ПЛОТНЕГ : Забубёненый валет (на конкурс)

Если вы, дорогие граждане, думаете, что в далеком девятнадцатом веке нашим предкам от безделья оставалось лишь лениво дрочить на постылый огарок свечи, да писать при этом романтические памфлеты чужим потаскухам, ловко выдернутым из жопы удивленного гуся пером, то вы глубоко заблуждаетесь. Нет, они, конечно, не жрали цикладол, не ссались в лифтах и не рождались с мышлением топ - утюга. Нет. Это были полноправные хозяева жизни, которые могли с тридцати шагов, из пистоля, отстрелить вам наглость, за один неверный взгляд в свою сторону. Отдавали полцарства за борзых без прививок, и с легкостью загибали порали-пе, вальяжно кидая на кон родовые имения, зачастую вместе с парализованными наглушняк бабушками и прочей малозначимой крестьянской поебенью. Однако к делу.

В тот паскудный вечерок сидели на сваре постоянные игроки и за вялотекущим пиздежом небрежно опустошали свои пухлые лопатники. Но, как зачастую бывает, в семье не без соседа, картину портил никчемным присутствием, как лишним штрихом в красном квадрате, некий Герман, обычный по виду говнюк и прощелыга, впрочем, как и вся нищебродная немчура того времени на Руси. За стол этот хитроватый хлыщ не садился, но качественно шестерил, вставлял три копейки в разговор и всячески старался сойти за своего, как штирлец на планерках у рейсхфюрера.
Когда, наконец, все порядочно наебенились, и под общий гогот забили крапленую колоду в очко одноногому дворецкому, то пришло время всяческих небылиц и похабных басенок.
- А известно ли вам, господа, что бабка моя - графиня Анна Федотовна, сколотила свое состояние виртуазно крутя жопой своей по Парижам, и весьма неплохо катала в самых высоких кругах? - внезапно оглушил всех вопросом Томский, нагловато перебив спор о вреде анального баловства с денщиками.
- Да как же так, батенька, помилуйте?! Ктож найдет надобность ебать такую сварливую полуистлевшую ведьму, да еще за деньги! – возмутился хозяин дома конногвардеец Наумов, выйдя из состояния полусна.
Томский неспешно скрутил косяк, выждал получасовую паузу, наслаждаясь всеобщим удивлением, затянулся и продолжал, - А было это лет шестьдесят тому. Да-с. Бабуля крутила яйца королю, динамила Ришилье, упивалась с модистками, и сутками зависала в полку королевских мушкетеров со своей подругой леди Винтер, которая к слову задохнулась при попытке свистнуть на спор в три хуя сразу. Поговаривают, что даже сам Д.Артаньян дрался за нее на дуэлях, а ее шляпку носит до сих пор, в память о ней. Однако помимо охочести ебливой, моя grand'maman питала слабость к картам и весьма неплохо катала в очко. Но, и на старуху бывает проруха… Случилась с ней оказия играть с герцогом Орлеанским, известным шулером и первейшим парижским пидарасом. Бабуля проигралась в пух, и просила герцога, как честного человека, простить ей долг за дружеский минет membre à la bouche, но, как я уже сказал, у герцога были несколько иные интересы и он был непреклонен. Бабуля вернулась домой к деду, тем более что когда-нибудь все равно надо было возвращаться, и попросила его погасить такое легкое недоразумение. Дед воткнул в глаз монокль, взял в руки счеты и быстро прикинул минусовой профицит за последние три года женитьбы. А, прикинув, отказался наотрез.
Бабуля рыдала, грозила разводом, письменно отказывалась от супружеского долга на шесть лет, но все было тщетно…
И тогда она вспомнила о своем дальнем друге графе Сен-Жермене. Вы, господа, я уверен, наслышаны об этом весьма забавном субъекте, который выдавал себя за Вечного Жида, а где еще влезть в заем, как не у жидов? Однако граф указал ей более верный способ получить назад свои капиталы. Он посвятил ее в секрет трех карт, которые необходимо поставить одну за другой и они непременно выиграют!
В тот же вечер бабушка вернулась в Версаль. Герцог Орлеанский метал и бабуля села напротив него понтировать. Отыгралась с первой же карты, на второй карте она выиграла всю наличность герцога, и на третьей ему ничего не оставалось, как поставить на кон собственную задницу, но не потерять лицо.
Томский забил новый косяк и торжественно осмотрел присутствующих. Вся компания сидела раскрыв рты, а на столе дымились забытые трубки.
-Третья карта тоже выиграла! Бабушка торжественно вколотила герцогу бронзовый подсвешник в жопу chandelier à l'anus и навсегда покину Парижы.
-Сказка… - после продолжительной паузы тихо сказал Герман.

