Мартин П. Stalker : СТВОЛ

Мужественному Тыку, так и не забравшему у меня свой реквизит посвящается

Темнота. Темнота бывает разной. И отношение к ней у людей разное. Бывает темнота внезапная, когда тухнет электричество или бьют сзади по голове бутылкой. Такая темнота вызывает недоумение, огорчение или досаду. Есть темнота загадочная, как в кинотеатре перед первым кадром фильма или вокруг фонаря в живописной пещере. Темнота природная, лесная, полная звуков ночной жизни. Темнота подвальная, могильная, давящая и безысходная. Темнота интимная, возбужденно сопящая. И еще сотни видов темноты.
А есть еще гипнотизирующая, шокирующая, вгоняющая в оцепенение страха темнота. Глубокая и полная магической мощи темнота направленного на тебя дула заряженного и взведенного оружия. Темнота, способная в долю секунды перечеркнуть твое столь привычное, теплое и насыщенное существование на земле. Темнота властная, всеподчиняющая, идеальная.
Я никогда не интересовался подобными вещами, уверенный, что все это меня не касается. Никогда. До недавнего времени.
Жизнь мою нельзя назвать сколько-нибудь выдающейся или хотя бы яркой. Я всегда сторонился всяких экстраординарных событий и выходок. С детства я убедился, что всякое подобное происшествие, приключающееся со мной, приносит потом всяческого рода неприятности.
Я рос слабым болезненным ребенком. Отца у меня не было, и моим воспитанием занималась мама. Когда я был во втором классе она, поддавшись на уговоры, записала меня на вольную борьбу. И на первой же тренировке я сломал ногу. После этого спорт был исключен из моей жизни. Мама отдала меня в музыкальную школу на фортепьяно, но оказалось, что очкарик, возвращающийся вечером из музыкальной школы, является излюбленной жертвой дворовых мальчишек. И с музыкой также было покончено. Правда издеваться и бить меня не прекратили, но делали это уже реже и без особого задора. Просто по привычке. Учился я хорошо. Хотя мог бы и отлично, но выпячиваться очень не хотелось. От всяческих выступлений шарахался как от огня.
Все усилия я прилагал к тому, чтобы не выделяться из толпы. Затеряться в ней. Тогда тебя меньше будут трогать, а значит, меньше будет неприятностей. Последний мой глупый поступок был продиктован глупыми гормональными всплесками переходного возраста. В седьмом классе мне очень понравилась девочка из параллельного класса, и я даже неуклюже попытался наладить с ней отношения. И мне это почти удалось, но на беду девочкой заинтересовался один из заводил в школе. После двух встреч с ним, мне пришлось забыть про романтические намерения и заняться лечением травм.
Школу закончил без троек, но и без пятерок. Как и скромненький вуз. С работой мне тоже повезло. Устроился в солидную фирму обычным менеджером. Работка не особо престижная, но на жизнь вполне хватало. Главное, исправно выполнять свои обязанности и не совать свой нос куда не следует. Именно поэтому мне удалось пережить все эти экономические и политические ураганы. Менялась руководящая верхушка, менялись хозяева фирмы, менялось даже направление деятельности, а Аркадий Оладышев все также исправно ходил на работу.
Меня как-то сам генеральный директор заметил и похвалил за усердие и безупречное соблюдение трудовой дисциплины. Даже распорядился премию выписать. Правда, премию я так и не получил, но скандалить и выбивать деньги не стал. Хорошая репутация и душевное спокойствие дороже каких-то денег. Зарплату-то я получаю регулярно. А это так, шальные деньги. Что они есть, что их нет. Важнее внимание. Важнее, что ценят еще Оладышева.
Так что все у меня шло очень ровно. Жизнь была сравнительно стабильной. Проблем с жильем у меня не было. Мама к тому времени умерла, оставив мне нашу двухкомнатную квартирку. Можно, конечно, было завести еще машину. Но как подумаю об этих бесцеремонных водилах на дорогах, о пробках, о необходимости общаться со всякими там автослесарями и гаишниками, то сразу же пропадает всякое желание. Да и не нужна особо мне эта тарантайка. Работаю я недалеко. Всего восемь остановок на троллейбусе. И не надо думать о всяких там парковках, гаражах, заправках, сменах масла, зимних шинах и новых чехлах. Да и деньги не из воздуха берутся.
А так, у меня добротный, не вычурный гардероб, вся необходимая бытовая техника. И, между прочим, дважды позволил себе поездку на курорт за границу. Один раз в Турцию и один раз в Египет. А путешествия по миру, это признак благополучия. Я уж начал подумывать о налаживании семейного быта. Вон, соседка Лиза ко мне положительно относится. Вполне приличная тихая женщина.
