белорусский жидофашист : О женской коварности и хитрости

О женской коварности и хитрости

Цепанул я как-то трипачину. Не помню где.
Ну, и хуй с ней. Цепанул так цепанул. С кем не бывает. Вьебали мне укол в жопу, не побухал недельку и вроде бы всё заибись.
Короче, как неделя прошла, мне старшие пацаны рассказали, что профилактику делать надо.
Надо так надо.
Я ж здоровью своему не враг.
Взяли водки пару литров, тушняка и бухать пошли. Как водку вьебали – ещё сверху пивом полирнулись и разошлись. Кто куда, а я, лично, ебатсо пошел. С конца у меня уже не текло, кровь под бухло разыгралась да и недельку без ёбли тоже не так легко.
Думал сначала к Люське своей пойти, но потом решил, что ну её в пизду. Она меня ещё за гусарский насморк не простила.
Не, ну конечно, мозги поебала бы, а потом дала. Только слушать мне не хотелось нихуя.
Решил, я значит, к Томе идти. Она Люськина двоюродная сестра.
Купил шампуса, конфет и похуярил. Тома на Заводской живет. Пять минут ходьбы.
Томка как меня увидела, обрадовалась пиздец. Поняла со старта, наверное, чего пришёл-то. По правде сказать, она хуёвая до пиздеца. Жирная такая, без сисек и с волосами грязными. Только мне по хуй. Неделя воздержания как никак.
- Здорова, - говорю, - Тома, блядь. Принимай гостей.
И шампанское с конфетами её сую под ебло.
- Привет, - говорит, - коль ни шутишь. Хорошо, что пришел. Мне как раз скучно было. Никто ко мне не заходит.

«Ага» - думаю – «Сука. Скучно тебе. Знамо дело – неёбаной-то».

Зашли, короче, на кухню я шампунь открыл, по бокалам разлил и говорю.
- Давай, блядь, за встречу. Только до дна.

Это я так с хитрецой сразу подошел. Что бы быстрей опьянела.

Так и вьебали мы шампус за три разлива. Тома давай конфеты жрать. А меня поверх водки с пивасом вообще угребло.

- Ну, что, – говорю, - Тамара, давай ебатса. И за пиздище её хвать.

Баб, их ведь сразу перед фактом ставить надо. Что бы не давать возможность возомнить себя принцессой и целку начать корчить.

- Ой, Вадимчик, - Тома отпрыгнула и смотрит на меня удивлённо, - что ты ж так сразу. Я, кстати, не могу. У меня месячные.

- Пиздец, - говорю, - Томка, ты меня на понт не бери. Я вас баб насквозь вижу. Вы как шампунь на шару хуярить – так хорошо, что пришел, а как ебатсо - так сразу месячные. Не пизди, короче.

- Я, - говорит, не пизжу.

И ебальник целочный строит.
Тут меня злость взяла.

- Показывай, - говорю, - пиздище.
- Как так? – говорит, - показывай.
- А так и показывай. Я тебе не фраер.

Смотрю, Тома высадилась не по детски. У меня ведь по пьяни ебальник злой. Да и переебать могу если что. Баб правда не ебашу, но она ведь этого не знает.
Расстегнула, значит, халат, рукой в трусы залезла и тампон оттуда тащит.
- Вот, - говорит, - смотри.

Смотрю, действительно в кровище весь.

«Пиздец» - думаю – «Что за неудача?». Расстроился страшно.

- Хуй с тобой, - говорю, - давай тогда в жопу. У меня ситуация, видишь, безысходная.
- Не могу, - говорит, - в жопу. Обстоятельства у меня.
- Какие, - спрашиваю, - обстоятельства?
- Да, - жалобно так говорит, - геморрой у меня обострился. Показывать?

- Показывай, конечно.

Я, правда, в гиморроях не разбираюсь, у меня образование техническое. Но проверить ведь надо.

