imbo_down : Вестминстерское аббатство

Уже вот, в который раз, и наступила осень.
Я смотрю на темно синее небо и думаю о смерти.
---
Я учился в школе с английским уклоном. За партой со мной сидела Света Водоглазова. И нас со Светой учитель Зельман Илларионович пичкал этим сраным английским. Каждый день по два часа. Бля! Без перерыва. Мне ж было лет четырнадцать, это тока уёбки могут выдержать все эти английские неправильные глаголы в течении двух часов, сопротивляясь гормонам.
А я уёбком не был и шипел:
- Света, нахуй этого Зельмана! Я курить хочу.
- Имбо, тише-тише.
- Какие нахуй тише, Света! Я ничего уже не понимаю, у меня голова кружится от этого Зельмана Шмулевича. Мне надо покурить.
- Илларионовича.
- Я покурю?
Света краснела, как-то так кривилась в улыбке и я, улучив момент - когда этот злобный Зельман отворачивался к доске, чтоб написать очередной неправильный глагол – прятался под партой, под светиной юбкой; доставал пачку «Шипки» чиркал спичкой и пускал дым на коричневый пол. Докурив,я начинал терется левой щекой о Светины ноги и дальше. Хуй знает, то ли Зельман был чисто тупой и не видел, что я вытворяю, то ли мне завидовал… Но в конце-концов ему это остоебло. Он воскликнул:
- All are not merry that dance lightly! – и вытащил меня чисто по Дикенсу за ухо из-под Светиной юбки.
Недокуренная шипка упала на коричневый пол.
- Как вам не стыдно, Даун?!
- А чево?
Зельман был маленький ростом еврей, а я - длинный подросток. И чего-то я, как-то зафрустрировал и опустил голову на длинной шее, а Зельман отвернулся к доске, провел мокрой тряпкой по мелом написанным глаголом и тихо сказал:
- Знаете, Даун, знаете Имбо…Я бы вас никогда не вытащил из-под парты. Я очень уважаю выбор каждого человека, сколько бы ему ни было лет. Вы вот там курите дешевые сигареты, это ваш выбор – Зельман вздохнул и, не отворачиваясь от доски, сел на корточки. – У меня и мать и отца репрессировали. Убили, Имбо.
- И.. чево? А я то – что?– я почувствовал, как по моей подростковой хребтине идет странная дрожь.
- Они выбора сделать не могли. Их убили. Ты тут ни при чем. Но я тебе скажу одно, Имбо, ты никогда не будешь похоронен в Вестминстерском Аббатстве.
- И… чево?
- Иди на место.
Я сел за парту, а Зельман продолжил тарить класс неправильными глаголами.
Прозвенел звонок, все из класса свалили, Света ебнула меня по голове учебником, - из ступора не вывела, - постояла немножко и тоже ушла, громко хлопнув дверью.
Зельман Илларионович медленно стирал с доски неправильные глаголы.
- А почему, это вы мне такое сказали? Что это за аббатство?
Зельман повернулся ко мне, грустно на меня посмотрел, его маленькая рука встрепенулась в неопределенном движении…
- Идем, Имбо.
В комнатке, где висело серенькое пальто Зельмана, было душно и дымно.
Зельман включил Секс Пистолз, достал бульбулятор, объяснил что, такое гашиш и мы с ним дунули.
Прокашлявшись, я бросил взгляд на потолок и начал ржать.
Хули, бля, - Сид Вишез…
God Save the Queen!
А Зельман, склонив голову набок, улыбался.

***
Казалось бы, - мне стоит сделать отступление – рассказать поподробнее об этом аббатстве: что оно и где, но… нафиг, я не буду. Скажу только, что там похоронен Шерлок Холмс и Оливер Твист. Это типа такое кладбище. По ночам по нему ходят полицейские и ловят собаку Баскервилей, отмахиваясь резиновыми дубинками от призраков Йетса и Кольриджа. Когда они улучают минуту отдыха, то играют черепом Йорика в крокет. Выигрывает тот, кто успешно выбьет пару клыков Чеширского кота.
***
Света умерла в апреле, фиг знает… Рак.
Я тогда служил в стройбате, но мне удалось сунуть бабла командиру роты, и он выписал мне отпуск.
Народу было много, солнце как-то мерцало, и, видимо, поэтому Светина мать не сразу поняла кто это такой, - в шинели, бросает черную, мокрую землю на гроб ее дочери и отчаянно царапнула меня по погону.
- Да, это – я, Екатерина Константиновна. Это я – Имбо.
Глаза у нее были до жути красные, но она меня узнала.
- Имбо…
- Да. Света мне писала письма. Я ей тоже.
- Теперь уж она ничего не напишет – раздался противный старушечий голос за нашими спинами.
Я обернулся: говорила, видимо Светина бабушка, но не в этом суть.
Суть в том, что около голой березы я увидел Зельмана.
В сером пальто.
Я аккуратно отстранил руку Светиной мамы и подошел к нему.
Зельман угостил меня сигаретой.
- Солдат?
- Ага.
Зельман взял меня под руку и повел по мокрому асфальту, прочь от Светиной могилы.
- Бог, бывает к нам очень жесток, Имбо. Люди, которые нам нравятся, которых любишь – уходят. Даже если они не умирают, то уезжают куда-то. И что такое смерть? Это тоже отъезд. Просто человек уезжает, и ты знаешь, что если ты его любишь, то встретишь где-то. Только где?
Я вытер рукавом шинели мокрый нос и сказал:
- В Вестминстерском аббатстве?
Зельман приостановился и вскинул вверх свою маленькую еврейскую руку. Стая кладбищенских птиц взмыла в небо и закаркала.
- Какой же ты, Имбо, глупый. И как эта глупость прекрасна.
- Хули, Зельман Шмулеевич, у меня и фамилия такая – Даун. А вот вы чрезмерно пафосны, мне похер все эти рассуждения. Я в них не разбираюсь.
- У меня отчество - Илларионович. Зельман Илларионович Щерцовский.
- Хуя себе…

***
Оскар Уайльд, великий английский писатель, похоронен на Пер-Лашез во Франции.
Света Водоглазова – в Вологде на Горбачевском кладбище. Я все сделал, чтобы похоронить рядом с ней Зельмана Илларионовича Щерцовского.
И глядя в темно-синее осеннее небо, я понимаю, что никогда, никогда-никогда и никто не затащит мой труп в Вестминстерское аббатство, не выроет там яму и не бросит меня париться под лондонским смогом.