Другими словами, линия жизни моей была ровной и тихой. И никаких признаков каких-либо скачков не наблюдалось. До недавнего времени.
В тот день в конце рабочего дня была небольшая корпоративная вечеринка, посвященная дню рождения Василия Сергеевича, начальника нашего отдела. Мероприятие муторное и неприятное. Все подчиненные пыжатся, изливая водопады лести и доказывая свою любовь и преданность начальству. А Василий Петрович при этом не спеша накачивается подаренным вискарем. Когда начальник доходит до нужной кондиции, подчиненные тоже могут себе позволить определенную дозу алкоголя. Причем и банкетный стол и, само собой, виски Василия Петровича организованны за счет работников. И это не считая самого подарка.
Короче, не самый лучший способ проведения досуга. Но, увы, необходимый. Попытка уклониться от такого «праздника» обернется впоследствии жесточайшими репрессиями со стороны обиженного именинника. У меня бы и мысли такой не возникло. К чему нарываться. К тому же все в отделе знали, что я не пью. Здоровье не позволяет. Это, конечно, было не совсем правдой. Изредка я позволял себе расслабиться. Но с моей язвой это следует делать крайне осторожно. А на работе моя язва являлась железобетонной отмазкой. Поэтому я, искупав непосредственного начальника в своей порции дифирамбов, сажусь всегда в уголочек и тихонечко ковыряю тортик с чаем. Что и на этот раз сделал. Правда, не так успешно как обычно.
Спустя час, после того как потеплевший Василий Сергеевич отпустил вожжи, ко мне подсел Матвеев, представитель того типа подхалимов, про которых начальство говорит «молодой и перспективный сотрудник». То есть наглый, лживый, циничный, беззастенчивый подлец, готовый на все, чтобы выслужиться перед начальством. Всем кто хотя бы немного выше по должности он регулярно до блеска вылизывает задницы, всех равных ненавидит, всех кто ниже презирает. За восемь месяцев, которые он здесь проработал, он успел подняться до руководителя проекта и теперь позволял себе фамильярничать со всеми бывшими коллегами.
- Послушай, Аркаша, - заплетающимся языком начал он, закидывая мне руку на шею, - Давно хотел у тебя спросить. Вот ты уже больше десяти лет просиживаешь тут штаны за своей конторкой. Работаешь исправно, косяков не творишь, не пьешь, не потаскун… Или потаскун? А? Оладышев, признавайся.
Он затряс меня, дыша мне в лицо жуткой смесью из дрянной водки, табака и прокисшего оливье. Я не сопротивлялся. Главное, не провоцировать человека в таком состоянии. Тогда он быстро заскучает и отстанет сам.
- Молчишь. Стесняешься. Лааадно. Знаю что не потаскун. Я бы раскусил. Я любителей баб издали вижу. Сам не без грешка, - и он пакостно так захихикал, - Так что меня не проведешь. А ты вообще чист перед партией и товарищами. Так что ж ты, дурень, расти не хочешь? Тебе же это раз плюнуть. Всю кухню здешнюю назубок знаешь. Давно бы уже место этого лысого гоблина занял.
Последние слова он произнес, понизив голос до уровня полной секретности и кивая затылком в сторону разомлевшего шефа. Василий Петрович, уже без пиджака и со съехавшим набок галстуке, ощущал себя барином среди холопов и покровительственно глядел по сторонам осоловевшими глазками, в то время как один из холуев увлеченно нашептывал ему что-то на ухо. Стукачество в отделе не только не преследовалось, но и активно поощрялось. Это был один из лучших способов отличиться в глазах начальства. Я это все знал получше многих собравшихся. Поэтому прекрасно понимал, что весь этот разговор «перспективный» Валя Матвеев затеял с одной только целью. И имя этой цели – провокация. Поэтому я молчал, улыбался и неопределенно пожимал плечами. В конце концов, это подействовало, убедившись в несостоятельности своих попыток, пьяный провокатор удалился искать себе другие жертвы.
Настроение, и без того не сверкавшее жизнерадостностью, испортилось окончательно. Я терпеливо дождался, когда торжество переросло в заурядную попойку, на которой самым трезвым был шеф, внимательно наблюдающий за этапами оскотинивания подчиненных, чтобы назавтра покарать штрафами особо отличившихся. Когда я убедился, что на меня уже никто не обращает внимание, я тихонько отправился домой.
На улице я мельком взглянул на часы, охнул и опрометью бросился к остановке. Увы, я лишь увидел удаляющиеся красные фонари последнего троллейбуса. Вот тебе и корпоратив. Ничего хорошего от него не жди.
Придется тратиться на такси, так как идти пешком среди ночи целых восемь остановок очень не хотелось. Особенно с учетом того, что часть пути пролегает через крайне неспокойный район.