Нагибается Томка, ко мне жопой, трусы сняла, и булки в разные стороны развела. Я, короче, посмотрел – вроде жопа как жопа. Проверить, думаю, надо окончательно. Меня ещё никто не разводил.
И палец ей в очко резко как хуйну.
- ААААААААА – Томка как заорёт. Труселя натянула, поворачивается, а на глазах слёзы,.
- Ты, что, сука, делаешь? – спрашивает.
- Проверяю, - говорю, - да ладно. Ты не сердись. Хорошо кстати выглядишь.

Мне её, если честно, жалко стало.
А хуле? Баба ведь всё-таки. Насчёт внешнего вида - это у меня замануха такая. Бабы ведутся пиздец.
И тут, вроде бы, смотрю - отлегло. Поспокойней стала. Улыбнулась.

- Давай, - говорю, - тогда, Томка, по старинке. В Ротердамдепари. У тебя надеюсь, кариеса заразного нет?
- Нет, - говорит, - кариеса. Только я сосать не умею.

И главное искренне так.

- Как так? – спрашиваю.
- Ну, не умею и всё.
- Это, - говорю, - хуйня. Ничего тут сложного нет. Ты главное в рот бери и соси как леденец. Я неделю без ёбли. Мне похуй.
- Ладно – говорит, - отсосу.

Я на диван лёг, а Томка у меня сосать начала.
Вроде бы ничего так начала, а потом как вскочит, ебало перекривила и давай в мойку шампанским да конфетами рыгать.

- Ты чего, - удивляюсь, - ебанутая?

А сам пальцем до хуя дотронулся и понюхал. Может, воняет чем? Да нет вроде - хуй как хуй.

- Это, - Тома говорит, а сама от блевотины обтирается, - у меня рвотный рефлекс. Ежели мне в рот что-то большое взять я сразу рыгать начинаю.

«Ну, не ёб твою мать» - думаю. А самому, конечно, приятно, что хуй большим назвали.

- И что делать?

Хуй-то стоит после отсоса. У меня вообще башняк сносить начало.

- Не знаююююю.....- Томка опять реветь начала, - Мне уже перед тобой неудобно совсем.

- Ладно, - говорю, - есть ещё один способ. Я, короче, в порнухе видел, как хуём по еблищу бьют, а потом кончают яросно. Становись на колени.

Тома уже не сильно сопротивлялась. Стала она на колени, а я давай хуем её по ебальнику бить. То по одной щеке, то по другой. Она, бля, молчит, щеки надула и глаза зажмурила.
- Только, - говорит, - в глаз меня не наебни. Как там Люська-то твоя, кстати?

Пиздец, я как эту хуйню услышал, у меня сразу хуй упал.

- Тебе, - спрашиваю, - больше спросить не о чем?

- А что? Я просто спросила.
И еблище невинное сделала.

- Сука, ты, - говорю, - сука. Пашла ты на хуй.

Штаны застегнул, сигареты со стола забрал и вышел из хаты. Иду, бля, а самому, сука, неприятно так. По пацанячи.
К Люське пошел. Пришел, значит, глаза понурил и говорю:

- Прости меня Люська за трипачину.

А она мне:

- Дурачок ты дурачок. Я ж тебя люблю, хоть ты и пидарас, конечно.

На шею мне бросилась и давай обнимать. Соскучилась так. А потам дала ещё. Только в гандоне. Стремалась наверно за трипак.

А через два дня у Люськи днюха была. Я ей кота купил – плюшевого. На днюху ещё Тома пришла. Я с ней, когда в коридор курить выходил - она меня в сторону отвела и говорит:

- Ты на меня, конечно, не обижайся, только я тебе специально про Люську тогда сказала. Что бы ты понял, как её любишь.

А хуле ей скажешь. Промолчал и дальше бухать пошел.

Вот такие они, бабы, хитрые и коварные. И хуй их поймешь – правы или нет. И, что от них, сука, ожидать.