Катана Окадзаки Массамуне : Мессия

ноябрь1984 года
монастырь кармелиток
Франция, Льеж.

Мягкий свет настольной лампы выхватывал из темноты кабинета лист бумаги, руку, выводившую на нем каллиграфически красивые буквы и белый монашеский чепец. За массивным письменным столом уютно устроилась пожилая монахиня.
На изрезанном морщинами лице женщины явственно читались остатки былой красоты.
Её темные, похожие на спелые оливки, глаза некогда считались самыми чарующими в ле-Леванду и окрестностях. А стройная фигура и ласковая улыбка вызывали восхищение большинства парней деревушки, где она родилась и выросла. Все, кто знал юную Катрину, были уверены, что уж её-то жизнь сложится по-настоящему счастливо. Муж, дети, большой дом и богатое хозяйство. К ней сватались самые завидные женихи из её родной деревни и всех соседних. Даже сын старосты осчастливил родителей девушки предложением породниться. Чего ещё желать? Но красавица выбрала себе другую судьбу.
Терпеливо выслушав злые обвинения отца и горькие упреки матери Катрина ушла в монастырь, отрешившись от мира с его соблазнами и суетой. За серыми холодными стенами монастыря кармелиток она впервые в жизни почувствовала себя на своем месте. А разве это не есть самое настоящее счастье?
Катрина верила истово, но не фанатично, и за 40 лет из простой монахини смогла превратиться в мать-настоятельницу льежского монастыря кармелиток.
Она была строга, но добра и справедлива. А своими действиями и решениями снискала себе, пусть не любовь окружающих, но их искреннее уважение.
Твердой рукой управляла она обителью, как кормчий кораблем. Случались штормы и штили, но настоятельница играючи справлялась со всеми сложностями.
Вот и сейчас очередная проблема была решена. Виновный в краже денег, пожертвованных обители, найден и наказан. Отчет об их возврате почти закончен, ещё чуть-чуть и трудный день завершится именно так, как должно.
Мать-настоятельница отложила в сторону ручку и внимательно перечитала написанное.
Всё верно. Она сложила лист бумаги, поместила его в узкий белый конверт и только принялась за начертание адреса и имени получателя, как в дверь негромко постучали.
- Входи, дитя моё, - привычно отозвалась настоятельница.
Дверь слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель скользнула хрупкая девичья фигурка в монашеском облачении.
- Вечер добрый, мать-настоятельница, - робко промолвила посетительница, остановившись у двери.
- Что случилось сестра Магдалена? – Доброжелательно поинтересовалась настоятельница.
Её гостья молчала, нервно сжимая и разжимая пальцы.
Настоятельница выделяла Магдалену среди других сестер и относилась к ней с особой нежностью.
Она ещё помнила напуганную десятилетнюю девочку, которую отправили на воспитание в монастырь чересчур религиозные родители. Дитя было не слишком красивым, но какое это может иметь значения для той, чья юность обречена пройти в монастырских стенах. Бледное, с мелкими чертами личико девочки украшали только огромные серые глаза, занимавшие, казалось, почти половину его.
Магдалена росла мягким и беспроблемным ребенком. Несмотря на внешнюю хрупкость, девочка не жаловалась на трудности монастырского быта. Она почитала настоятельницу, как мать, за что та не могла не платить ребенку взаимной привязанностью. Со временем ласковая девочка превратилась в спокойную и отзывчивую девушку, всегда готовую помочь ближнему своему. Она решила остаться в монастыре и приняла постриг, утверждая, что дом её здесь. За все годы, проведенные Магдаленой под крышей монастыря, юная монахиня ни разу не заставила наставницу сомневаться в правильности своего выбора. Она лечила больных и увечных, заботилась о нищих, не проявляя брезгливости.
Доброта и сострадание к людям были выражены в Магдалене особенно ярко. За что настоятельница не только любила, но и уважала свою воспитанницу. И была уверена, что уж кто-кто, а Магдалена никогда не доставит ей никаких неприятностей.
-Дитя моё, - вновь заговорила настоятельница, смягчив голос, - сядь и расскажи, что за беда привела тебя ко мне в столь поздний час.
Сестра Магдалена испуганно посмотрела на пожилую монахиню и, собравшись с силами, выпалила, - Я беременна, мать-настоятельница. Без сомнения в моём чреве живёт дитя.
После минутной паузы, наполненной страхом и недоумением, девушка сбивчиво продолжила,
Я… Я не знаю, как так могло получиться. У меня никогда не было ничего такого. То есть, я никогда не была с мужчиной. Господь свидетель, я непорочна.
