Addam : ЧастьФтораяГлава21. (на конкурс)

Разведена и безработна! Разведена и безработна! Прокатив по своему переулку Никанора попала в другой, пересекавший первый под углом равным половине развёрнутого угла. «А ваще, градусная мера угла равна сумме градусных мер углов, на которые он разбивается любым лучом, проходящим между его сторонами. Ипать,ипать.» - пронеслось в ейной голове. Только чудом затормозив, она не разъебашилась насмерть о старый покосившийся фонарь на углу. Увернувшись от него Никанора, слезла с моцыка и пошла в пеший поход. Но моцык, сцуко, не бросила. Нелехко и ой как недёшево достался ей он.
Так пересекли они Арбат. Разведённая Никанора и моцык, который она с улыбкой на лице катила рядышком. Свернули в узкий переулок с высокими домами. В конце переулка их внимание привлекла роскошная громада семиэтажного дома. Фасад дома обшит красной материей, двери широкие, за стеклом виднелись моргающая голова с рожками и другая со взглядом чооорных глаз. Над дверьми золотом выведена надпись: «Аморптилмод».
Никанора щурилась на надпись, соображая, что бы могла означать слово «аморптилмод». Взяв моцык под мышку, Никанора вошла в подъезд, толкнув паролем удивлённого мужика, и увидала рядом с прочими надписями на стене красными буквами номера квартир и фамилии жильцов. Одна из надписей заставила Никанору испустить хищный задушевный вопль. Усевшись сверху на моцык, она жадно начала читать фамилии: Безенчук, Гагарин, Даунский, Меркадер, Дохторский…
- Дохторский! – завизжала Никанора. –Дохторский! Да ведь эта жи он! Он погубил меня!
Редагтор дверей на главной, ахуел, стараясь понять такое чудо: пачиму эта женчина визжит, пачему она голая и лишь пятно от brilliant green alcohol solution на плече прикрывает сей срам. Хотя ему то, на главной то, значительно видней, доложу я вам, что срам то ейный вовсе ни там. А Никанора в это время уже мчала вверх по лестнице, повторяя в каком-то упоении:
- Дохторский – двадцать шесть! Дохторский – двадцать шесть!
Вот налево готическими буквами -22, направо авторское – 25, ещё выше, налево – 26. фот а карточка – «Щ. Дохторский».
Никанора бросила моцык, вздохнула полной грудью (так ей казалось, сиськи пасрецтвенные даложу я фам). Разгорячённые ейные подошвы приятно охладила лужа, насцанная кошкаме. Она позвонила раз, другой. А дверь чёте никто не открывает. Никанора стала сильно жмать на кнопку. Хуй там. Долго ли, коротко ли жмала бы Никанора на кнопочку свою, кочевряжась и постанывая, но позабытый женчиной моцык рухнул ей на ноги. Чем вернул хозяйку к жизни и ненависти, (а чейтателя избавил от описания аффтором собссно процесса ебли героини самой с собой). Втолкнул он Никанору в апартаменты Щ. Дохторского, дверь то незапертая оказалось.
Мда, по пенсию, с ежемесячной выплатой немалой суммы, должен быть благодарен Ш. Даунскому обитатель квартиры №26, за то, что Ш. Даунский выпал лицом на перрон, как раз в этот вечер и как раз в Москве. Под счастливой звездой родился Щ. Дохторский.
Мда, поговаривают, что и до сих пор Дохторский бледнеет, вспоминая этот страшный вечер, и до сих пор блюёт, вспоминая какой-то другой. Хуй их знает, какой гнусностью и липкостью ознаменовался бы этот вечер – по приходу из дамской комнаты (там говаривают, каких тока комнат не было в апартаментах энтих, какие там тока дизайнера и архитехтора не потрудилися) в руках у неё оказался гигантский чооорный самотыг.
