Мартин П. Stalker : Дурнушка (часть VII)

Появление Марины в этом уютненьком баре привнесло, как и везде, где она появлялась, большое оживление среди представителей сильного пола, кои составляли 99,9% посетителей. Она зела за стойку, положила ногу на ногу в наиболее выгодном ракурсе, заказала коктейль с каким-то идиотским названием типа «онанизм девственницы» или что-то в этом роде и стала ждать.
Долго ждать не пришлось. Не прошло и двух минут как к ней подкатил (не подошел, не подъехал, не подвалил, а именно подкатил) на редкость пижонистый типок.
- Добрый вечер, красавица. Как настроение?
Очень оригинальный и неординарный подход. Марина окинула его взглядом. Недешевые, но безвкусно подобранные шмотки, отъевшаяся лоснящаяся морда с наглыми глазками и совершенно неуместная прическа. Она всегда ненавидела эту породу. У него даже слова какие-то сальные.
- Неплохо, - холодно, но с легкой ноткой благосклонности ответила она.
- Скучаешь или ждешь кого-то? – и, не дожидаясь ответа, пижон начал, что называется, ездить по ушам. Причем он был уверен, что делает это виртуозно.
Марина слушала эту ахинею, а в ушах стоял тот жуткий чавкающий мокрый мелкий хруст и агонизирующие вопли, прорывающиеся сквозь деловитое попискивание маленьких серых убийц. Нет, это выше человеческих сил. Она залпом допила «онанизм»
- Бармен, водку! Двойную! - игнорируя старания пижона, крикнула она.
- Две! – тут же влез типок и покровительственно добавил, - не волнуйся, я оплачу.
После водки стало полегче. Звуки помягче, мысли попроще. Марина вспомнила, как жадно глотала из горла ледяную водку в ту ночь сорванного ритуала и ухмыльнулась. История повторяется. Эдак и до алкоголизма недалеко.
Пижон принял ее улыбку за сигнал и мобилизовал усилия…
В тот вечер Марина как-то очень быстро напилась.
Пижон, не придумавший ничего умнее как назваться Альбертом, упорно не отлипал от нее. Потом были еще какие-то мужики с дрожащими от похоти губами, которые говорили с ней, не отрывая взгляда от ее декольте, и даже не скрывали это. Но она уже сделала свой выбор и расстроенные самцы, не ведая, как им сегодня повезло, отвалили. Альберт был вне себя от радости, трепался без умолку, много курил, суетился и мельтешил.
Когда ловили такси, чуть было не угодил под колеса, а оказавшись в машине, немедленно принялся лапать Марину. Та терпела, не сопротивляясь, но и не отвечая на липкие ласки. Он был ей безумно противен, и в то же время ей до тошноты была противна она сама.
На предложение пройтись по пустырю Альберт отреагировал радостным хихиканьем. У колодца бросился ее раздевать, жарко дыша на нее перегаром. Обнажив ей грудь, чуть не задохнулся, бросился стягивать с себя штаны, запутался в них и в люк упал, фактически, сам. Марина лишь подтолкнула его в нужном направлении.
После того, как запутавшиеся в штанах белесые ноги пижона исчезли в люке, Марина прикурила сигарету, зажала уши ладонями и не убирала их, пока сигарета не дотлела до фильтра. Сквозь ладони, конечно, все равно были слышны крики, но значительно тише. Что, в сочетании с выпитым, позволило относительно спокойно пережить эти адские пять минут.
Пепел отломился от фильтра и упал в траву.
Все. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Усталой походкой она поплелась прочь от шуршащего, попискивающего, шелестящего, чавкающего коллектора.
«Ты настоящая царица. Спасибо тебе» - раздалось в ее голове щедрое многоголосье.
- Идите вы, благодарят еще они меня – огрызнулась Марина.
Весь следующий день она пролежала в кровати, уткнув невидящий взор в потолок. Не было никаких мыслей. Не было никаких эмоций. Не было ничего кроме точки на потолке.

Как ни странно, за какие-то три-четыре дня от ощущения безысходности не осталось и следа. Жизнь снова обретала краски. Вино обретало вкус, цветы обретали запах. Взгляды мужчин снова ласкали сердце. Она по-прежнему была лучшей, и это по-прежнему ей нравилось.
«В конце концов, ничто на этом свете не дается даром, - говорила она себе, - Никто никогда не говорил, что шапка Мономаха легка. Но раз уж ты выбрала эту дорогу, изволь идти по ней до конца. Тем более что цена ничтожно мала»
Вскоре подошел следующий срок. Седой последнее время появлялся крайне редко, и вступать в разговоры явно не стремился. О его появлении Марина узнавала по появлявшейся в сумочке новой кредитной карточке с указанием пин-кода. В этот раз он тоже всего лишь появился на ее столе, где Марина давно уже ничего ему не оставляла, произнес единственное «пора, царица» и исчез.
И она послушно отправилась в ночь.
