Сцепной Волк : На югах (на конкурс)

Чего и говорить, на водах мы тогда наебенивались жоско. Впрочем, скука от этого не исчезала. И весь этот пиздос оттого, что местное водяное общество – сборище тупых, вонючих скотин, готовых продать Империю за триста грамм бургундского. Те, кто пробавляется минералкой по утрам, – унылое говно, как все болезные, а кто по вечерам закидывается водярой – несносны, как все затонувшие алконавты. Женское общество есть, только от него небольшое утешение: приличного минета никто сделать не умеет, а в жопу и подавно не дают. Да что уж там, ни говорить, ни целоваться по-французски никто не обучен. Одно спасенье – горы. Вот они-то уж точно здесь охуительные! Великолепные, многоликие и такие искренние, настоящие посредники между землей и небесами. До опиздинения уходящие в даль и в высь – и до чего же заебись. Поэтом здесь станешь просто поневоле.

За такого рода мыслями меня застал поворот, открывший, в свою очередь, площадь, где собиралась местная гопота. Здесь я встретил одного уебана, с которым некогда был знаком. Тот еще уебан. Его цель – познакомиться с девушкой и сделаться героем романа какого-нибудь писателя, чтобы попасть в школьные учебники по литературе. Говорю же, тот еще уебан. На самом деле уебан просто еще ни разу не был близок с женщиной, то бишь не ебался. Уебана страсть была онанировать. Но он это скрывает, пиздит, будто разочаровался во всех бабах на свете и давно перешел на рыб. Я раскусил этого жалкого дрочера, и теперь он меня ненавидит. Он потому и приехал на воды, что, мол, надеется найти здесь много рыбы. А чтобы было удобно ее заволакивать, так даже напялил свою любимую розовую кофточку. Пусть пиздит, я-то знаю, какая водится здесь рыбка!

Действительно, не успел я ему как следует переебать, как мимо нас прошла пара водяных сучек. Пиздато, завязка есть! Та, что постарше и пострашней, по всему приходилась маменькой второй, спортсменке, гордой северной красавице и просто сладенькой целочке. Уебан, который всё еще ошивался около меня, весь задрожал своим хлюпеньким телом, повернулся в мою сторону, принял отрешенную напыщенную позу и громко, чтобы целка могла услышать, изрек что-то тоскливое и неуловимо говноромантическое:

– Ах, милый друг! Я не ебусь с женщинами, потому что предпочитаю рыб. Иначе жизнь рисковала бы продолжить свою никчемную канитель.

Целка бросила на уебана взгляд, не лишенный любопытства, из-за чего я втайне и сам на мгновение задумался о ебле рыб, хотя бы по четвергам. Гм, рыбная ебля... Скрывая свои сомнения и стараясь казаться как можно более равнодушным, я зевнул довольно непринужденно и пустил по легкому утреннему воздуху ответную сентенцию, облитую горечью и злостью:

– Какой же ты все-таки мерзкий уебан! Я презираю ихтиофилов, потому что они ставят под угрозу существование каспийского осетра.

Я плюнул уебану прямо в его любимую кофточку и пошел прочь.

***

Воздух был чист и свеж, как поллюция ребенка. Я умиленно смотрел из окна на охуительные горы вдали, как будто выстроенные могучим волшебником, не добрым и не злым, а просто прекрасным. Я весь отдался вихрю воспоминаний о былых столичных похождениях, право, было что припомнить. Но – признаться ли – мысль о недавно увиденной целке проникла в мое воображение, захватила меня, самовластно вплелась в хоровод летучих образов, тесня и погоняя ссаной метлой былых возлюбленных, требуя к своей блядской персоне всё больше внимания. Все-таки какая у нее шикарная жопа! В этот момент в комнату вошел знакомый доктор, и от него не утаилась неловкая улика.

– Ба, дружище! Да у вас стояк! Хотите, я скажу, на кого вы только что думали подрочить? Бьюсь об заклад, что вы думали о целке!
– Вы, как всегда, умеете отгадывать чужие мысли. Надеюсь, вам не так легко управляться со своими собственными. Иначе вам стало бы совсем скучно, особенно здесь, на этих проссанных водах.
– Ну да. Так я ж ведь давеча подглядел в окно, как целка и маманька ее свернулись клубком и лизали друг у дружке. Самозабвенно так, хе-хе-с.
– Ах, док, да вы и впрямь знаете всё про всех на этом свете, а то поди еще и на том; прям как Мефисто.
– Да-да, я читал про всё это где-то у Л***ва. Впрочем, я ведь пришел по делу. Но, в первую голову, надо дунуть.

Мы раскурили по трубке опиума, потом еще и еще по одной. Сколько их было точно, теперь нельзя установить, но подозреваю, что дохуя. Ох и накатило на меня, как будто вся громада гор из-за горизонта перенеслась внутрь моего сознания, и все хребты, ущелья и завалы теперь соответствовали изгибам и вывертам моей собственной души. Тем временем док, над которым опиум приобрел, казалось, не такую решительную власть, посмотрел на календарь, потом на часы и ободряюще спросил:
– Слушай, старина, а не пора ли нам пиздануть уебана?
– Блестящая мысль! – ответил я как будто бодро, в то время как сам видел всё кругом сквозь пелену, сквозь невыносимо мутную дымку. Макушки гор курились в вышине, ущелья заполнял сладкий туман. Туман был отравленный, я это знал, но продолжал им дышать и дивился новым обвалам в горах и каждому новому удару сердца в висок. В дымке виднелись лица, люди, города. Мелькали былые и грядущие года, знакомые и неведомые страны. Или порой совсем неясные картины вставали передо мной: рыбы... Максим Максимыч... типография... журналы... подножье Машука... дуло пистолета... восемь цифр и тире посередине... рыбы... бабы... экран монитора... портрет человека в шапочке... дым сигары... клавиатура... еще восьмерка цифр... Блядь, откуда они берут столько букв? Столько цифр? И как это всё не кончается серебристая проволока, от которой они отщипывают каждый раз по кусочку на следующее тире? Кто – они? И вообще – КАКОГО ХУЯ?!

– С ним вот только еще драгунский опездол, ну и еще пара весьма скользких ушлепков, – доктор вывел меня из транса, – Всех зараз этих за раз можем не отхуярить.
– Не извольте беспокоиться, – к этому моменту я вернулся, только легкая тяжесть еще оставалась стоять в голове, – Сколько раз мне уже выпадало играть роль топора в руках судьбы! – дымка вновь напустилась и стала рассеиваться. – Кроме того, знаете, я ведь немного фаталист. После того, как видел издание повестей этого Л***ва. Там написано, что я уебу уебана.
– Что ж, раз мы оба читали Л***ва, еще, кажется, в школе, то ни к чему дальше ломать эти повести. Finita la comedia, как говорится. Пойдем-ка лучше вниз, в город, подыщем пару хорошеньких актрис да помянем гусара стаканчиком кахетинского.
– Как говорится, cherchez la femme! – поддержал я, и с этими словами мы вышли, бодрые и полные чистой радости. Но что-то мне подсказывало, что к вечеру мы опять наебенимся в говно.