Kakalensky : Это вряд ли...

Немилосердно потрепанный оголтелыми очкариками, успешно витиевато, в улицу из трамвая вбежал Ежи Мрецки - "Бред, бред, бред!.."
Швыряние мастурбирующими на пожарный гидрант подростками коробок из-под керамической дряни не помогло - Ежи смугло уворачивался и поддавал густо и живописно остатками съеденной стручковой фасоли - "Хер ли вам пристало, я однако так!..", после чего снял трусы, плюнул игривым фонтанчиком и поймал слезу плевка мишенью зрачка, не сморгнув при этом своим бородавчатым веком.
"Да угомонись ты, человече," - говорю ему, - "надень в конце-концов трусы, а то глаза видно", но это чучело только сильнее распалилось - "Идите все в жопу, пеликаны лесбийские, я песчаная устрица! Хочу, хочу, хочу!.."
Бананы в лавке повыпрыгивали из своих кожаных арбалетов; подростки, сбитые с толку, стали дрочить на бананы, персики, и даже на присевших в изнеможении девочек-продавщиц; продавщицы, ничего не понимая, заговорили на суахили о французском молчании и венских булках, заедая протухшую рыбу свежими круасанами.
Ежи, поняв, что все вернулось на круги своя, наконец-то водрузил трусы на законное место между ватрушечными ушами и вывалившимся поганым своим языком, спрятал глаза в складках ложного гульфика и, молча напевая "Тарантеллу ленивого кузнечика", поскакал доить бензоколонку, уворачиваясь от лучей офонаревшего от полуденной жары солнца.
Дантист Роттенвагинер, хрипло облизываясь, спросил у меня - "Скажи мне, любимая, а когда снова откроют квартал красных фонариков?" "Это вряд ли - скорее каналы утонут в тюльпанах." И, отобрав у полицейского садовые ножницы, дантист Роттенвагинер вальяжной походкой отправился выращивать тюльпаны.