На этот раз ей попался толстый плешивый очкарик-извращенец. Он носил затертый костюм с давным-давно потерявшей понятие свежести розовой сорочкой. Криво болтавшийся галстук походил на змею, по которой проехался каток. Беспрестанно потея, он немедленно начал рассказывать свою жизнь. Он уже был пьян и не только не скрывал своих грязных склонностей, но и смаковал их. Не снимая потной руки с Марининого бедра, он с наслаждением излагал что он, преподаватель престижного ВУЗа, имеет молоденьких первокурсниц за зачет или допуск к экзамену, что особенно обожает девственниц, что регулярно избивает запуганную и покорную жену. С особой гордостью он рассказал, как прошлым летом напоил и абсолютно безнаказанно отымел двух четырнадцатилетних соплюшек. И постоянно вставлял «ну ты меня понимаешь» и гнусненько подмигивал.
В машине он полез целоваться, измазал всю ее шею своими слюнями, громко сопел и настойчиво запихивал ее руку себе в ширинку. На пустыре никак не хотел подходить близко к люку. Пришлось вырубить по голове припасенной бутылкой шампанского и с огромным трудом, надрываясь, спихнуть тяжелое тело в люк. На этот раз криков почти не было, очевидно при падении он что-то себе там повредил.
«Это не люди, - внушала себе Марина, плетясь домой, - Это бездушные грязные животные, которые сеют вокруг себя только горе, грязь, мерзость. Мир без них будет намного чище. Я избавляю мир от этих бездушных чудовищ. Я скармливаю одних животных другим. А минус на минус дает плюс»
Дома она очень долго тщательно отмывалась. Ей все казалось, что она все еще чувствует запах пота этого слюнявого ублюдка. Потом, как лекарство, не чувствуя вкуса, выпила два стакана виски и легла спать. Сон долго не шел. Внутри ледяным холодом звенела пустота. Только когда за окном зашумели бегущие на работу люди, она провалилась в неспокойное забытье.

В тот вечер Марина вернулась за полночь с какого-то светского фуршета, как обычно, сходила в душ, завернулась в халат и, вооружившись бутылкой «White horse», забралась с ногами на подоконник. За окном нудно барабанил в стекло осенний дождь. Образовавшаяся внутри пустота то пропадала, то вновь царапала сердце.
- Марусенька, у тебя что-то случилось? – раздался тихий голос.
Марина подскочила от неожиданности и чуть не свалилась с подоконника.
В дверях стояла ее бабка Акулина Степановна. С совершенно осмысленным взглядом.
Марина за последнее время совсем перестала замечать бабку, как перестают замечать привычный предмет интерьера. Она была абсолютно уверена, что бабка навсегда потеряла связь с окружающим миром, оставив в нем ровно три точки соприкосновения – кухня, где Марина ежедневно оставляла ей поесть, санузел и телевизор. Пути их перестали пересекаться, и Марина даже не могла вспомнить, когда она последний раз обращалась к бабке. Пусть впустую, но обращалась.
- Бабуля… - только и смогла произнести Марина.
- Что стряслось, внученька? – с трудом передвигая ноги, та подошла к окну, - Что за беда?
- Бабуля, как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, родная, хорошо. С тобой-то что стряслось? Ты поделись горюшком, Марусенька, выговорись. Легче станет.
Марина почувствовала, как горький ком подкатывает к горлу. Маруся. Так ее никто не называл. Кроме бабушки и мамы. Она вдруг поняла, как ей не хватает простого тепла. Как ей нужно поделиться всем этим ужасом. Как ей нужна хоть какая-то отдушина. И как бы она хотела, чтобы ничего этого не было. Чтобы все было как раньше. Сердце словно проломило черную скорлупу и обмякло. Горячие слезы ручьем хлынули из глаз. Так она очень давно не плакала. Это были не слезы отчаяния, не слезы страха, истерики или стресса. Это были простые бабьи слезы.
- Вот так, моя милая, - старческая рука ласково гладила ее по голове, - вот так. Поплачь, Марусенька, поплачь. Пусть сердечко очистится.
И Марина, захлебываясь слезами, излила все, что скопилось на душе. Конечно же из этого неразборчивого потока обрывков фраз невозможно было ничего понять. Да и не в этом дело. Впервые за долгое время Марине не надо было никем притворяться. Впервые можно было побыть маленькой испуганной девочкой. И Марина была бесконечно благодарна за это.
- Вот и хорошо, – тихонечко приговаривала бабушка, - вот и молодец. Совсем ты у меня взрослая стала, внученька. Красавица ты моя. Ты ложись. Ляг, поспи. Утро вечера мудренее. А завтра мы с тобой что-нибудь придумаем.
На следующий день они ничего не придумали, потому что бабушка снова ушла куда-то в себя. Но это уже не имело значения. У Марины снова появился родной человек. Она уже была не одна. Теперь она знала, что рано или поздно она сможет найти выход из этого кошмарного замкнутого круга. Ледяная пустота отступила.
Правда, ненадолго.
Спустя три дня явился Седой.
«Пора!»
