Ebuben : Родственники (начало)

Топор вздымался и опускался с неприятным чавкающим звуком. Бородатый мужик, в когда-то белом, а теперь полностью пропитанным кровью фартуке рубил бесформенную тушу. С каждым ударом мясник шумно выдыхал, и пар валил из его рта огромными клубами. Вокруг мужика, образуя некое подобие ритуального круга, была кровь. Мясник, слегка наклонившись над плахой, коснулся мяса длинной черной бородой и подправил тушу. Следующий удар топора был последним за сегодняшний день.
-Уф, - выдохнул мужик, обтер лезвие топора о подол фартука и вонзил инструмент в березовый чурбан. Мясник закинул тушу себе на спину и пошел, шаркая валенками, в дом, где уже была растоплена печь.
Деревенька была небольшой. Несмотря на то, что домов было вполне достаточно, людей здесь осталось немного. Во времена Советского союза этот поселок еще что-то представлял из себя. Здесь было торфодобывающее предприятие, добраться до деревни было гораздо легче – железная дорога шла прямиком в поселение, что существенно облегчало жизнь и местным жителям и приезжим рабочим. После распада предприятие закрыли, и в поселке остались жить старики, которым было некуда ехать. Те, кто помоложе еще успевали срываться с насиженных мест. Станция перестала работать, постепенно, этот поселок стал исчезать с карт, а вместе с ним и люди, все еще его населявшие. Население деревни постепенно уменьшалось, смертность в десятки раз превышала рождаемость. Поселок должен был вот-вот вымереть. Но не вымер.
***
В холодной электричке мне пришлось трястись где – то около двух часов. Доехав, наконец, до нужной станции, я стал ожидать автобус в компании еще пары человек. Я держал путь в неизвестный мне до недавнего времени поселок. Даже его названия я не знал – только как туда добраться. Выяснилось, что какие-то родственники, жившие там еще до моего рождения, завещали мне свой дом и с ним, соответственно, немалых размеров участок. Я собрался с силами и решил взглянуть на отвалившее мне счастье. Честно говоря, меня не прельщала перспектива стать обладателем дома. Мне хватало квартиры и более чем скромной дачи.
Львовский автобус медленно подбирался к остановке, скрежеща своим древним телом. Ему давно пора бы на покой, но хороший автобус на такой маршрут никто не поставит, а «старички» еще вполне сгодятся. Пассажиры здесь обычно не привередливые.
Унылое лицо водителя за грязным лобовым стеклом, отчего то повергло меня в тоску и я забрался на сидение, размышляя, стоило мне вообще ехать куда-то сегодня.
Всего в автобусе было пять человек, считая водителя. На вид всем им, кроме меня, было минимум за шестьдесят. Машина тронулась, заскрежетав, как орудие пытки, снова пущенное в дело после долгого застоя, и стала медленно, но уверенно набирать ход. Единственным моим развлечением было смотреть в окно, что, впрочем, делали и все остальные. Пейзаж был унылый – белые снежные поля, на горизонте заборы деревьев. Солнце заходило. Нас сильно тряхнуло, и я приложился лбом о стекло. Потирая ушибленное место, я обвел взглядом салон. Кое-где на окнах висели занавески, цвет которых определить было совершенно невозможно. Из-за мрачных лиц и этих занавесок наша компания казалась мне пассажирами похоронного автобуса. Один человек, сидевший через пару сидений напротив меня, постоянно смотрел мне в глаза, не моргая. Так, по крайней мере, казалось, что смотрел он на меня. На самом же деле, путем долгого, изучающего взгляда, я установил, что мой сосед прибывает где-то далеко отсюда. Я тоже попытался хотя бы мысленно расстаться с автобусом, который сейчас пыхтел, пытаясь одолеть незначительный подъем, и вспомнил родственников, одаривших меня домом.
Я видел их не более двух раз. Один они (имен не помню) приезжали на юбилей отца. Я, если не изменяет память, тогда еще не закончил учебу. Уже в то время родственники казались мне очень старыми. Они приехали задолго до начала торжества и долго беседовали с моими родителями. Все сводилось, к тому «как тяжело, как тяжело, если б вы знали». Тетку я запомнил плохо, зато ее, по-видимому, мужа даже сейчас представляю себе очень живо: мелкий мужичок преклонного возраста, резкий в движениях, осторожный в словах и любитель поглазеть на человека с ног до головы так, что, кажется, по тебе проползает слизень. Взгляды таких людей обычно чувствуются, ты ощущаешь, как на тебя глянут, вроде бы заинтересуются чем-то другим, но постоянно возвращаются глазами к тебе, скользят, высматривают. Мерзко. Голос у этого мужичка был под стать ему самому – высокий, срывающийся писк капризного ребенка. Дядя, (я даже не знаю, кем мне он является) перекинулся со мной любезностями, спросил об учебе и больше никогда не меня не беспокоил. Тетка и вовсе до разговоров со мной не доходила.
Жадно, но культурно поев, как ест пытающаяся не ударить в грязь лицом деревенщина перед горожанами, парочка расцеловала всех многочисленных родственников, избежав, к радости, меня, и скрылась за порогом дома, прихватив чего только можно. Гостинцев, иначе говоря. Следующей раз местом нашей встречи было кладбище. Не сказать, что дальние родственники постарели. Седины прибавилось, может и морщин, но, в целом, выглядели они очень хорошо. А прошло уже довольно много времени.
И вот теперь, я узнаю, что они умерли. Умерли, как положено в хороших сказках, в один день и не от пожара или от маньяка-психопата, а от старости. Я немного охуел (высшая степень удивления), когда узнал, что им было за стольник. Выполнив небольшие подсчеты, я обнаружил, что на похороны парочка приезжала, когда им было уже… ну да ладно, всему свое время.