На поднятую руку долго ни одна из редких в это время машин не останавливалась. Я уже начал раздумывать над неизбежностью перспективы небезопасной пешей прогулки, когда заляпанная по самую крышу иномарка совершенно неопределенного цвета, но с затонированными как ночь стеклами, с визгом не затормозила возле меня. За рулем сидел тощий заросший субъект с ярко выраженными признаками кавказской национальности.
- Ну что смотришь? Куда ехат? – сказал он, почти без акцента, только глубоко выделяя шипящие.
Садиться в машину к хачику не хотелось, но еще меньше хотелось топать домой пешком. Я назвал адрес и сумму.
- Садис, - кивнул он.
Я хотел сначала сесть на заднее сидение, но там все было завалено каким-то хламом. Кавказец рванул с места так, что меня вжало в сидение. Правил дорожного движения он не признавал. Как и присутствие в салоне ремней безопасности. Ох, неудачный какой вечер-то!
Машину швыряло на поворотах и ухабах. Водила управлял одной рукой, второй он держал облезлый мобильник, в который что-то энергично говорил на своем квакающем, изобилующем шипящими и совершенно непонятном языке. Голос его становился все громче и громче. Он явно о чем-то спорил. Когда уже дошло до крика, он отключил телефон и раздраженно бросил его назад. Потом вдруг резко свернул в один из переулков.
- Эй, - забеспокоился я, - Куда?
- Э, не волнуйся, Вася, - кавказец, не снижая скорости, летел по раздолбанной дороге, - сейчас на минуту заскочим по делам и довезу тебя, того рот сказал!
- Я лучше выйду. Остановите.
- Да ты не волнуйся, слышь! Я быстро, отвечаю!
Жилые кварталы исчезли, и мы катили по темным улочкам промышленной зоны. Нехорошее предчувствие тоскливо царапало сердце. Вскоре машина остановилась у ворот какого-то склада. Водитель не глуша мотор, вышел из машины и решительно двинулся к воротам.
Из ворот вышли еще двое детей гор, и они громко и непонятно скандалить, размахивая руками и хватая друг друга за одежду. Когда я увидел, что из ворот вышли еще двое, то понял, что сейчас они от слов перейдут к делу. Поэтому тихонько открыл дверь и выскользнул из кабины. Фары были направлены на ворота, и я надеялся, что меня в темноте не смогут разглядеть. Да и не до меня им было. Пока. Чем быстрее я смогу добраться до жилья, тем больше у меня шансов выбраться из этой заварухи.
Я добрался до поворота и последний раз оглянулся. В ярком пятне света четыре фигурки окружили пятую. На гофрированном полотне ворот метались уродливые тени. Внезапно в занесенной руке одной из теней появился железный прут, и я побежал.
Я бежал в темноте, по воняющим мазутом лужам, не разбирая дороги, и все ждал, что сзади в спину мне ударит свет фар преследователей. Пару раз я подал, но тут же поднимался и бежал дальше. Остановился я, только оказавшись на ярко освещенном проспекте. Здесь-то они со мной ничего не посмеют сделать. Сердце стучало, как бешенное, воздуха катастрофически не хватало.
Я присел на скамейку пустой остановки, чтобы прийти в себя. В свете фонарей результат моего бегства оказался весьма плачевным. Вся одежда вымазана в грязи, рукав пальто порван. Нечего и думать о том, чтобы в таком виде пытаться поймать машину. В лучшем случае это будет милиция, которая и доставит меня прямиком в отделение. Придется все-таки добираться пешком. К тому же мне хотелось как можно быстрее оказаться подальше от этого злополучного поворота.
К счастью самую неприятную часть пути в криминогенном районе я успел проехать. Оставалось пройти каких-то четыре остановки, и я дома.
Я шел, стараясь избегать ярко освещенных участков тротуара, дабы не привлекать излишнего внимания. На сегодня мне неприятностей хватило с лихвой. Когда до спасительного дома оставалось какие-то четыре квартала, я понял, что чертовски устал. Непривычные к долгой ходьбе ноги ныли и гудели. Я доковылял до пустой клумбы возле сияющего синими огнями ресторана и рухнул на стоящую там скамеечку.
Однако. Совсем слабенький стал. Ведь хотел же, давно хотел начать по утрам бегать. Или, хотя бы, зарядку делать. Да все как-то не получалось. А надо бы. Вон как быстро спекся.
Внезапно сверкающие двери ресторана распахнулись, и на улицу вышла живописная пара. Сначала появилась широкая спина, увенчанная короткой шеей и мощным затылком. Спина была одета в дорогое кремовое длиннополое пальто, голова извергала потоки брани и угроз. Спина порывалась вернуться назад, но была вынуждена пятиться, потому что ее обхватил и толкал перед собой второй индивид в кожаной куртке. Индивид был ниже ростом, но тоже достаточно крепким и бритым. Он, не переставая, что-то втолковывал первому. Очевидно, пытался успокоить.