Старая карга графиня была сущим деспотом для придворных и всей своей родни. Все ждали, когда старуха прощально разожмет сфинктер, но, так и не дожидаясь, сами отправлялись на тот свет в расцвете лет от инсультов или травм. Хотя и питала она некую доброту к своей воспитаннице Лизоньке. Никто не знает, как на самом деле звали эту забитую полуграмотную девчушку. Но графиня звала ее Лизонькой, потому что той приходилось отлизывать старой кляче ради laver les organes génitaux, во время чего графиня громко пердела и пыталась вырвать локоны с головы своей любимой воспитанницы. В свободное же время Лизавета тихо мастурбировала у окна, глядя на проезжающих мимо гусар, которые завидя ее в окне лениво зевали, рискуя порвать себе усатое ебало.
Однажды Лизавета, сидя у окошка и привычно теребя себя пяльцами, взглянула на улицу и увидела молодого инженера, стоящего неподвижно и устремившего на нее взгляд. Лизавета от смущения никак не могла кончить, а через три часа бесплодных попыток и вовсе бросила это пустое занятие. Однако и в последующие дни молодой человек проводил под окнами девушки долгие часы, глядя на нее, чем полностью нарушил ее гормональное спокойствие и увел в сторону месячный цикл. Даже отлизывая старухе бедная девушка думала о нем, что вызывало некую сумятицу процесса и выводило графиню из себя.
-Что с тобою сделалось, мать моя?! Столбняк на тебя нашел?! – кричала в сердцах старая перешница и усиленно колотила девушку по голове статуэткой Будды, – Отдам тебя конюху, будешь жеребцам пар выпускать!

Анекдот про старую графиню не выходил у Германа из головы. А что если это правда? Ведь эдак можно сорвать бабла, перетрахать пол Петербурга, а потом махнуть залечивать триппер в свободную Австралию, где даже попугаи не сидят в клетках и всегда тепло. Эта мысль настолько запала в подсознание молодого человека, что он перестал спать, есть и испражняться. Мысленно он пилил бабло, раскладывал его по углам, математически подсчитывал, на что можно первоочередно потратить и подсчитал барыши от вложений в пифы. Иными понятными нам словами - Герман дался ебу.
В голове у него созрел гениальнейший план, как выведать тайну у старой графини. Лицо его хитро просветлело, и этим вечером Герман, неожиданно для себя, передернул, впервые за последнюю неделю.
А на следующее утро он незаметно передал Лизавете письмо, весьма фривольного содержания, но на немецком языке, что для бедной девушки выглядело пиздец какой шифровкой. В ответ она послала его нахуй на русском и тем самым переписка заладилась.
Лизавета начертила потенциальному ебарю план дома в аксонометрии, глядя на который Герман чуть не вывернул себе шары вовнутрь, расписала смены дворецких и назначила час икс, когда будет ждать его, привязав себя к батарее и уперев пятки в потолок. Разумеется, Герман и не помышлял о Лизавете. Графиня – вот была его единственная цель.

Графиня сидела перед огромным зеркалом, считая новые папилломы и весело треморя башней. Иногда она делала паузы удивленно желтым еблом, шевеля при этом отвислыми губами и качаясь медленно влево и вправо. Герман вышел из-за печки. Паркинсон тряс и его.
-Гепатитная сука… - подумал он, но вслух тихо произнес, - Сударыня, не пугайтесь, ради Бога, не пугайтесь!
Старуха молча смотрела на него, и, казалось, его не слыхала. Герман вообразил, что она глуха, и, наклонясь над самым её ухом, повторил ей то же самое, но очень громко и отчетливо.
-Ты ахуел так орать? – наконец спросила графиня, округлив глаза и склонив голову неестественно набок, будто и не имела шейных позвонков.
-Три карты! Три карты! – Герман сразу же начал выходить из себя.
-Это была шутка… Клянусь вам, это была шутка.
Герман нервно ходил по комнате, излагая аргументы и взывая к совести графини, но все было тщетно.
– Старая ведьма! – сказал он, стиснув зубы, – так я ж заставлю тебя отвечать... С этими словами он вынул из-за пазухи анальную пробку.

Когда Лиза тихо открыла дверь, то ей предстала ужасная картина. При тусклом свете ночной лампады она увидела Германа, который сидел неподвижно и смотрел, не моргая в пол. На полу абсолютно нагая лежала графиня, хотя сложно было узнать в ней прежнюю хозяйку дома. Ее голову охватывали кожаные ремни, а из-за шара во рту было ощущение, будто старуха все еще силится что-то сказать. Ошейник на шее стянул дряхлое горло, и оно казалось неимоверно тонким. Руки и ноги были сцеплены наручниками за спиной в позе козла, причем одна нога была неестественно вывернута наизнанку. Из жопы старушенции торчал неимоверных размеров фаллос в виде рождественской елки. Все тело было в кровоподтеках, пролежнях размером с кулак и напоминало какой-то невероятный студень.
-Чудовище… Вы просто чудовище, - качая головой, наконец, произнесла Лизавета. – Как бы она вам что-то сказала с такой херней во рту? Как?! Идиот…
- Откуда вы прознали? – Герман медленно возвращался в реалии.
-Три карты. Эту байку внучек трезвонит по своим друзьям уже лет пять, и всегда находится молодой кретин, который на нее ведется, приходит сюда и ублажает старушенцию в обмен на тайну. Уходите, немедленно уходите!
Герман молча побрел прочь, а выйдя через черный ход и вовсе побежал, плохо соображая куда.

