Гнилые Буратино : Рот фронт

Володя был вполне заурядным человеком лет тридцати, но с интересной припиздью. По ночам ему снились кровавые оргии. Не то чтобы развратные картины, снившиеся Володе, были сверхкровавыми или буйно жестокими, – с расчлененкой, пытками и прочими изысками. Нет. Крови и нечеловеческих криков было в меру. Просто очень уж те мистерии были реалистичными. Чересчур. Иногда Володе даже казалось, что его сны – это реальная жизнь, а жизнь – нереальный сон.
Однажды Володя проснулся с чьей-то головой, прижатой к груди, и заплакал от счастья. Для него наступил первый день новой – до предела реальной – жизни.
Жена Света покосила одним глазом, но промолчала. Она знала, что Володя ее любит. Шел пятый год их счастливейшего брака. Муж не пил, не курил, по девкам не бегал, а тещу называл мамой. Ну воет по ночам, и что? Ерунда. Главное, что с топором не бегает по квартире.
Володя потащился на кухню, схватив голову за длинные волосы соломенного цвета. Когда чайник засвистел, Володя насыпал в чашку горсть черного чая и задумался. Вы, конечно, догадались уже, что голова Светкина. Правильно. Сны – это сны. Нельзя вернуться в явь, прихватив оттуда что-то.
Володя тоже догадывался, что с головой у него не все в порядке, поэтому голова супруги с выпученным левым глазом действовала на нервы. Ситуация, мягко говоря, тревожила. Явное предзнаменование безумия, но не того, романтического безумия влюбленности, с которым знакомы почти все, а самого что ни есть настоящего безумия – с пеной с уголках рта, дикими глазами, безысходным отчаянием и говорящими красками на иконах.
Чай заварился.
Володя приступил к ритуалу, который не могли отметить ни отпиленные головы, ни другие житейские пустяки. Как никак, утренний чай.
Правый глаз Светки вытек, наверное, от удара, а на щеке красовались следы от укусов. Левый, не моргая, смотрел на Володю. Казалось, что в женском взгляде был некий укор. Что-то вроде осуждения или обиды.
«Интересно», – подумал Володя.
Других мыслей в голове сумасшедшего не возникло. Зато через минуту вспомнился сон.
Разумеется, это для нас с вами Володькин сон – сон, а ему в тот момент казалось, что это мы ему снимся, а вместе с нами снятся кухня, окно с городским пейзажем, голова жены, чайник с раскаленными боками, чашка с надписью BOSS и ногти с запекшейся кровью...
В каком-то подземелье Света стоит на коленях, склонившись над плахой. Руки, связанные за спиной, дрожат, как в лихорадке. Рваный свет факелов мечется по пышному крупу. Володя держит тучный топор на весу. Черная маска скрывает половину лица, покрасневшего от водки с кокаином. В прорезях блестят глаза с бегающими зрачками.
— Ты же не сделаешь этого? – спросит она, выплюнув кляп.
— Свет, ты чего? Это же шутка. Я тебя попугаю, а потом изнасилую. Для остроты ощущений.
— Я люблю тебя.
— А я как люблю.
По плечу Володи с силой хлопают, – от неожиданности он роняет топор и просыпается в обнимку с потной подушкой. Светка совершает утренний ритуал, который не могут отменить ни кошмары, ни мороки. Она ему отсасывает: глубоко и весьма пневматично, по-семейному.
Когда Володя кончит, мой дух вылетит из спальни, размышляя над тем, что все-таки осталась у людишек магия, против которой бессильны даже самые могущественные сущности. Вы, конечно, уже догадались, кто я. Только не произносите мое имя вслух – до поры до времени. Я-то с вами еще не закончил.