Kaizer_84 : Счастливый билет

Вечером первого дня боев во многих местах Парижа можно было увидеть людей, которые одновременно и словно не договариваясь между собой стреляли в часы.
Вальтер Беньямин «О концепции истории»

Прерванное время – вечность особого рода. Не помню, кто и когда мне об этом сказал.
В квартире тихо. Слишком тихо даже для места, где почти никогда никого нет.
Я беру телефонную трубку и звоню, как обычно, кому попало. Кто попало, традиционно, отвечает после седьмого гудка.
- Тут что-то слишком тихо, и я волнуюсь, - говорю я.
- Не волнуйся, - говорит кто попало крайне хриплым, скрипучим голосом, - тащи свое тело к нам. Встретим тебя как в лучших французских романах. С фанфарами, флажками и мясными концентратами. Разве что молочный спирт не обещаю.

Дальше я слышу долгий утробный кашель.

А потом опять становится тихо.

Мне все это не нравится, и я выхожу на улицу.

На бульваре никого нет, кроме одного невнятного вида мужичка в каких-то не лохмотьях даже, а скорее воспоминаниях о них, который под гитару старательно выводит нечто очень специфическое. Некий странный невротический синтез Розенбаума и группы Prodigy.

Когда я мимо него прохожу, он зачем-то сообщает:

- У меня, знаете ли, фигура античная. Таким любая одежда в принципе не идет.

Я достаю из кармана мелкую купюру и кидаю в лежащие на асфальте останки шляпы.

У певца черных дыр музыкальной вселенной явные проблемы с лицевыми нервами. Они играют в какую-то свою собственную, отдельную от владельца игру. В которой даже роль рефери ему не светит.

В целом же, сочетание пафосности с болезненностью у нынешних бродяг – обычное явление.

Пройдя чуть дальше мимо руин, когда-то бывших памятником Лжедмитрию Третьему, вижу подъезжающий к остановке трамвай. Его никак нельзя упустить, и я прибавляю шаг. Внутри душно, скучно и от нечего делать немногочисленные пассажиры играют в маджонг сидя на полу. Я играть в него не умею, но это совершенно не важно.
Во всей этой суете проходит дней тридцать. На тридцать первый я все-таки добираюсь до пункта назначения.
Кто попало открывает мне дверь и я замечаю, что он в крайне приподнятом настроении.
- Кое-что изменилось. У нас теперь есть билет, - тоном «у нас есть миллион» произносит он, вертя в руках розовый клочок бумаги.

Вокруг много людей. Видно, что некоторые из них добирались сильно дольше, чем я. Никому из присутствующих видимо даже и не пришло до сих пор в голову спросить, до какого пункта можно добраться, прикрывшись этим фиговым листком.

Видимо собравшиеся еще не утратили окончательно иллюзию о том, что где-то все может быть много лучше, чем здесь.

Впрочем, явно не мне их за это осуждать.

Спустя дней пятнадцать я практически перестаю отличать окружающих людей друг от друга.

Без проблем идентифицируется только чей-то белокурый и сильно непоседливый ребенок - девочка лет девяти.

- А правда ты тоже когда-то бросила школу? – наматывая светлую прядь волос на указательный палец, с горящими от любопытства глазами спрашивает она.

- Оглушительное в своей наглости вранье. На самом деле это она меня бросила, - отвечаю я.

Человеческий детеныш заливисто смеется и куда-то убегает.

Потом она снова появляется с горкой полуистлевших клочков материи, которые когда-то похоже были одеждой для ее кукол. Также она притаскивает пару ржавых иголок и неразличимого цвета нитки.

Я вообще-то совершенно не умею шить, но она меня достала своими стонами.

- Ну пожалуйста.

- Нет.

- Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.

И так дней пять, никак не меньше.

В итоге она получила нечто отдаленно похожее на пост-ядерную тряпичную крысу, а я еще немного частиц металла в кровь.

Через какое-то время в рядах биомассы случилось очередное оживление.

- Мы должны разыграть билет, - сказал кто попало на правах главного и по старинке попросил каждого написать свое имя или имя того, кого человек считает наиболее достойным стать обладателем означенной ценности на кусочке бумаги.

Я ничего не написала, потому что ни в какие лотереи мне никогда не везло и очередной облом испытывать хотелось меньше всего.

Все образовавшиеся бумажки смешали в старом аквариуме, а вытаскивать имя счастливца поручили как раз тому белокурому чертенку, который изводил меня на тему создания астеничного крысиного монстра.

Вот она засовывает руку в аквариум, подчеркнуто долго перебирает сложенные вчетверо кусочки и наконец вытаскивает один из них.

Как это ни странно, но я слышу свое имя.

Раздаются жидкие аплодисменты.

Хитрая девочка украдкой мне подмигивает.

Я открываю было рот, чтобы указать на только что случившийся обман, но что-то меня останавливает. Некий подленький внутренний голосок нашептывает обычные, но вполне убедительные слова.

Я об этом в конце-концов не просила. Но раз уж так оно случилось, значит пусть идет как идет.

Если я хочу успеть на поезд, выходить надо уже сейчас.

До даты отправления менее десяти дней.

Я спешу – и успеваю.

В вагоне над счастливыми обладателями билетов словно зависло некое облако трагичного оптимизма.

- А я верю, что там, куда мы едем все иначе, - чуть дрожащим, но в целом вполне четким голосом в сотый раз произносит кто-то позади меня.

Я прислоняюсь щекой к стеклу.
По нему с обратной стороны косо стекают синие капли дождя.
Проводница разносит чай.