Один пассажир уже покинул нас на захолустной остановке. Значит, скоро моя, она же конечная остановка. Штурмуя очередной подъем, автобус ненадолго заглох, но потом снова упорно пополз вперед. Он напоминал мне осла.
Я приехал, когда уже наступила темнота. Выходя из автобуса, я поймал на себе враждебный взгляд мужика, который сидел напротив меня в автобусе. «Может перебрал» - подумал я и поспешил по дороге, в надежде оторваться от него. Поспешить-то я поспешил, но вот куда, абсолютно не представлял. Кое-какой информацией я, конечно, располагал, но здесь был впервые, поэтому все мои смутные представления о местности ничего мне не подсказывали. Хорошо еще, что я пошел за бабкой.
-Извините, - я обратился к ней – а как мне дойти до… - название вылетело из головы и стал перебирать похожие, - Дубо, нет, Березовой? – поинтересовался я сам у себя. Потом стал мыслить немного иначе. Старуха стояла глядя (в пространство?) прямо на меня – Листья, деревья, - бубнил я, - зеленый, Канада, Да! Вспомнил, как добраться до улицы Кленовой, дом шесть – наконец я задал вопрос.
Старуха посмотрела на меня бесцветными глазами и еле слышно промямлила:
-Туда, - жест рукой, - а потом еще налево. После колонки налево, да.
-Спасибо, выручили, - я поблагодарил бабку и поспешил по дороге, следуя ее указаниям.
Заметно похолодало. Я шел по узкой тропинке, по бокам которой высились крупные сугробы, и пытался согреть руки. Стало темно. Не о каких фонарях речи быть не могло, поэтому приходилось обходиться своими глазами. Вроде, показалась колонка. Я ускорил шаг и успешно миновал небольшое, но беспезды полезное в таких местах сооружение.
Дом. Мрачное строение. Если бы я знал, что тащился сюда из-за этой громоздкой и уродливой постройки, то забил бы на все наследства. «Гляну – и сразу обратно». Миновав косую калитку, я, не задерживаясь, зашел в дом. Никаких ключей предоставлено мне не было, но и замков похоже здесь не имелось. В доме ничего не было. Нихуя. Стены, пол, потолок, блядь, двери какие-то в пустые помещения, и все. Зачем я тащился сюда один, так, посмотреть? Естественно я быстро удалился из моих владений и направился на остановку. Мне попался один человек, который проходил мимо. На вопрос, «когда здесь следующий автобус», мне коротко ответили: «завтра». Уточнять я не стал – местная публика меня пугала. Мужик, у которого я спросил расписание, был очень неприятен на вид. Круглое румяное, детское лицо, но с глубокими морщинами вокруг глаз. И голосок, как у дяди – еле слышный писк. Что делать? Очень не хотелось возвращаться в пустой, холодный дом и там проводить целую ночь – самый первый автобус в двенадцать, как сообщал обрывок расписания на остановке. Есть ли у меня другие варианты? Нет. Я попиздил в дом, пиная снег.
Обходить соседские хижины с просьбой приютить бескровного путника мне совершенно не хотелось. Я зашел во второй раз в мое новое пристанище и исследовал его внимательней. Кое-что все же удалось обнаружить. Печка. Здесь была печка, значит будет и тепло. Как мне показалось тут был и чердак, и подвал, вроде, а там может и заваляться чего теплого. Я пошел на улицу, найти всяких палок, чтобы затопить печь. Рыться в снегу мне не хотелось и я просто выломал из забора десяток досок. Есть ли здесь магазин или нет – в ночное путешествие я не отправлюсь, хотя не мешало бы и бумаги, для растопки.
Вообще, я человек некурящий, более того, бросивший, но одна плохая привычка породила хорошую – у меня теперь всегда в кармане есть либо зажигалка либо коробок спичек.
Много времени прошло, прежде чем я развел очаг. Тут, блять, сноровка нужна. Пока огонь бушевал в печи, пожирая дерево, я нашел вход на чердак. Там тоже было пусто, только пыль покрывала деревянный пол. Я слез вниз и, плотно укутавшись в куртку заснул под треск дров и скрип старого дома.
Проснувшись среди ночи, я не сразу понял где нахожусь. Пока я приходил в себя, появилось желание поссать. Пришлось выити на улицу. Отливая, я заметил, что по дорожке идет никак не меньше пяти человек. У меня не было желания их догнать, но и целенаправленно следить за ними мне тоже голову не приходило. Я просто плотнее закутался в куртку и побрел как бы сам по себе, а на самом деле прямиком за процессией. Кто знает, что меня вытащило на улицу из и так холодного дома. Шел снег, ветер швырял его прямо в лицо. Люди разделились – двое пошли направо, трое налево. Я пошел за теми, которых было поменьше. Тропинки уже совсем занесло и мне приходилось ступать точно по следам первых двух человек. Мы шли вдоль ветхих домишек, пока те не кончились. Потом двое повернули и скрылись в каком-то не то сарае, не то бараке. Я остался стоять и ждать людей, так, чтобы, если что юркнуть в ночь. Пока я ожидал хуй знает кого, в голове наплодились плохие, очень ебливые мысли. Проще говоря, появилось у меня какое-то плохое предчувствие. То ли оттого, что я следил за людьми непонятно зачем в незнакомом городке, то ли оттого, что вынужден остаться здесь на ночь. Мне не нравилось, что в самую ночь деревенька словно ожила. Пока я искал дом, то не заметил ни одного огонька в окне. Теперь все дома зажгли свои стеклянные глаза и пялились на меня. Я уже пошел назад, когда кого-то окликнули. Я повернул голову.
-Кто это?
-Эээ…
-Лови, блядь, его!