Нагая и безработная. Разведённая и невидимая. Нагая и невидимая, ебани кари очи, мацыклистка сдерживала и уговаривала себя, руки её тряслись от нетерпения. Прищурив один глаз, Никанора ебанула по клавишам рояля. Разумеица же тока по белым. Афроамериканские были заблаговременно выкалупаны и аккуратненько уложены под сидушечку моцыка, дабы не попортились и авось сгодяца. По всем апартаментам пронесся жалобный вой (ахуитительная акустика – респект застройщикам). Исступленно кричал ни в чём не повинный беккеровский кабинетный инструмент и противно ещё более невинный китайский вагинальный. Костяные накладки летели во все стороны с первого, а второй распространял запах паленой резины. Со звуком револьверного выстрела лопнула верхняя полированная дека на первом, а у второго сели батарейки. Тяжело дыша, Никанора бухнулась в кресло, чтобы отдышаться. «О-о-и-я-и-ё-батарейка» - напевала она. Сдох Валерка Жуков. Ещё громче. «О-о-и-я-и-ё-батарейка» Подохли все насекомые в округе. В кухне порвало трубы, и страшно загудела вода. Никанора жадно облизнула губы и попиздовала в ванную. «Кажецо, уже потекло на пол» - подумала она и добавила вслух:
- Однако рассиживаться нехуй, кончу сиводня.
Из кухни в коридор уже бежал поток. Шлёпая босыми обосцанами ногами в воде, сменила песенку. «Йеллааау саабмааарин» - напевала она. Ей всё было ни по чём. Никанора хлопала в ладоши, скакала по кабинету аки же ребёнок с лейкой в руках, из которой поливала фсе Дохторские рукописи. «Не горят, но мокнут» - зло хихикала она. Потом она начала пукать по чём зря и бросилась в спальню. Разбив там зеркальный потолок, штоп садюге ни в куда было смареть как он прёт сваих тёлочек. Никанора призадумалась. А раз призадумалась, значит время посрать. А раз время, значит часики. Она вытащила все часики гражданина Щ. Дохторского, нашла причудненькую отвёрточку и… Долго ли, коротко ли срала Никанора на китайского шелку наволочки, незнамо, неэмо, неведомо. Только к тому времени как закончила, время узнать было не по чем. Rolex превратился в Шморлех, Patek Phılıppe стал Филькой Падаком, Cartier сплошной Сортиер и т.д. стало б.п. Жопу в спальне было нечем вытереть, попиздила она в гостиную. Там уж было с чем позабавица. Жопу ап кавёр вытирла, три букавы изящные на столу красного дерева, круглом выцарапала. На апртрете хазяйском козявушками с носа и какушками с под нагтей бантики с хвостиками нарисовала. Разрушения, которые она производила, доставляло ей жгучее наслаждение, но при этом ей всё время казалось, что результаты получаются какие-то мизерные. Поэтому она стала делать, што попало. Она била вазоны с фикусами;рассыпала гречку везде и всюду;заебавшись, смоталась на секундочку на митинг;вернувшись, собрала гречку, отварила и снова рассыпала везде и всюду.
В это время в квартире №22, сестра Готского пила чай с грибами в кухне. Подняв голову к потолку, она вдруг увидела, что он меняет свой белый цвет на какой-то говняно-желтоватый. Минуты две сидела сестра, хотя казалось ей более. Пятно расширялось, грибы цепляли. Наконец, из потолка пошёл настоящий грибной дощ. Тут она вскочила, подставила под струи таз, что нисколько не помогло (конечно, хто, сцуко, так делает? Кастрюльки, мысочки, ведёрки подставлять надо было, а не жопу свою, дура). Тогда, вскрикнув Готская побежала из квартиры на лестницу. Там она стала звонить во все звонки.
- Ну, зазвонили, пора собираться, - подумала Никанора, заводя моцык. Путь к отступлении на площадке был перекрыт…
ПыСы… А в главе той было реально ещё много всего. И про побитые стёкла, и про мальчика лет четырёх, который сам дома сидел, пока МаманС по Москве ночной блудила. И про Наташеньку с тугими булками (ну все видели реально) на ахуитительном «кабане» синюшном, с объёмами двигла невъебенными, букафкой сэ (как доляр штатский) и цыхерками 666 (последнии две зачёркнуты крестиками и исправлены на нолики) на багажнике. И пиздела Наташенька Никаноре, как она у графа в on.line игруху выиграла его, «кабана» этого. И про Коляна голого и мокрого, который на Енисее, одёжку свою проебал значица, а на самом то деле кошки её обосцали, ну и на балкон высушиваца вывесили. Колян с перепою то Никанору приянл сафсем за другую бабу и винл фо фсём коньяк. Туса ещё была. С хороводами и маршем в честь Никаноры. Бакенбардист, Птица в аджедах, козлоногий. А моцык был кинут людями бездушными и к полночи весь аццкий движ переместился в маскву. ТЧК