Олежег Боланс унд я бля унд глупец : Забыть Новый Год (на конкурс)

Французское поместье просыпалось
Утреннее морозное солнце еще не окрепло, разноцветные петухи, теребя замерзшие шпоры, пытались выбраться из курятников. Кумачовый снегирь, наглухо примерзший к собственному говну, не суетился и страдал. Наступал Новый Год.
Около лавки с овощами устроился потрепанный Поль, жуя топинамбур, чистил сапоги и рассматривал свою физиономию в лошадиных яслях.
- Как же так вышло-то? – отгрызая крупный кусок корнеплода, юный гардемарин обратился ко мне.
- Отъебись, - глубоко вдохнув зимний воздух, я продолжил делать искусственное дыхание нашему камердинеру Ипполиту. Обоих тошнило.
- Каналья – обдавая меня смесью рома и котлетного фарша, Ипполит морщинистой ладонью стал тереть у лица.
- Буэнос диас, мудило – Поль бойко сделал парочку выпадов саблей, отдавай честь старому другу.
- Идите нахуй, барин – ловко уворачиваясь от колющих ударов, слуга наотмашь нанес удар правой. Поль еле слышно охнул и исчез за прилавком.
- Ох, и неряшливый вы Поль Эдуардович, прямо говно какое-то вы, а не дворянин - тяжело дыша, старик продолжил чистку барских сапог.
К вечеру, изрядно набравшись, мы покидали гостеприимное поселение. Устроившись в седле позади Поля, наш преданный Ипполит возился с провизией. Вскоре запахло трюфелями и майонезом.
Я ехал в трехстах метрах и задумчиво грыз поводья, вспоминая мореходное училище, откуда нас с юным графом Орловым Полем Эдуардовичем вышибли месяц назад. Поль на нехитрый карточный фокус с пиковой дамой выиграл себе четыре поместья и одиннадцать родовых замков. Одурев от безнаказанности, молодой коммерсант принимал проигрыши одеждой, учебниками и честью. Но в один прекрасный день в училище явился Граф ДеЛяфер, отец одного из терпил и на образование наступил острый пиздец. Несколько недель мы скитались без дела по осенней Гаскони, с яростью просаживая сбережения, которые в свою очередь чахли как сиси сорокалетних. Надежда возлагалась на Новогодние праздники, парижскую широту и костюмерные представления. Руководство расщедрилось на мероприятия и сказочный маскарад с волшебствами. Туда, собственно, мы и держали путь.
Постепенно забылось обучение, забылась утренняя блудница, забывался незалеченный триппер – я засыпал. Жалобный скрип потертого седла да хруст снега под копытами делали свое дело. Однако поспать не удалось, разбудил визг Поля.
- Ипполит проебался, проебался родненький! Канул. Чо я бате скажу? – юноша стоял на коленях и, всматриваясь в ущелье, аукал со слезами.
Оставь рыдания, братушка - я обнял лошадь друга, - надо лавину спустить. У лощины будем ждать Ипполита. Должен выйти щегол.

Охваченное снегом и грохотом ущелье вызвало у нас дикий восторг. Мы танцевали сложные танцы, прыгали через горящий костер, добивали спасающихся зайцев. Вскоре показался Ипполит. С ним шли карлик и бугай размером с корову.
- Эти? -указывая на нас пальцем, задал вопрос карлик.
Эти Астерикс, эти. Душегубы. Сатрапы. Пидоры. Вломи им Обелиск, как договаривались.
Молчаливый бугай тронулся с места…

- Вот нахуя ты, любезный Поль, шпагу достал? - я смотрел в небо сквозь кровавую пелену, - так бы нас ногами хоть не отходили
- Я машинально, - виноватым голосом буркнул Поль и набил в распоротую брюшину мерзлого подорожника.

Утренний Париж встретил огромной елкой, стальной конструкцией и охуевшими нищими.
В Тюильрийском саду к нам приебался шаловливый пассажир. Все началось с того что Поль, испытав нещадную потребность справить крупную нужду, принялся моститься в диковинном кустарнике. Спустя несколько вздохов и ахов, еще не проснувшийся сад разродился неумелыми ругательствами.
- Каналья! Тысяча чертей! Ну и срака! – истерично шевелились усы из кустов – Анастасия, душа моя!
- Заткнись, падло – Поль сунул кулак прямо в центр неопрятных волосин.
- Пурква па – зашипели усища – Дуэль сударь, во дворах монастыря Дешо, сука!
- Чо бля – Поль двинул в кусты сапогом, но в холостую. Человек-усы, вовсю сверкая шпорами, уносил с собой пресловутое столичное гостеприимство.
- Придется идти, дело тонкое, да и тощий этот терпила, вафлей перешибем – Я всматривался в спящий город, ища глазами признаки дома терпимости.
- Вон он! – Поль первый заметил искомый объект и указал на ветхое строение, украшенное красочной вывеской «Шоколад у Бонасье»
***
- Канстанция сука тупая, лежи шалава - озверевший Поль наносил град ударов в бездыханное девичье тело. Левой рукой он преподнял окровавленный подол, и головой молотил молодое, еще не знающее срама, лоно.
Ох жесток ты, Поль, ох свиреп, - я закурил трубочку и нарезал новой подпруги из спины всхлипывающего старика Бонасье.
- Триста франков за четыре стакана горячего шоколада, триста ебаных франков, за ебаный шоколад.

