Або Ибо : Месть Изольды

Отмиксованный Роман Пашкевич.
Исходник: http://www.proza.ru/2008/08/11/288

У медсестры Изольды туфли на квадратных каблуках; тонкие ноги, как сосиски «Студенческие», кости с белковой массой туго запаяны в глянцевые колготки, отражающие унылые лица пациентов. Выше – короткий костюм, талия стянута пояском, ткань коричневая с золотистой искрой. Под пиджаком – кожаный лифчик. Над вырезом – белеющая кожа и кошачье лицо с голубыми глазами.
Караван сутулых мужичков тащится на процедуры – мимо растущих в холле декоративных пальм. Пациенты урологического отделения сосредоточены на мочеиспускании – каждый медитирует, призывая едкий, разъедающий внутренности антифриз излиться, не доводя тело до конвульсий на туалетном полу.
При виде голубоглазой страдальцы морщатся.
Коллективное сознание нарисует обтянутое белой кожей мясо, согнутое, как колено, и... сфинктеры мужичков болезненно сожмутся, – их простатам теперь суждено служить вялой струе. Двум богиням угодить нельзя. Увы.
Изольда идет в лабораторию, в ее чемоданчике – тринадцать пробирок с кровью. Медсестра думает о пожертвовавших. Голубоглазая уверена: если уронить чемоданчик, то кровосмешение вызовет преждевременную реакцию – чертова дюжина издохнет впустую.
Изольда чует: ночью! С утра медсестру преследует струйка вкусного сквозняка, как на шашлыках из человечины. Запах Лысой Горы ни с чем не перепутаешь.
Облизнувшись, голубоглазая ведьма напоет колыбельную:
– Нихт, нихт, запалам, бада… Эшехомо, лаваса, шиббода... Абракадан, милочка, абракадан…
По мере приближения сумерек предвкушение растет; в животе Изольды свербит, как перед визитом к разведенному стоматологу-татарину, который давно предлагает ей скидку.
Голубоглазая останется на ночное дежурство, и хотя не ее очередь, она знает, что так никто не помешает проникнуть в лабораторию. В холодильнике ведьма найдет заветный чемоданчик.
Пока грузовой лифт будет спускаться в больничный подвал, Изольда пересчитает колбы – тринадцать. Хороший знак. Когда в дело не вмешиваются кровососы-практиканты – всегда хороший знак.
Останется договорится с Ли – китайцем, охраняющим контейнер с медицинскими отходами. Откуда взялся Ли, не знает никто, но санитарки из гинекологии поговаривают, что даос живет в подвале с 2004 года.
Увидев Изольду, Ли сместит точку сборки в нижнюю позицию и примет стойку зеленого дракона. Ведьма улыбнется.
– Я заплачу кровью, Ли. Давай без резких телодвижений.
– Сикока склянак дась?
– Две.
– Малавата будит. Дась три, затема рыться в кантейнире да утря.
– Ноу дил, падре. Две – и приватный танец с частушкой.
– Каласо, я сагласный. Привата с персинальная песня я всигда хачу, – скажет дракон и добавит басом: – Ю кан лив йор хэт он! Кам он, сучара! Сделай первый сорт!
Ведьма начнет сбрасывать одежду, высвобождая сальные сосиски из чулок и камлая медленно, в такт Джо Кокеру:
– Дуб твой булатный ветром не согнуть, вихрем не сломить, и всем твоим жилам единой стрелой быть. Ес-Ес-Е-е-с! Стоять рать твоя насмерть будет – и на красну девицу, и на бабу старую, и кобылицу сивую. Обретет раб божий Ли дубину яростную и лютую. Ю кан лив йор хед он! Ю кан Ли, ю кан… Ес-Ес-Е-е-с! Ноу вуду, ноу край! Си къерес файар, вамос а ту каса, коньо!
– Йус публикум приваторум пактис мутари нон потест! – возопит император и сгинет в пучине нагваля.
Усмешка на лице Изольды - еще ни один даос не устоял перед стрипмагией.
Губы сожмутся: хитрожопый старец прихватит две жертвенные колбы. Что ж, кровушки одиннадцати друзей Оушена все равно хватит на заклинание.
Остается самая малость.
Изольда, используя телекинез, опрокинет контейнер и взглядом переберет медицинские отходы – на фига маникюр портить, извините, по двести рублей пальчик. Цены в салоне у Нюрки дико адские; а еще подругой называется, сучка-лимитчица, если бы не Петька – на вокзале бы до сих пор шароебилась, да промышляла гаданием, а тут нате, свой салон… Ну где же это, где…
Есть!
Нашлась!
Мошонка Тристана!
…через два часа голая Изольда, скрестив ноги абракадаброй, будет летать по кухне общежития и гипнотизировать булькающую кастрюльку.
Мошонка Тристана, кровь, ногти, вырезка из «Космо» и немного бабьей злости.
Нюрке останется жить меньше десяти часов.
Заусенец после сеанса за две тысячи был последней каплей.