Арлекин : Как сделать свою смерть безболезненной для окружающих

Это просто, приятель. И это необходимо знать, понимаешь, чтобы не причинить близким боль. Потому что, если ты любишь своих близких, по-настоящему любишь их, ты всегда должен помнить о том, что после твоей смерти они останутся жить. Проще простого сдохнуть, любой дурак это может. Тут нет никакого подвига, поверь мне.
Если тебе плевать на всех и нет никого, о ком бы ты вспомнил перед своей кончиной с теплотой и нежностью, – ты просто подыхаешь, как суицидальный белый кит на берегу. Но если перед остановкой твоё сердце сожмётся при мысли о ком-то, кто тебе дорог, если есть кто-то такой – ты триста раз подумаешь, двигать ли кони. Может быть, лучше для тебя остаться рядом с ними.
Я много размышлял, знаешь. Это вопрос нравственности – быть или не быть. Когда я был чуток помоложе, то не решался дать мыслям зелёный свет. Я сдерживал аналитику на ступени поверхностного ознакомления с идеей исчезновения. Но годы, эти дикие собаки – они берут своё, объедают тело вокруг напуганной душонки, – и я понял, что процесс подготовки к исчезновению надо начинать загодя, пока все кости целы и порывы встречного ветра не оставляют синяков.
Твои близкие не должны жалеть о тебе, когда ты умрёшь. У каждого своя жизнь, свой скафандр, в котором мы летим сквозь вечность. Жизнь – личное дело каждого. Индивидуум одинок в пространстве, как космический мусор, как последний в мире глубоководный скат или как плевок парашютиста. Большое заблуждение считать, что существует некая общность – человечество напрочь обособлено. А если ты думаешь иначе, то просто нихуя не понимаешь в этом мире. Тотальное разобщение – такова наша действительность, и таково реальное положение вещей, как ни крути, чувак. Поодиночке мы бредём куда глаза глядят, обеспокоенные лишь тем, как бы не споткнуться в темноте вселенской ночи.
Жаль, не все это осознают. Например, твои близкие – практически никогда. Они будут до последнего цепляться за тебя капризно скрюченными пальцами, угрозами и уговорами принуждая не исчезать как можно дольше. Как завистливые сокамерники, они будут осуждать твой план побега. На самом деле, всех их втайне жалит мысль о том, что у тебя хватило смелости прорыть подкоп и нырнуть в нору навстречу неизвестности и свободе. Но эти глубинные мысли лежат на мариинском дне их рассудков – на поверхности же колышется нефтяная плёнка их зацикленности на быте и тюремном кодексе чести.
Вот, что я тебе скажу, приятель: в пизду честь. Это добровольный ошейник, который с достоинством носят тупые одомашненные твари.
Однако, несмотря на то, что я тебе только что сказал, я люблю кое-кого. У меня есть и так называемое сердце, не только центральный процессор. Я люблю родителей, люблю брата, люблю жену, люблю друзей. Чёрт, я пиздец как люблю их, понимаешь? Поэтому я предпринял некоторые анестезиологические шаги, перед тем, как покинуть их навсегда.
Никакая боль на свете не сравнится с болью утраты человека. Я совершенно точно это знаю, потому что сам терял, и ничем не отличаюсь от остального тупого скота. Я такой же эгоист, я тоже хватаю других за воротники, не желая их отпускать. Но сейчас я могу со всей уверенностью сказать: любовь – не более чем наивная прихоть человека идти рядом с кем-то. Я ненавижу, когда мне предлагают покурить за компанию, а получив отказ, пытаются вызвать во мне чувство вины, мелочное самовлюблённое дерьмо. По той же причине я не выношу любых форм привязанности, ибо она неотъемлема от взаимных обязательств, а мы никому ничего не обязаны, слышишь? Тебя усадили на лошадку в кредит, и карусельщик не остановит тошнотворное вращение, пока ты не заплатишь, а ведь никто не спрашивал, хочешь ли ты кататься на этой коняшке. Жму руку тем, кто сошёл на ходу и скрылся в зарослях.
Пусть те, кого я люблю, испытают боль разочарования, пусть отвернутся от меня, пусть им будет неприятна сама мысль обо мне. Пусть вычеркнут меня из списка своих компаньонов. Всё, что угодно, лишь бы они не стенали над моим бездыханным телом.
Да, я постарался стать настоящим говном. Я – отъявленная мразь, и никто не станет обо мне жалеть, и это здорово. Мои родители вздохнут, брат пожмёт плечами, жена на секунду прикроет глаза – и никто из них не заплачет.
Я готов умереть, и умру спокойно, без конвульсий и прочей малодушной хуйни. Ну давай, стреляй, засранец, я тебе только спасибо скажу. Давай, не ссы спустить курок, если считаешь себя крутым. Отними одно чмо от общей суммы. Ну же, хуйло, стреляй.