FUNT : Двадцать монет

Двадцать «николаевских» червонцев ровнехонько красовались на откидном столе в купе поезда «Новосибирск-Ленинград». Колян брал по одной и – губы в трубочку – пыхтя, протирал монеты фланелью.
Топор сидел напротив, исподлобья копаясь в своих мыслях-думках: все должно сработать четко, без запинки. Уперев тяжелые руки в матрас, он приподнимал крепкое тело и балансировал, покачиваясь, согнув ноги в коленях – не хватало движения. Немного ломало с похмелья: «Так-та-а-к… через час причаливаем».
...Гостиный встретил нервным гулом толпы. Разошлись. Колян, вразвалочку, побрел вдоль окон-витрин в сторону Метрополя. «Столица» давила огромным, грязным небом. День, почти утро, – а влажный воздух превращал контуры в вечернюю изморось. Руки в карманах – из-под кепки раскованный внимательный взгляд.
Топор – на другой стороне улицы. Его не видно, но он на стреме.
Колян выискивал-вынюхивал в воздухе иностранщину: обрывки фраз, «пшеки», «эйшенc»… Они специально отошли от центрального пятачка, чтоб не нарваться на местных спекулянтов – чужакам здесь не место. На это и расчет – типа проездом, sorry, man…
Поляки стояли, весело обсуждая (или осуждая?) расстановку за витриной. Смеялись… толкаясь. Колян был рядом, тоже смотрел на чудеса совкового индпошива, похохатывал. Крайний «пшек», с удивленной настороженной улыбкой, нехотя повернулся к соседу: «???» – его взгляд тут же встретил полуоткрытую ладонь Коляна – чирик был виден только «пшеку». Блестел…
– Интрестинг?
– How much?
– Нот вери икпенсив!
– ??? – брови вверх.
– Ван хандрид. Долларз, – брови остались вверху. Пять секунд.
– How many pieces? – Колян не понял:
– Двадцать штук! Два-д-цать! – «пшек» не понял:
– We go to hotel! – Колян кивнул. В ногах какая-то слабость, вата.

В Интурист заходили шумной толпой – Топор с Коляном в центре, прячась от охраны. Колян громко «базарил» по-английски, нет, по-польски, и еще громче, по-фирменному, хохотал, пытаясь прикрыть, ну, явно не «стэйтсовскую» морду друга. «Пшеки» были навеселе, хотели продолжить. Сковывала настороженность Топора. Компенсировалось все дружелюбным гоготом Коляна: «Матрёшки! Горбачефф! O’Key!» – этикетки на бутылках, сигареты Marlboro, Winston, фирменные кейсы: «американская мечта» юности, воплощенная с фотографий Битлов и Слэйдов над кроватью в хрущевке…
Двадцать монет как-то звонко, между делом, были проверены на зубок. Весело отсчитаны двадцать «Франклинов», немного задержался с пересчетом Колян (слабость из ног перетекла в руки). Он два или три раза нервно переложил из кармана в карман неудобную пачку, – выручил Топор: спокойно взял баксы, серьезно, без ухмылки посмотрел на напарника…
«Нормально… – Колян расслабился в кожаном кресле. Секунда… Встаем! – Ну? (Нам пора!)» – «Николаевки» празднично блестели на матовом стекле стола.
– No, no, no! – «пшеки» врубили Шарп (десятиполосный эквалайзер!). В широких стаканах забулькал «вискарь». – GORBACHYOF-F-F! PERESTROYKA-A-A! MATRYOSH-KI-I-I!..

...На выходе ничего не пришлось объяснять – друзья, шатаясь, вывалились из отеля. До метро недалеко. Не торопясь… Сзади шум. Спина взмокла... Колян понимал: вышли поздно, пересидели! Монеты начали тускнеть! «Жопой чую – п…ц!!!» – Топор рванул вниз по лестницам… Время пропало. Мелькают люди… цепляются, бля! У Топора плечо железное – кто-то отлетел, упал… Чувак!.. Двери захлопнулись... «Следующая остановка – Московский вокзал!»
Всё!!!
До поезда молчали.
...Перестук колес перемалывал за мутными окнами остатки волнений… треволнений… Блаженная улыбка, расслабуха.
Топор достал заработанные зелёные: «Две тысячи! ТУ САУЗЭНДЗ! Лохи, «пшеки!» – у Топора красивая улыбка (в кавычках – ха-ха!). Пальцы привычно пробежались по ребрам бумаги… Колян знал это выражение лица, помнил – это было секундное затишье перед страшной, невыносимо жуткой и беспощадной бурей!
...Похожей на огромное, грязное небо.