Ebuben : Нервы военного (начало)

15:46  27-12-2009
Вячеслав Акимов только что дочитал книгу и допил последнюю бутылку пива. Он сидел на своем излюбленном месте – в красном кресле с лакированными подлокотниками в самом углу скудно обставленной комнаты. На кухне хлопотала его жена – Марина, которая, стоило Славе только взять из холодильника пиво, непременно говорила что-нибудь язвительное. Муж ей не отвечал, только удалялся к себе в комнату с пивом, продолжать чтение. Марина готовила свиную отбивную, зная, что Слава ее очень любит, но есть ему ее категорически нельзя – гастрит мог разыграться не на шутку. Муж был не в силах отказаться от такой вкуснятины, (тем более Марина готовила просто чудесно) а она не шибко старалась отговорить его, уж очень хотелось Марине, сказать Славе, когда он станет жаловаться на острую боль: «Я же говорила», с таким видом, будто ее муж проиграл деньги в казино.
У них не было детей, хотя в первые годы совместной жизни Слава не раз заводил об этом разговор, но Марина грубо отсекала все его попытки уговорить ее завести ребенка. Она никогда не любила лишних забот, поэтому даже аквариумных рыбок выбросила, когда переехала в квартиру тогда еще молодого Акимова. Несмотря на то, что суровый, строгий, даже жестокий вояка в лице Славы, никогда не под кем не прогибался, даже перед старшими по званию, в его доме главенствовала жена. Последнее слово всегда было за ней, у нее было право на «вето» и если решала посоветоваться с мужем, на счет какой-нибудь покупки, то лишь затем, чтобы он не почувствовал себя «под каблуком». Только в двух вещах Марина не могла повлиять на мужа – алкоголе и друзьях.
После того как Акимова повысили, он стал много пить. Каждый день он выпивал не меньше трех бутылок крепкого пива. Когда он стал умудряться даже с работы приходить поддатым, терпение Марины лопнуло. Слава сидел в своем кресле, (только стоявшем в противоположном углу) листал газету и пил пиво, закусывая корнишонами, Марина вошла в комнату – белое лицо с выпученными от злобы серыми глазами, тонкая ниточка рта и руки, буквально вонзившиеся в бока. Слава поднял на нее раскрасневшееся, в сосудистой сетке лицо и обнажил желтоватые зубы в улыбке. Потом подмигнул ей и заплетающимся языком выговорил:
-Маринка, иди-ка сюда.
Жена убрала руки с боков и стала нервно мять грязно-белый, в потеках жира, фартук. Слава вновь пригласил ее посидеть с ним, и ту он взорвалась:
-Пьяный! Ты снова пьяный, Слава, уже который день подряд! Сколько ты будешь еще пить? Сколько можно!? Ты пьешь на работе, пьешь дома, может ты еще по ночам квасишь здесь? Я не хочу каждый вечер смотреть в твои пьяные глазки и нюхать перегар! Слава, ты меня вообще слышишь?
Муж опустил голову на грудь, так, что могла показаться, что пристыжен или даже плачет. Вот через секунду он кинется к жене на плечи, рыдая, и будет говорить, как ему тяжело, как он страдает. Когда Марина продолжила обличать его, Слава поднял голову. Марина замолчала. Его лицо было сплошь красным, кроме черных точек зрачков и едва заметных щетинок. Лицо его жены стало почти прозрачным, рот словно исчез, а глаза заискрились страхом.
-Сука! Закрой рот – прогремело на всю квартиру. Так, наверное, он общался с наглыми рядовыми, которые еще не понимали куда попали. Когда Слава увидел, что жена изогнула брови и собралась вновь что-то сказать, он опередил ее, - вали отсюда! Убирайся, Нахер ты мне здесь сдалась! – Марина продолжала стоять, тупо глядя на перекошенное лицо мужа, - вон, сука, вон, Я СКАЗАЛ! Иди к своей мамаше, вон из моего дома, сейчас же!
Марина Акимова уехала из его дома не чувствуя ни гордости, ни злости. Она сожалела, что затеяла этот скандал, ей был плохо без Славы, и Марина первой позвонила ему, а муж принял ее без всяких проповедей и напоминаний о скандале. Он просто сказал: «Я скоро заеду».
Но через несколько лет история повторилась.
Акимов вернулся гораздо позже обычного. Марина сидела в его кресле и разгадывала кроссворд. Слава зашел в комнату, не сняв куртку, поцеловал ее в щеку и сказал то, что она никак не ожидала услышать в это время:
-Марин, я пойду к Леше Михайлову, наверное там и заночую – и улыбнулся ей уже совсем пожелтевшими, но своими зубами. Некоторые их знакомые уже носили вставные челюсти.
-Слава, ты же только пришел, ты очень мало времени проводишь дома – Марина встала, отложив газету, и обняла мужа.
-Леху повысили, – сказал он ей в самое ухо, - я там должен быть. Обязательно.
-Ну, Слава, - снова ласково заканючила Марина – Слава, останься ты дома, кто тебе дороже, в конце концов? – она не заметила, но в глазах Акимова промелькнуло нетерпение. И что-то еще – Слава, брось ты свои походы к друзьям, оставайся со мной, а? – все также ласково, как урчит кот, трясь об ногу, спросила она, не требуя ответа. Что-то еще – это ярость. Слава оттолкнул ее так, что в поясницу впился подоконник.