Смерть графини не вызвала осложнений и кривотолков. Все знали об ее ебливых отклонениях, да и возраст был вполне подходящим. Но Германа мучила совесть, он хоть и немец, но изрядно обрусевший. Гонимый ею он поплелся на поминки с пучком пластмассовых ландышей. Пока катился катафалк, и играла музыка, ему казалось, что графиня приподнимается из гроба, ищет его в толпе, а, отыскав, делает страшную рожу и машет ему кулаком. Герман прятался за венками и успокоился лишь, когда на старую бестию накидали три метра тяжелой сырой земли.
Помины прошли весело. Пьяные гусары ебли дворовых девок под гармошку и орган, а к комнате Лизы выстроилась очередь, и Германа записали лишь на утро. Томский выловил свободную лошадь и отправил друга домой.
Герман проснулся от странного шума. В комнате было темно, и он прибавил керосину лампе. На полу лежала графиня, точно в такой же позе и с кляпом во рту. От старухи несло формалином, а жировые складки местами были порваны и гнойно кровоточили..
-Ммммммм…. – мычала ведьма и зло смотрела на Германа.
Герман медленно, еле касаясь пальцами, вытащил кляп и от омерзения блеванул на мертвенно бледную рожу графини.
-Тройка! Семерка! - выкрикнула графиня, словно освободившись от долгого обета молчания.
-А третья?- спросил с заткнутым носом Герман.
-А за третью в туза! Гегегеге! – заржала карга и встала на полу раком. Из жопы у нее вылез земляной червяк и недобро сощурился на Германа.
-Изыди! – крикнул Герман и упал без чувств.

Проснулся он далеко за полдень. Сон ли это… - думал Герман, пытаясь избавиться от ночного кошмара. В ушах все еще стоял мерзкий гогот старухи.
-Долго спите, барин! Изволили перебрать вчера?- участливо спросил денщик.
-Тройка! – не думая пизданул Герман, что первое пришло в голову.
-Эка вас, барин, приплющело… Поди на поминах от жадности самогон на стол ставили-с? Али химией баловалис?
-Семерка!
Денщик покачал головой и поплелся к выходу.

Вечером весь катальный бомонд собрался у Чекатилинского. Метал сам хозяин. С хитроватой улыбкой он нежно снимал карту за картой и бережно клал их на бархатное сукно. Очередная свара ушла к нему, и желающие делали ставки на новый кон.
-Позвольте поставить карту?
Все с удивлением посмотрели на Германа.
-Извольте… - учтиво ответил хозяин.
-Сорок семь тысяч. – тихим, но уверенным голосом сказал Герман.
Чекатилинский почесал под столом яйца, немного подумал и закивал с видом смиренного согласия, - Мне конечно и слова вашего достаточно, но хотелось бы видеть и наличность на столе.
Герман вывертывал карман за карманом, вываливая на стол смятые ассигнации вперемешку с недокуренными бычками, порнографическими картами, письмами от судебных приставов и повестками в военкомат.
Чекатилинский стал метать. Направо легла девятка, налево тройка.
– Выиграла! – сказал Герман, показывая свою карту.
-Ахуеть… - шептала толпа за спиной.
-Ставлю девяносто четыре тысячи. – спокойно сказал Герман.
-Извольте… - ответил Чекатилинский, но голос его дрожал. В толпе кто-то пернул, раздался короткий щелчок по еблу и воцарилась мертвая тишина.
Валет выпал направо, семёрка налево. Герман открыл семерку. Все ахнули. Кого-то вынесли.
-Ставлю все. – твердо сказал Герман
Это похоже было на поединок. Глубокое молчание царствовало кругом.
Чекатилинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз.
-Туз выиграл! – торжественно сказал Герман и открыл свою карту.
-Ваша дама… бита… - ласково ответил хозяин дома, упал в кресло и достал бутылку пшеничной из-под стола.
И в самом деле, вместо туза у Германа на руках была дама пик. Он поднес карту ближе и увидел, что это валентинка с ангелочками по краям, а стоящая в кокетливой позе графиня хитро ухмылялась, высунув язык, глядя прямо на него. Рождественская елка у нее в жопе внезапно вспыхнула гирляндами, глаза старой карги забегали и щелкнули, остановившись на тройке и семерке.
-Джек-пот! Джек-пот! Джек-пот!
-Старуха! – закричал Герман в ужасе и выбежал прочь.
-Славно спонтировал. – шумела толпа.

Герман сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице и тасует колоду карт. Вытаскивает одну, кладет рубашкой вверх и спрашивает сам себя, - Дама? – перевертывает, - Хуй! Туз!
Вновь тасует, вытаскивает карту, - Туз?- перевертывает, - Хуй! Дама! Ахуеть… После этого дико ржот, кому-то машет кулаком на потолке и снова остервенело тасует колоду.
Это длится уже пятый год.