Гнилые Буратино : Дерьмо собачье

Вагон метро в час пик — пыточная камера. Народу тьма. Пассажиры болтаются на поручнях, как туши на мясобойне, только мертвым свинья приятнее, холодней и морозильней, потому что иней облагораживает, белые кристаллы льда анестезируют. Нервы колбасы улетели в арктический отпуск. А в метро душно и жарко. Субтропики средней подземной полосы.
У соседки, глохнущей от плеера, голова похожа на ананас. Прическа — точно ананасовая. Зеленый пучок. Глаза ничо так.
Так почему же ты пахнешь собачьим говном, голубушка?
Почему? Сука ты эгоистичная. Думала, промолчу?
— Мадам, вы воняете. Подите прочь.
— Я здесь раньше вас стояла, козлина. Не нравится запах — пиздуйте отсюда сами.
— Как же я попиздую, если не могу даже пошевелиться? А вас пропустят, как даму.
Смотрит с интересом. Глазки строит.
Продолжаю гон:
— Думаете, я — хам метрошный? Нет. Я просто откровенный. Меня реально тошнит от вашего запаха.
— Гм... правда так сильно пасет? Я-то уже принюхалась. Кажется, утром наступила на собачье дерьмо.
Дедушка с места для инвалидов и пассажиров с детьми подтвердит обоснованность моих претензий.
— Милочка, воняет страшно. Помню, в окопе мы тоже под себя ходили... В сорок четвертом.
— Меня сейчас стошнит, — подмигиваю бородатому старцу, — если вы не поможете мне выбраться из вагона, меня вырвет прямо на вас. Да и ветерана забрызгаю.
— Как же мне выйти? Народу-то до хуя.
— Кричите про инсулин.
— Чего?
— Орите, что если срочно не вмажетесь инсулином, то впадете в кому.
— Вы идиот. Кого это тронет?
Она мне нравится.
Если бы не запах — предложил бы секс с перспективой. Хитроумная бабенция. Да и глаза ничо так.
— Ладно, тогда импровизируйте. Я вам подыграю. Как вас зовут?
— Лена.
— Вася.
Лена прочистит горло фрикативными звуками: гхам-гхам-гхам.
Соло:
— Граждане, пропустите! Меня прихватил понос! Если я не выйду на следующей станции, мы все задохнемся!
Дуэт:
— Она не шутит! — кричу в подмогу, — пощадите, граждане! Я — самый близкий к ней человек! Я задохнусь первым.
— Пропустите! – визжит ананасовая.
На следующей станции мы беспрепятственно вышли на перрон, — нюхать дерьмо не захотел никто. А на следующий день Ленка переехала ко мне.