Секисов : За что надо платить

Холодов спрыгнул с замедлившего ход поезда в мокрую густую траву, скатившись кубарем в самые ее дебри. Встав, он почувствовал, что повредил ногу, и смело и громко выругался вслед громыхающим вагонам.
Подняв с земли тощий рюкзак, и задернув штанины, Холодов торопливым шагом направился вдоль рельс в обратную сторону. Он внезапно остановился у развилки, выудил из мятой пачки последнюю сигарету и закурил. Огляделся. За нестройными рядами тонких берез серела громоздкая дуга МКАДа. Холодов направился туда.
Он не ел трое суток. Не имел половых сношений порядка 6-7 месяцев. Имел степень бакалавра, внебрачного ребенка, ворох неоплаченных счетов за коммунальные услуги, страдал редкой формой шизофрении. В его рюкзаке был томик Ницше, короткий изгрызенный карандаш, паспорт на имя 70-летней жительницы Коломны, а также пухлая тетрадь, содержащая в себе 291 план по уничтожению человечества.
На съезде с магистрали стояла автозаправка и продуктовый магазин. На заправке околачивались два пенсионера в подростковой одежде. Они сидели на трухлявой скамейке и плевались на сырой после дождя асфальт - один плевался семечками, другой – просто плевался. Холодов прошел мимо них и завернул в магазин, неслышно закрыв за собой дверь.
Магазин был маленький, прохладный и темный. Продавщица тихо сидела в углу за громоздким кассовым аппаратом. Холодов молча подошел к холодильнику и достал пару упаковок куриных грудок и водку. Оглядевшись, он снял с полки батон хлеба и блок сигарет, и направился к выходу.
-Постойте, вы куда? – возмутилась продавщица.
Холодов оглядел ее спокойным взглядом и сказал: «мне нужно есть»
-Но ведь в этом случае нужно заплатить… - заявила девица.
-Нужно заплатить… - передразнил ее Холодов, открывая дверь. - Меня тошнит от вашей капиталистической демагогии.
-Но постойте!
-У меня нет времени на пустые беседы. Можете считать это ограблением. – Сказал Холодов перед тем, как захлопнуть ногой дверь. Запихнув продукты в рюкзак, он направился мимо пенсионеров. Те обеспокоено приподнялись, но тут же вновь сели обратно, поймав на себе строгий взгляд Холодова. Холодов усмехнулся, и, перекинув рюкзак через плечо, вдруг заорал от неожиданной, пронзительной боли. Чья-то цепкая сухая рука обхватила его чресла и сдавила с геркулесовой силой. Холодов попытался достать руку, но та надавила еще, и Холодов почувствовал, что как его глаза от боли вылезают из орбит. Тем временем рука чуть ослабила хватку и потянула на себя. Холодов упал на колени и задом пополз за рукой, жалобно скуля. Пенсионеры вернулись к своим плевкам.
Продавщица отпустила Холодова в подсобном помещении магазина, и, пока тот беззвучно кряхтел, боясь дотронуться до распухшего паха, достала толстую цепь и приковала ослабшую руку Холодова к батарее.
«Я ведь только… хотел поесть…» - выдавил из себя Холодов, послушно подавая руку.
«Я же говорю, за все надо платить» - назидательно ответила продавщица. Холодов откинулся к стене и закрыл глаза. Он услышал, как защелкивается дверь, потом – как закрываются жалюзи. Продавщица стояла прямо перед ним, широко расставив ноги. Ее короткая юбка опоясывала туфли на длинных шпильках. Холодов боялся поднять глаза выше.
«Ну, где там твой маленький забияка?..» -услышал он ласковый негромкий голос над своей головой. Все та же маленькая крепкая рука потянулась к его ширинке. Оглушительно взвизгнул замок. Рот Холодова открылся для последнего отчаянного крика, но маленькая ладошка ловко его зажала. Глаза Холодова застелил липкий красный мрак.
Через три дня Холодов увидел свет. Он сидел на заплеванной трухлявой скамейке, обхватив обеими руками рюкзак. Между его ног покоился полурасстаявший пакет со льдом. Мимо проносились редкие машины. Где-то вдалеке вдохновенно долбил дятел, заглушая прочие отзвуки леса. Посреди дороги, на запыленном кусте сидела жирная улитка. Она неотрывно глядела на Холодова.
Холодов отвел хмурый взгляд от улитки и посмотрел на безнадежно серое небо, ронявшее ядовитые капли на недавно высохший асфальт. «Зато теперь поем» - сообщил он небу, и, не дождавшись ответа, вгрызся в холодное и тощее куриное тело. Улитка облизнулась, и, поведя, усами, спрыгнула с куста. Слизь, оставшаяся после нее, густым мазком растеклась по листу.