Александр Волынский : Ошибки, которые мы совершаем...

- А давай его грохнем, - сказала она, нависая надо мной в рыжем облаке волос.
- Как это? - не понял я.
- Просто.
Она расхохоталась. Придём, приставим дуло к носу и скажем, дружок, давай-ка сюда свои бабки.
- А потом?
- Потом.... - Она на мгновение задумалась. - Потом мы быстренько уберёмся. Представляешь, как будет здорово?!
Но я представлял совсем другое.
- Это хуёвая идея, - сказал я. - Он заявит, и нас арестуют.
- Что ж, - она потянулась за сигаретами, - придётся его пристрелить на дорожку.
Этот сценарий мне показался совсем уж диким, однако...
Однако на следующий день около одиннадцати часов утра она оставила свою потрёпанную хонду за углом, после чего присоединилась ко мне на лестнице. Консьержка, с целым иконостасом у себя за стеклом, вряд ли успела разглядеть наши лица. В это время как раз показывали её любимый сериал, и она лишь мельком глянула в просвет между Святым Миколаем и видом на Краковский собор.
На площадке было тихо.
- Что-нибудь скажешь? - спросила она, доставая из-под куртки своего потёртого на гранях бельгийца.
- В пизду, - отозвался я, натягивая до подбородка лыжную шапочку с прорезями для глаз.
Он не выглядел испуганным, он, кажется, был только удивлён.
- Что вам нужно? - спросил он тихим спокойным голосом, когда мы втолкнули его в комнату.
Я тут же понял, что он ничего нам не отдаст.
- Бабки, живей!
Она качнула стволом у него перед носом.
Он грустно улыбнулся.
- Должен вас разочаровать, у меня ничего здесь нет.
- Должна тебе сказать, что мы не намерены шутить.
- Тогда стреляйте и дело с концом. Если хотите, можете взять вот того итальянца со стены. В нём, если мне память не изменяет, тысяч десять, если верить сертификату.
Она растеряно взглянула на меня.
- Да, - вспомнил он, - там, в спальне на столике часы картье. Выглядят просто, но за них можно выручить тысячи полторы. Правда, это будет сложно. Скупщики больше десяти-двадцати процентов не дадут…
- Ты что болтаешь?! – не выдержал я. – Нам нужны только наличные!
- Понимаю, - кивнул он, пятясь назад, - можете взять ещё портмоне. В нём какая-то мелочь, на такси вам хватит, и карты. Их можно продать. Я даже могу подсказать, кто возьмёт. Хотите, позвоню?
- Я сейчас пристрелю эту суку, - прошептала она. – Только ради удовольствия. Представляешь, как его мозги потекут по стене.
Но я представлял совсем другое.
Он достал из маленького плоского портсигара сигарету.
- Хотите? – протянул нам. – Французские. Я курю только их. Память, знаете ли… ностальгия. А, кроме того, моя покойная жена их предпочитала.
Он бросил долгий взгляд куда-то в глубь комнаты.
Она потащила меня в коридор.
- Что будем делать?
- Не знаю… У него на ебальнике написано – нет. Кажется, мы попали. Надо уёбывать.
- Извините, - послышалось сзади.
Мы оглянулись.
Он стоял в дверях с зажженной сигаретой в левой руке, правая была заложена за отворот замшевой домашней куртки, и улыбался.
- Может быть, уладим как-то иначе это недоразумение. Я не собираюсь вызывать полицию и, уж точно, не буду оказывать никакого сопротивления. Наличных у меня, действительно, нет. У нас принято держать деньги в банке. Так надёжнее, да выгода в этом есть некоторая.
- Послушай, - я непроизвольно направил на него оружие, - нам насрать на то, что у вас принято. Если мы не получим то за чем пришли, нам придётся тебя, сука, пристрелить.
Я чувствовал, на сколько фальшиво звучит мой голос, но не мог ничего с собой поделать.
- Вы совершаете ошибку, - сказал он, и столбик пепла упал на паркет. – Мы бы могли расстаться друзьями.
- Какими, на хуй, друзьями?! – вдруг заорала она, выскакивая у меня из-за спины. – Мы пришли сюда, чтобы забрать твои деньги, а ты нам тут, педрила старый, по ушам ездишь! Ты понимаешь, что мы может запросто наделать дырок в твоей бестолковой башке, а уже утром быть где угодно!? У нас машина за углом!
- Давайте выпьем, - неожиданно предложил он, – мне просто необходимо выпить. Поймите, меня не каждый день грабят, да ещё угрожают убить.
- Давай промочим горло, - сдался я. – Один хуй это ничего не значит.
- Что вы предпочитаете? – обратился он к ней, оглянувшись от заставленного бутылями и бутылочками маленького круглого столика в дальнем углу комнаты. – Есть недурной бренди. Мне почему-то кажется, что такая дама, как вы должна отдавать предпочтение крепким напиткам.
- Хуй с тобой, - буркнула она, - пусть будет бренди.
Под шапочкой я был уже весь мокрый. Пот струился по лицу и попадал в глаза. Скорей бы всё это кончилось, подумал я, присаживаясь на подлокотник кресла.
- Да снимите вы их, - предложил он, не оборачиваясь, словно услышал мои мысли. – Вам, наверное, жарко. Сегодня почти двадцать пять, а вы шерсть на голову натянули.
Пили молча. Он сидел перед нами на стуле с полуприкрытыми глазами и едва заметной улыбкой на неподвижном лице. Так прошло, может быть, минут пять, которые показались нам бесконечно долгими.
- Всё, нам пора, - сказал я и встал.
- Могу я вам чем-нибудь помочь? – спросил он, когда мы были уже в дверях.
- Десять минут не вызывай полицию, - бросила она через плечё. – Это будет лучший поступок в твоей сраной жизни.
- И всё? Но ведь вам нужны были деньги?
Мы смотрели на него, не понимая, к чему он клонит.
- Но у тебя же их нет, а твоё барахло нам неинтересно.
- Хорошо, я выпишу вам чек. Сколько?
Она посмотрела на меня.
- Ну, не знаю, - растерялся я. – Может быть, тысячи полторы…
- Две, - веско вставила она, толкая меня в бок.
Он достал из ящика стола чековую книжку, неторопясь заполнил бланк, аккуратно отделил его и протянул мне с выражением полнейшего удовольствия.
- Надеюсь, это компенсирует ваше разочарование.

Не помню, как мы оказались на улице.
- Покажи, - потребовала она.
Я развернул сложенный пополам листок.
- Бляяяя… Двадцать тысяч!
- По-моему, он сумасшедший. Нет, он точно ебанутый!
- Эй, ребята, - донеслось откуда-то сверху.
Мы дружно задрали головы. Он свесился из боковой створки эркера.
- Заходите как-нибудь ещё, по-простому, без этих своих железных штуковин. У меня неплохой погребок. Поболтаем, перекинемся в покер. Вы играете в покер?
Мы только покачали головами.
- Ну, ничего, - улыбнулся он, - я вас научу.

Через два месяца она ушла к нему, а я, как всегда налегке, отправился в аэропорт.