pessoa : Байрон.

Джордж Ноэль Гордон Байрон проснулся в это утро раньше обычного и посмотрел в огромное окно своей спальни. Затем он сел за стол, взял перо и, обмокнув его в чернильницу, начал писать. Через несколько минут листок был украшен превосходными стихами. Байрон задумался. Никогда ещё он не писал таких прекрасных стихов. Снова взглянув в окно, он почесал щеку и сказал:

— Эх, всё-таки я чудовищно хорош!

Вскоре его задумчивость прервал Паркер, объявивший, что Томас Мур ожидает его в приемной.

— Что-то вы рано сегодня, мой любезный друг, — сказал Байрон, войдя в приемную в новеньком восточном халате.

— Джордж, не обессудь. Я хотел выпить с тобой по стаканчику темного ирландского пива. Кроме того, сегодня вечером Роджерс опять устраивает прием в своем замке.

— Ты снова завидуешь, Томас, ты снова завидуешь.

— Джордж, но ведь это же неприлично.

Байрон посмотрел на Томаса и, не открывая рта, обвел языком передние зубы.

— Какая ты свинья, Джордж, твоим издевкам нет конца.

— Хватит болтать, мистер Мур. Пойдем лучше в столовую, выпьем твоего пива.

Они неторопливо прошли в столовую, где на маленьком хрустальном столике уже стояла запотевшая бутыль холодненького ирландского пива.

— Паркер как всегда прозорлив, — сказал, улыбаясь, Байрон.

— Паркер-то прозорлив, а чем вот у тебя здесь воняет?

Лорд принюхался.

— Да, действительно воняет. И пренеприятно. Паркер!

Паркер тут же появился в столовой: подтянутый, чисто выбритый, гордый.

— Скажи-ка мне, мой любезный друг, отчего это в моей столовой такой запах.

— Не отвечу сразу, Лорд, но тотчас же распоряжусь, чтобы устранили.

— Распорядись, распорядись. А мы, пожалуй, пройдем в мои покои. Здесь же находиться невыносимо.

Напившись пива, друзья отправились на пешую прогулку, а нагулявшись, решили все-таки навестить Роджерса в его особняке.

Сэмюель Роджерс встретил их сияющей улыбкой:

— Друзья мои! Как я рад! Джордж, Томас, как замечательно! Я ведь как раз…

— Устроил вертеп, — перебил его Мур.

— Томас, веди себя прилично.

— Оставьте, Байрон. Я уже свыкся с мыслью, что наш Томас – грубиян.

— А твои стихи – дрянь!

— Ну вот, видите.

— Ты совершенно несносен, Томас! – сказал Байрон, с порицанием посмотрев на Мура.

— Оставим его, Джордж. Пойдемте, я вам лучше покажу новый экземплярчик в моей коллекции египетского антиквариата. И, взяв Байрона под руку, Роджерс повел его в свой кабинет.

— Трепло! – крикнул им вслед Мур. Но друзья уже не слышали его.

Двумя часами позже после приятных разговоров с очаровательными графинями, баронессами и просто девками, после пения комических куплетов и курения сигар, все собрались в просторной зале послушать новые стихи Вордсворта, Байрона, Мура, Теннисона и самого Сэмюеля Роджерса. Стихи были как всегда неплохие, и после каждого выступления слушатели хлопали в ладоши и говорили комплименты поэту. Но когда Лорд Байрон закончил читать стихотворение, написанное сегодня утром, зала замерла от восхищения. Байрон удовлетворенно обвел слушателей взглядом и сказал: «Спасибо, господа». Что тут началось! Дамы, видя реакцию мужчин на новые стихи Лорда, облепили Байрона со всех сторон, всовывая ему записки со всевозможными предложениями. Мужчины беспомощно стояли в стороне. Но все же, несмотря на суматоху, Роджерсу удалось вывести Джорджа в соседнюю комнату, захлопнув дверь перед носом самой рьяной поклонницы поэтического дара английского аристократа.

— Послушайте, Лорд, как это вам удалось? Я ничего подобного раньше не слышал.

— Да так, — застенчиво, но кокетливо проговорил поэт. – С утра было хорошее настроение. Вот и вышли стишки...

Домой Байрон вернулся выпивши и сразу же лег спать. Проснувшись наутро, он сразу же взял перо и бумагу и принялся писать. «Хм», — промурлыкал Лорд полчаса спустя, читая про себя написанное. «Я назову их…». Но тут он почувствовал это. «Что за черт!», — пробормотал он с отвращением — воняло жутко.

— Паркер! — крикнул он, кашляя. П-а-а-ркер.

Паркер вошел в спальню и, склонив голову, встал перед Байроном.

— Я слушаю, Лорд.

— Паркер, я же еще вчера приказал, чтобы запаха не было.

— Мы осмотрели все. Джонатан лазил под все кровати в доме, заглядывал во все темные углы, и даже в дымоходе смотрел. Воняет.

— Да не просто воняет, а убивает наповал. Посмотри на пол. Эти мухи по-твоему отдыхают?

— Нет, Лорд. Мухи мертвы.

— Открой сейчас же здесь окна и иди искать дальше. Чтоб к вечеру не было!

Паркер ушел, а Байрон снова схватил перо и начал писать. Но к вечеру в доме уже нельзя было находиться. Поэтому он собрал необходимые вещи и уехал в гостиницу. Войдя в номер, Байрон поставил чемодан в угол и немедленно сел за стол. Но, обмокнув перо в чернильницу, он вдруг замер. В голове не было ни одной рифмы, ни одного слова. Он встал и прошелся по комнате. Ничего. Байрон с ужасом посмотрел на свои руки, затем в окно и, схватив чемодан, выбежал на улицу. «Домой, срочно домой», — думал он. «Пусть умру я там, но умру поэтом!».

Байрон уснул с пером в руке уже под утро. Весь пол его спальни был устлан бумагой, и на каждом листке были прекрасные стихи. Когда он проснулся, вони уже не было, и комнату наполнял прохладный запах весенней свежести. Писать он больше не мог, сколько ни пытался. Вечером он гостил у Роджерса, ночью пил с Муром, и только на заре вернулся домой. В течение пятнадцати следующих дней Байрон не написал ни строчки. Каждую ночь он напивался в трактире с моряками. Домой он ходить перестал и проводил ночи в дешевых гостиницах. А на шестнадцатый день Байрон не выдержал и уехал в Грецию, сражаться за независимость.

Вот так-то.