-Закрой рот! Я иду к Лехе. Я даже должен отчитываться перед тобой в этом, назойливая стерва! – Акимов произнес все это тыча в нее указательным пальцем и сверкая глазами. На белой рубашке проступи пятна пота.
-Может ты и вовсе не к Алексею, может ты нашел кого-то вроде студентки сверху! – почти плача произнесла Марина, все еще не отходя от подоконника.
-Ну ты и сука – взревел Слава и подошел к ней. Она ощутила запах его пота и одеколона, - ебанная стерва, если ты еще что-нибудь скажешь в этом роде, я засуну твой грязный язык тебе в жопу! – Слава произнес все это глядя на нее в упор, с расстояния в сантиметр. Марина открыла рот, но через он захлопнулся, с громким щелчком.
-В следующий раз, кончик твоего языка останется у тебя между зубов, - назидательно произнес Акимов и ушел, хлопнув дверью. Картина на стенке пошатнулась.
Через два дня Марина решилась позвонить мужу. Вернее Алексею, но там и застала Славу. Она извинилась перед ним, но уже без прошлой искренности.

Акимов пролистал книгу на несколько страниц вперед, уставился на название новой главы и, немного подумав, решил купить еще пива. Он вышел в коридор, надел черное пальто, подаренное Мариной на его пятидесятилетие, обул уже одну ногу и крикнул жене, завязывая шнурок:
-Я пошел, скоро приду, - она ответила не сразу, видно обдумывая возможную колкость – он успел обуться и отворить дверь, когда она, совсем негромко, будничным тоном оповестила его:
-Пьяным можешь не возвращаться.
Акимов отдернул руку от двери, как от раскаленной, повернулся на каблуках и вошел в кухню. Марина, ничего не подозревая, стояла у плиты. Слава развернул ее и заставил повернуться обратно к плите, сильно ударив жену ладонью по щеке.
-Помолчи, - предупредил он ее и вышел в подъезд. Марина еще стояла у плиты, держа руку на щеке. Жарилась свинина. «Наверное, она чувствует себя так же, как и моя щека». Мысль была очень глупой, но она ухватилась за нее, чтобы не заплакать. Вместо этого она рассмеялась, переворачивая отбивную.
Слава, пошатываясь, спускался по лестнице и подумывал, не избить ли как следует жену, ставшую в последнее время слишком много диктовать ему, что и как делать, в тех вещах, которые не касались ее совсем. Он вышел из подъезда и наткнулся на соседа. Соседа звали Иваном и трудно сказать, что они были в дружеских отношениях со Славой. Иван был напальцованным бизнесменом. Пол подъезда тихо ненавидело его, но открыто выступить против него боялось. Иван творил, что хотел. Музыка после одиннадцати, вечеринки были самыми мелкими его «капризами». Он избивал соседей, бил их машины и никто ничего не мог сделать. Пытались писать заявления в местную ментовку – там все схвачено.
-Куда, бля, прешь? – наехал он на Славу. Акимов отшатнулся от него, потом подошел вплотную.
-Я не понял, ты знаешь с кем говоришь? – тоже самое мог заявить ему и Иван – оба считали себя выше обычных людей. Иван сильно толкнул Славу и тот, сделав ногами немыслимый фортель, улетел в снег. Иван не спешил уходить. Он стал дожидаться следующих слов Славы – хотелось ему набить кому-нибудь морду. Акимов встал, очистил красное лицо от налипшего снега и попытался пройти мимо Ивана, но он оттолкнул его еще сильней, чем в прошлый раз и Слава грохнулся в снег во второй раз. Он что-то зарычал, рывком поднялся, снова попытался обойти своего здорового соседа, но опять завалился в грязный сугроб. Редкие прохожие смотрели на это забавное, со стороны действо. Иван достал из кармана джинсов мятую сотню и бросил пьяному и помятому Славе. Потом удалился в мрачную теплоту подъезда, набирая на мобильнике чей-то номер.
Слава, не двигаясь, валялся в грязно-белом месиве, а возле него ветер теребил и гонял мятую бумажку, которую принято называть «деньги». Он планировал сходить за пивом, но нарвался на враждебно настроенного соседа. Слава встал, отряхнул с себя снег и пошел по направлению к магазину. Его мотало из стороны в сторону – сидя в кресле, он и не предполагал, что координация его движений нарушена. Слава еще разок упал в снег, но все же дошел до 24 часов. Продавец был знакомым Акимова, как-никак уже много месяцев он покупал у него бухло. Этим вечером Слава неожиданно купил вместо привычного пива бутыль водки и пошел совсем не в сторону дома.
Он зашел к своему другу Лехе, тоже военному, и вместе они выпили бутылку водки и еще некоторые запасы, которые хранились у Алексея. Они долго говорили за жизнь, размышляли на различные философские темы и пришли к выводу, что мир ужасно испортился. И его нужно исправлять. Каждый должен начать со своей семьи, решили они, поэтому Слава, возвращаясь под утро домой думал о том, как бы посильней отпиздить жену, чтобы научить ее послушанию.