-Не поминай имя Господа всуе, Магдалена! Постыдись! – воскликнула мать-настоятельница, не в силах сдержать свои чувства. – Не призывай Его в свидетели своего разврата. Не ожидала от тебя, дитя. Я не спрашиваю тебя, как ты могла оступиться. Но не смей лгать. Ложь оскверняет.
Сестра Магдалена сжала губы и запрокинула лицо вверх, пытаясь сдержать слёзы.
-Вы не верите мне? Я никогда не лгала Вам!
-Ты не лгала раньше, Магдалена, но всё когда-то случается в первый раз. Все мы грешны. И монашеский сан не освобождает нас ни от греховных помыслов, ни от деяний. – Задумчиво произнесла мать-настоятельница, пристально разглядывая свою посетительницу, - Главное вовремя осознать свой грех и искренне покаяться. Господь милосерден, Он простит.
-Но я... действительно никогда, - начала девушка.
-Ни слова больше, Магдалена. Ты огорчила меня неимоверно. Я не желаю слышать от тебя ни лжи, ни признаний. По крайней мере, сейчас. На исповеди ты лгать не станешь, надеюсь. Но мой кабинет не исповедальня, да и время суток не самое подходящее, - разражено продолжила настоятельница. – Сейчас нам нужно решить гораздо более важный вопрос. Как поступить с тобой и твоим будущим ребенком. Планируешь ли ты покинуть монастырь, дитя?
-Нет. Прошу Вас, мать-настоятельница, не гоните меня, – голос девушки стал умоляющим, в нём зазвенели слёзы - мне некуда идти. Вы же всё знаете обо мне. Монастырь мой дом. Сестры моя семья. Я не смогу, я не знаю другой жизни. И не хочу её.
- Успокойся Магдалена. Немедленно прекрати истерику, никто тебя не гонит. Я не отвернусь от тебя, но не смей смущать умы сестер своей ложью. Или я буду вынуждена изолировать тебя от остальных. Рожать ты будешь здесь, в монастыре. Если родится девочка, то она может остаться с тобой. Но если ты родишь сына, то ему или вам обоим придётся покинуть наши стены. И ещё раз повторюсь, Магдалена, не лги ни мне, ни другим. Признай свой грех и будешь прощена.
-Я не лгу! У моего ребёнка нет отца. Я никогда не спала с мужчиной! Я клянусь именем Господа нашего! – монахиня вскочила со своего места и принялась метаться по комнате.
Мать-настоятельница сняла трубку с допотопного телефонного аппарата, и набрала несколько цифр, изумленно поглядывая на свою впервые за долгие годы кричащую воспитанницу.
Когда на другом конце провода ответили, настоятельница негромко пробормотала, - Пару монахинь ко мне в кабинет. Да покрепче. Сестра Магдалена не в себе.
Положив трубку настоятельница принялась увещевать свою подопечную, - Тише, Магдалена. Присядь, выпей воды и расскажи, как же так вышло. Ты всегда была такой милой, такой доброй и спокойной девушкой. Что с тобой произошло? Я люблю тебя и хочу тебе верить. Не нужно так волноваться. Всё устроится.
Она поднялась из-за стола и, взяв молодую женщину за руки, усадила её обратно на стул. Настоятельница аккуратно налила воды из большого фарфорового кувшина, стоящего на умывальнике, и подала стакан монахине. – Вот твоя вода, Магдалена. Давай-ка ты сейчас попьёшь и всё мне спокойно расскажешь. Хорошо?
Девушка нервно кивнула и дрожащими руками взяла стакан. Она принялась жадно пить, стуча зубами по стеклу и проливая воду на рясу.
Через несколько минут монахиня немного успокоилась и перестала трястись.
-Я расскажу. Я всё расскажу Вам, мать-настоятельница. Вы знаете меня с детских лет. Я не умею лгать. Возможно я сошла с ума. Я готова сама поверить, что потеряла разум, что страдаю галлюцинациями. Это всё… всё объяснило бы. Кроме ребёнка. Не знаю, как я смогла забеременеть, но мне снились странные сны, - пожаловалась она. Слишком странные. В них ко мне приходил ангел. Он был огромного роста, с мечом и крыльями. Ангел сообщил мне, что я избранна для рождения Мессии. И что ему всё равно, расскажу я кому-нибудь или нет, потому что мне никто не поверит. Сначала, я думала, что это просто сны. Хотя ангел приходил ко мне каждую ночь и разговаривал со мной. Ангел не просил и не убеждал, а приказывал… Он был суров. Я пыталась сказать ему, что слаба духом и не готова принять на себя ответственность. Но он меня не слушал. Мне показалось, что ему совершенно безразлична не только я, но и все люди. По-моему, ангелы вовсе не любят людей. Этот уж точно не любит. – Речь девушки стала прерываться, постепенно превращаясь в бессвязный лепет. - Он сказал, что у меня нет выбора, ибо моя судьба была предрешена до моего рождения. И что это необходимо. А потом я обнаружила… обнаружи…
Голова сестры Магдалены свесилась на грудь. Монахиня обмякла на стуле и тихонько засопела.