«Но ведь и двух недель еще не прошло» - взмолилась Марина.
«Колония растет, - он с гордостью задрал черный нос – нас становится все больше. Мы набираем мощь. Все благодаря тебе, моя царица. Твои подданные гордятся тобой»
«Я устала»
«Не стоит капризничать, царица. Может тебе чего-то не хватает? Скажи. Для нас мало что невозможно. А вскоре и вовсе не останется»
«Мне ничего не надо. Оставьте меня в покое»
Седой не понял или сделал вид, что не понял.
«Уже ухожу. Отдыхай, моя царица. Ночью силы тебе пригодятся»
Выходя этой ночью из дома, Марина клятвенно пообещала себе, что это будет последний раз.
В этот раз все пошло наперекосяк. Выбранного ею мерзавца отфутболил здоровенный бык. Он был огромный как шкаф и не менее тупой. С первой же секунды он классифицировал ее как проститутку и относился к ней соответствующе. Марина из последних сил держалась, чтобы не сбежать. Управлять этим гамадрилом было невероятно трудно.
В машине он стал орать, чтобы ехали в сауну, и имел он в виду все эти занюханные квартирки. Ей еле удалось уговорить его заехать к ней «забрать кое-что». Через пустырь он наотрез отказался идти, заявив, что на машине будет быстрее, и он все эти уловки знает. Пришлось поработать руками над его хозяйством и сделать недвусмысленные глаза.
На пустыре он упорно не хотел идти к коллектору, а все норовил свернуть к ближайшим облетевшим кустам. Очевидно, вся эта волокита исчерпала его терпение, потому что, не доходя пяти шагов до колодца, он развернулся и резко повалил Марину на землю. Придавив ее собой, он с рычанием разорвал на ней одежду. Всякую попытку сопротивляться он пресекал тяжелым как молот ударом в лицо. Марина все ждала, когда ее серые подданные придут ей на помощь, но помощи так и не последовало. Она пыталась кричать, но после пятого такого удара рот Марины заполнился кровью, и кричать стало просто невозможно. Когда она почувствовала, как он врывается в нее, в ней проснулась совсем уж звериная сила и она невероятным толчком отбросила его прямо на бетонный постамент. Жлоб упал рядом с открытым люком, приподнялся и начал оглушено мотать башкой. Такого шанса упускать было нельзя. И она в одном прыжке бросилась на гамадрила. Тот кувыркнулся, с воем полетел в люк, но в самый последний момент успел схватить Марину за руки. Центнер живого мяса повис на тонких руках распластавшейся по бетону девушки. С ревом он пытался подтянуться, но только втягивал ее в люк, где на дне верещали от нетерпения сотни крысиных глоток.
Марина продолжала неуклонно и медленно сползать, когда из темноты снизу, слева, справа на висящего жлоба посыпались серые тушки. Острые зубы одновременно впились ему в ноги, живот, спину. Он громоподобно заорал и стал извиваться, выворачивая Маринины суставы. Увы, на этот раз она не могла заткнуть уши руками. Все происходило на расстоянии метра от нее. Крик заполнял все пространство.
Наконец, двум висящим на руках крысам удалось перегрызть сухожилья на запястьях, и обвешанный крысами жлоб со стоном полетел вниз. Марина совершенно ослабла. Не то что подняться или хотя бы закрыть уши. У нее не было сил просто закрыть глаза. Поэтому она ВСЕ слышала и ВСЕ видела. Простое человеческое зрение не смогло бы различить в этой тьме ничего. Но Марина, к сожалению была не только человеком. Вскоре тело на дне перестало дергаться. Началась планомерная разделка туши.
- Не могу, - прошептала Марина.
Силы постепенно возвращались. Будь она просто человеком, лежала бы пластом и явно нуждалась бы скорой.
- Не могу больше, - уже громче сказала она.
Она поднялась на колени и, глядя в кишащую тьму, пронзительно закричала:
- Я так больше не могу! Слышите вы! Не могу больше я заниматься этой мерзостью! Да пропадите вы пропадом с этой чертовой красотой!!! Не нужна она мне! Лучше уж уродом всю жизнь в нищете прожить, чем помогать таким как вы плодиться! Я ухожу! Будьте вы прокляты, гнусные твари!!!
Чьи-то руки резко и сильно толкнули ее в спину, и она, ударившись лбом о край люка, полетела в темноту колодца, навстречу резцам своих бывших подданных.
Теперь на дне ничего мягкого не было. Она с хрустом врезалась в мокрый от крови разделанного тела пол. Боли почему-то почти не было. Даже когда ее накрыла крысиная волна, и некогда нежные зубы начали яростно рвать ее плоть.
Она лежала лицом вниз, поэтому не могла видеть, что происходит наверху. Но зато, сквозь азартное повизгивание и суетливый шелест сонма крысиных тел, она смогла расслышать голос. Это был чистый тонкий девичий голосок:
- Это я. Лариса. Та самая Лариса. Я пришла. Я согласна. Слышите?...

К О Н Е Ц