путаясь в бородёнке. Из разорванного живота на пол выскользнул серо-розовый ком кишок.
- ООООООООО!!!!! ООООООЙЙЙ!!!! Блядь! Блядь! Блядь! Кищщи!!! Кищщи мои!! – рычал в агонии старик.
Тимошка бережно отделил кишечник от умирающего, дергающегося тела, аккуратно смотал его и убрал в торбу.
Для старухи недалёкий Тимошка умудрился сочинить более изощрённое наказание.
Перво-наперво, он хорошенько избил костлявую горбатую падлу, избил до кровавых соплей и хрипа. Старческие кости с хрустом лопались под ударами молодых кулаков. Затем пастушок привязал стонущую пиздень к железной кровати и отправился в сарай. Там он нашел две заинтересовавших его вещи – железные щипцы и инструмент для клеймения скота. Дальнейший план действий быстро созрел у него в голове.
Оба артефакта он раскалил в печном огне. Сначала в ход пошло тавро – Тимошка выжег им на животе старухи несколько страшных отпечатков. Затем настала очередь щипцов.
Старуха голосила что есть мочи. Ее вопли напоминали крики раненого животного.
Раздвинув ее трясущиеся ноги, пастушок впился разгоряченными докрасна щипцами в увядший старушечий клитор и радостно вырвал его одним движением.
Бабка лишилась чувств. Без лишних проволочек удовлетворенный мститель перерезал ей глотку, закинул торбу с дедовой требухой на плечо и покинул пропахший паленым мясом дом Зиминых.
Он нашёл ту лунку в дёрне, где отложил своё семя, под беспристрастным светом холодной луны выдавил в неё же содержимое старческих кищщей, и присыпал заготовку землёй. Рядом он воткнул веточку, чтобы найти это место по весне, когда Матильда обретёт новую жизнь