-Бедное дитя, вздохнула, настоятельница, поудобнее устраивая свою подопечную на стуле, - она всегда была слишком впечатлительной девочкой.
Дверь кабинета распахнулась, пропуская внутрь две крупные фигуры в монашеских рясах.
-Ну, наконец-то, кивнула мать-настоятельница. Что-то вы долго. Сестра Амалия, сестра Беатриса - отнесите пожалуйста сестру Магдалену в келью и заприте её там. Только будьте осторожней – она ждёт ребенка.
Настоятельница, погладила спящую по голове и снова вздохнула, - Бедное дитя.
Монахини подхватили молодую женщину под плечи и лодыжки и вынесли из кабинета. В коридоре было не слишком светло, и сестра Амалия, шедшая спиной, споткнулась, едва не уронив свою ношу. – Это ж надо, сестра Беатриса, - сердито воскликнула она, поудобнее перехватывая Магдалену, - эта мерзавка залетела невесть от кого да ещё и рехнулась, а мы её тащи, надрывайся.
- И не говорите, сестра Амалия, - неслыханный позор, - пробасила вторая монахиня, - отродясь в нашем монастыре такого не было. А прикидывалась такой тихоней, воды не замутит. А вон оно что оказалось. Беременная. И когда только успела?
-На это много времени не надо. Интересно, кто же отец ребенка? А я никогда этой тихоне не верила, сестра Беатриса, такие, как она, всегда оказываются с червоточинкой. Ничего удивительного, что она связалась с мужиком! – потное красное лицо сестры Амалии масляно блеснуло в свете лампы, на повороте коридора. – Сейчас запрём в келье эту развратницу и пойдёмте-ка выпьем немного вина, сестра Беатриса, а то я что-то совсем упрела. Скажу Вам по секрету, что вчера из Льежа привезла три бутылки отличнейшего бордо и кружок дивного сыра. Посидим, отдохнём. Вы как на это смотрите, сестра?
-С удовольствием, сестра Амалия, кто же откажется от глоточка бордо, будучи в своём уме, - утробно рассмеялась сестра Беатриса, останавливаясь у дверей одной из келий. Давайте прислоним её к стене. Вот так. Подержите её, пока я открою дверь.
Монахини затащили Магдалену в келью и небрежно сгрузили её бесчувственное тело на узкую кровать.
Девушка заметалась. Сильные руки прижали её плечи и икры к убогому ложу, не давая подняться.
-Нет! Габриэль! Нет!!! – выгнувшись дугой закричала несчастная.
Но вырваться ей не удалось. Монахини держали на совесть.
-Ты смотри, он ещё и бесноватая, - возмутилась сестра Амалия. Я полагала, что у неё тихое помешательство, а она вон какая буйная. Прямо страх берёт.
-Хм, зато мы знаем, как зовут папашу ребёнка. Габриэль. Это кто же может быть? – подняла брови сестра Беатриса. – Теперь не отвертится. Надо будет рассказать матери-настоятельнице. Пусть узнает, что за Габриэль такой, что нашу тихоню обрюхатил.
-Может сын мясника? Вроде никаких других Габриэлей у нас в округе нету – насторожилась сестра Амалия.
-Да нет, перебила её сестра Беатриса, - не может такого быть. Мальчишке едва шестнадцать стукнуло. Скорее всего какой-нибудь приезжий. Или ещё кто. Но матери-настоятельнице про то, что наша развратница звала Габриэля доложим обязательно. Пусть она сама разбирается с этой ненормальной.
Девушка на кровати наконец-то затихла и ровно задышала.
Монахини встали рядом, сложив руки на животах, и разглядывали Магдалену с явным подозрением, готовые схватить её в любую секунду.
-Кажется и вправду уснула, - пробасила сестра Беатриса через четверть часа. - Теперь можно и винца. После такого потрясения не грех успокоить нервы.
-Это верно, - добавила сестра Амалия, протискиваясь обратно в коридор. – Хватит тут возиться. Оставим её, никуда не денется.
Сестра Беатриса грузно топая последовала за ней.
Дверь захлопнулась, повернулся ключ, шаги монахинь затихли в отдалении.
В темноте кельи сестра Магдалена распахнула невидящие глаза и простонала, - Почему я, Габриэль?