Ну, понятно. Братва гуляет.
- Да они тут все в конец уже охуели! – орал первый в закрывшиеся двери ресторана, - Совсем, что ли рамсы попутали? Что, не могут вкурить кто к ним пришел! Я им, чмырям, сейчас растолкую, нах!
- Да хорош уже, братан! – урезонивал его второй, - Дались тебе они!
- Да ты пойми, брат! – в голосе Широкого сквозила пьяная тоска, - Они же не люди. Они же как тараканы. Мерзкие мелкие насекомые. И ладно, если бы они просто жили своей насекомой жизнью. Они же еще и других хотят до своего уровня опустить. Понимаешь! Меня, суки, опустить хотят! Да я их всех там голыми руками порву, уродов!
- Ладно, брат, не вопрос. Постой здесь, я бомбилу поймаю.
И второй, оставив Широкого, отправился на проезжую часть.
Теперь, когда компаньон отошел, стало видно, что обладатель дорогого кремового пальто, имеет наружность классического бандита, пережившего лихие девяностые и трансформировавшегося в предприниматели. Но бандитская натура упорно проступала сквозь лоск и мишуру.
Широкий, покачиваясь, поднял правую руку и вытер тыльной стороной ладони лоб. В уличном освещении тускло сверкнула вороненая сталь.
Пистолет!
Страх ледяным комком сжал внутренности и потянул вниз.
У него пистолет. У этого пьяного отморозка в руках оружие. И сто процентов не пневматическое. Плохо. Очень-очень плохо! Что ж за вечер сегодня такой! Делать-то что теперь? Бежать нельзя. У таких как этот тут же сработает рефлекс. Черт! Оставалось только одно. Замереть, застыть в неподвижности, вжаться в эту трижды проклятую скамейку и надеяться, что Широкий меня не заметит. Захотелось исчезнуть, раствориться, растечься пленкой по земле, сделаться невидимым, прозрачным. Лишь бы этот страшный огромный бык не обратил на меня внимание.
Увы, напрасно. Он уже заметил и нетвердыми ногами направлялся ко мне.
- Опана! – сказал он, садясь рядом, - Кто это у нас тут? Слышь ты, чухан, ты чего такой грязный, а?
Руку со своим жутким пистолетом он положил на колено, и дуло оружие смотрело мне прямо в бок.
- Ну что ты молчишь, терпила? Вот скажи мне, на кой хрен ты вообще живешь? Топчешь землю, небо коптишь? Для чего ты здесь? Что ты в своей жизни сделал? Чем можешь гордиться? Ты же, падла, не живешь! Ты же существуешь! Ты даже понять не хочешь, что ты полное и неисправимое дерьмо. И жизнь твоя дерьмо. И мыслишки и цели твои из дерьма. Я вот прямо сейчас могу тебя грохнуть, - и он направил ствол мне в лицо, - вынести на хрен твои пустые мозги, и мне ничего за это не будет. Осознаешь?
Смерть смотрела на меня холодным черным глазом пистолетного дула. Господи, ну почему со мной все это происходит? В этот момент я готов был оказаться где угодно, лишь бы не в этом месте. Громкие агрессивные кавказцы с их разборками и железными прутьями показались мне безобидными и преисполненными радушия. Надо было просто остаться в машине. Ну, поскандалили, покричали, помахали друг перед другом железками. Подумаешь. Зато потом я доехал бы до дома, а не сидел бы здесь, глядя в направленное на меня дуло.
- Как же ты не поймешь, чмырдяй! – втолковывал меж тем бандит, - надо жить. Жить как человек, а не как червяк. Жизнь это ведь такой кайф. А ты ее впустую проебываешь. Сделай ты хоть что-нибудь. Поступок. Чтобы смог гордость почувствовать. Уважение к себе. Чтобы осознал, что не зря небо коптишь. Чтобы осталось после тебя хоть что-то кроме долгов и сопливых дебилов, которым на тебя насрать, и которые сами уже потенциальное чмо!
- Братан! – крикнул второй, он, наконец, поймал машину, - Поехали.
Широкий поднялся.
- Держи, фраерок, - в ладонь мне легла тяжелая теплая рукоятка, - Соверши поступок! Стань человеком, наконец. Да меня вспоминай.
И он, шатаясь из стороны в сторону, направился к машине. Минуту спустя, я оказался в одиночестве. И с недоумением разглядывал на грозный механизм убийства в моей руке.

(ту би, естессна, континьюд)