guerke : Отравление (food fight)

- Это уцененная ветчина?
- Ну, это хорошая ветчина, самая лучшая ( да, конечно она уцененная. Не уцененную я всю сожрала ночью).
- Нет, я не буду это есть, мне не нравится эта ветчина.
А почему она тебе не нравится? Это тот же самый сорт, только порезанный мной. А «неуцененная ветчина» была просто нарезана в магазине тоненькими пластиками. Поэтому я ее ночью и сожрала – не кусать же мне был, сонной, от толстенного розового шмата волокнистой розовой радости. Вот и все различие.

- Солнышко какое на улице! – Щурюсь за окно. Я не хочу скандала. Но не хочу оказаться слабачкой, которую можно подавить утренним ворчанием про ветчину.
Беру тарелку с бутербродами – и – в помойку. Но медлительно, как бы случайно.
С этого момента события могут разворачиваться по-разному: если не произойдет ничего, что он запишет в «минус», то день может исправиться
Если же его что-нибудь взбесит – отсутствие носков, маек, несвежее полотенце – день будут ужасен. Он тоже не любит, когда его «ни во что не ставят» и наступают ему на мозоль. Сам этот факт наступания на мозоль огорчает его больше, чем боль.
Я могла бы забежать в комнату и еще раз все проверить, пока он в ванной... Но у меня фаталистическое настроение. Я с любопытством жду, раздастся ли из комнаты «черт!» ... И когда я услышу это «черт!»– я помедлю еще секунду перед тем, как прокричать свое «ну что еще!» и встать со стула.

Вечером мы по-прежнему «защищаем свои позиции». Я запекаю свинину с абрикосами, делаю салат оливье. Это не просто вкусные блюда – еду и повкуснее можно купить готовой и разогреть. Во всяком случае, мне больше нравятся иные из готовых блюд, чем все эти странные русские борщи и салаты. Но свинину и салат, изготовленные своими руками, ничто не может заменить, если я хочу сыграть радушную жену. Это лучший невербальный аргумент в нашей шахматной игре. Если стол хорошо накрыт – я могу даже говорить утренним, холодноватым голосом.
На самом деле – стол накрыт настолько хорошо, настолько учтены все его требования, что я могу пойти даже дальше – разогреть себе отдельную еду!
Я лезу вглубь холодильника, где запрятаны магазинные судки с китайской едой. На упаковке в кружочке указано количество калорий. Это моя еда. Пленка на судке вспучилась. Просрочено! Сколько же я его продержала в холодильнике? У меня раньше ничего не стухало.
При прокалывании вилкой судок испускает пуфф кислого запаха. Не то чтобы он пахнет тухлым, но он не должен был пахнуть и кислым. Я знаю этот соус. Мне становится интересно. Желудок у меня, что называется, луженый, могу переварить гвозди. Я ем огненно-острые индийские блюда, кислое, соленое, горькое и могу съесть целый лимон без сахара. Но я никогда в своей жизни не ела ничего протухшего!

Разрезаю и выбрасываю сеточку с прижарившимися волокнами, обкладываю румяный хрюшкин бок ломтиками картошки, поливаю соусом.
Осторожно полотенцем водхватываю полурасплавленный судок и вываливаю содержимое себе на тарелку.
Он довольно наворачивает салатик, режет мясо. Хорошо, что ему так нравится еда, иначе бы он заметил, что я ковыряюсь в тарелке, с кислой ( а какой же ей еще быть) физиономией. Или, скорее – он замечает, что творится что-то странное, но, будучи, наконец-то, в хорошем настроении, не хочет вдаваться в подробности, не ожидая от меня ничего, кроме подвоха.
У меня на самом деле пропал аппетит от этих тухлых кусочков – хотя я не могу сказать, что они такие уж невкусные. Не как мыло, например. И не горькие, как мазь для ногтей. И не как ушная сера. Они мало чем отличаются от обычной китайской еды, которую я обычно уписываю за обе щеки. Разница только та, что эти склизкие кусочки не хочется есть. Они не как невкусная еда, у них вкус не-еды. Тем не менее я съедаю почти все, и только остатки соуса идут в помойку.
Он говорит «спасибо» сердечно, довольный, что может выполнить эту формальность, не говоря неправду.

Я устраиваюсь на диване, обложившись подушками и книжками. Десять минут я прислушиваюсь к своему животу, но ничего не происходит, и я забываю о китайской тухлятине. Я щебечу о чем-то, и, видя, что я в хорошем настроении, он чуть больше утверждается в своем решении не дуться.
Через час меня тошнит. Большей частью это жидкость. После трех глотков «в обратную сторону» я чувствую себя вполне хорошо. Я жду в ванной, пока глаза из ярко-коралловых станут всего лишь розово-розовые, и иду в комнату, съедаю печенье и пью кофе. Давно у меня не было такого хорошего настроения!
Через полчаса меня тошнит еще раз. Рвота имеет шоколадный вкус.

Трепеща от радости, я возвращаюсь в комнату. Я жмурюсь, взбивая подушечки и уютно сворачиваясь на них.
- Я чувствую себя как в детстве, когда болеешь – говорю я его спине.
«Тра-та-та-та! Мне нужен врач» - отвечает динамик. Взрывы, взрывы « Ах, гад, попал! Что ты говоришь?Хорошо, хорошо» - слабым эхом отвечает он.
Высокая постель. Законное ничегонеделание, взбитые подушки и странный вкус во рту. Точнехонько как это было детстве, когда все взрослые были в два раза меня выше, а бабушка еще была здорова.
Я заворачиваю рукав: чуть ниже запястья – беловато-розовый шрам. Обожглась у плиты.Я не люблю, когда у меня испорчена шкура, но тем не менее я с вниманием вслушиваюсь и в эту маленькую боль.

Он создал свой очередной фотографический шедевр, застав меня врасплох. Смеется. Он никогда не фотографирует меня, если я выгляжу плохо.
- Свернулась, как ежик!
- Иголками внутрь.
Он не понимает реплику, он еще не готов мне полностью доверять – мало ли что я ляпну, поэтому мгновенно забывает, что я сказала, и притворяется, что не слышал.
И это к лучшему.