Город, придя в себя, приступил к жизни. Повсюду сновали переодетые в шлюх мужчины, карточные шулеры метали черви и пики, эквилибристы метали шары и конфеты. Одинокая дама за символическую сумму резко срывала кальсоны, приводя в восторг детвору и Поля. Поль, в свою очередь, показал хуй бесплатно.
У заплесневелой стены, одетый в разноцветные лоскуты, орудовал волшебник. Резки взмахи палочкой и пиздец - вместо зайца мышь. Или взмахнет щепкой и у его ассистентки груди растут. Но это он наверняка насосом тайным подкачивал, пока публика на палку взор отводит. Знаем мы таких, блять, волшебников. Но, тем не менее, мы, разинув рты смотрели представление. Полчаса спустя Поль и ему показал хуй.
Волшебник рассердился и сделал несколько коротких взмахов. Я рассмеялся.
- Вы месье трюкач не на того машете, этого только вилами можно ранить – довольный своей шуткой я повернулся к другу.
Друга не было. Вместо него находилась девица, лет четырнадцати отроду, закутанная в потрепанное кашне.
- Э, бля! Где Поль? Ебаный ты Куклачов, где друган мой? – я выхватил шпагу и уперся ею в грудак иллюзиониста – заколдовал нехристь брата кровного?
- А я почем знаю, не впился он мне, придурошный – маг, ссыкливо оправдываясь, юркнул во двор.
- Стой, блять, гендальф сратый, - я, гремя шпорами, устремился за прохиндеем.
Двор-колодец ответил только эхом от стука моих сапожищ.
-Дяденька, здесь проходняк и хер вы его поймаете, пидора - послышалось за спиной
Румяная, та, что в кашне, улыбалась.
- Где искать друга? – я был суров и готовый на подвиги
– Где искать, мразь? – кинув горсть снега в штаны, я подавил эрекцию.
- А я и есть Поль, а это колдун злой, он меня обратил в телку, и теперь у тебя встал хуй на друга – подлая девчонка ломала все устои.
ЭЭЭЭ, ты чего, чего несешь дрянь – острый кончик моей шпаги взвизгнул в воздухе плотно вошел в ножны – не стану я грешить, не смогу, понимаешь?
- Тогда только в замок королевы, на бал, чудеса там происходят после полуночи, все обратно превращаются. Только пожрать бы, да и карнавал только к вечеру…
Мы двигались в сторону общепита.
- Ну и как тебе, с этими? Дай дотронуться – я нарушил молчание.
- Еще чего, да и не такие уж они, так себе.
Плотно отобедав в закусочной французскими напитками я, по привычке, закатил скандал
- Какого хуя! - молниеносно отсёк коньячному мастеру всё выше седой груди, - Ты из чего водку производишь, контрафактник?! Она у тебя коричневая аж! Самогонщик хуев! Немолодой сомелье опал частями на засранную мостовую.
Что вы делаешь, бездарь?! - из глубин помещения к поверженному плавно устремилась гора человека-женщины, - ведь это ошибочно, ошибочно, неправильно!
Ползая на коленях, она пыталась собрать в подол куски заколотого.
На Королевский бал ехали шумно и на двух каретах.
В огромном, белоснежном зале летали шикарные, красивые, утончённые феи в вечерних нарядах. Всё в них прекрасно: чудесные причёски, вечерний макияж и длинные трогательные ресницы. В очередной раз подавив эрекцию, я заказал триста и стал ждать.
- И тут значит, четверых я сразу положил, потом еще трех, а телка моя подо мной стонет, я- то не вынимал, мало ли чего – бубнил слева знакомый голос.
- Поль, старина, воплотился взад?! - я бросился в объятия к другу, сидевшему в окружении нескольких женщин.
- Я уже думал телкой останешься, замуж удачно выдам , много думал – я судорожно обнимал друга, стараясь не перейти границу ахтунга.
- Да отъебись ты, не видишь в обществе я – Поль важно повернулся к дамам - извините, барышни, это мой оруженосец.
- А как же волшебник, который тебя в эту.. – смачно харкнув на половицу, я одернул товарища.
- Какой блять еще волшебник, я с площади по флаеру сюда еще днем забурился. – Поль продолжил беседу.
Ничего не понимая, я вышел во двор.

Нам кажется, что в зимнем городе царит покой и беззвучие, но это только на первый взгляд. Когда появляется луна, весь город преображается и блестит. Многие жители выходят на заснеженные улочки, а те, кто остался в помещениях смотрят сквозь запотевшее окошко на ночной Париж. Вон дама в шелковом платье упала в сугроб, а вот два сорванца, пристроились, гладят ее, а она хоть и возмущается строго, но вставать не спешит. Вдруг с крыши скатился сноп снега, это трубочист , бодро шагает с крыши на крышу, вахту несет. Даже старик со старухой не сидят на месте, они медленно бредут по мостовой, и не спешат никуда. Влюбленные вон идут. Присели на скамью. Вдалеке важно бродит городовой.

Хорошо как. А телка та шлюхой оказалась. Зарекался я не вестись на такие разводы, ан нет, попался. Ну, ничего, при свете найду.