товарищ товарища : Тихая женщина

Скажи, видел ли ты ее такой? Опечаленной, сидящей на твоем стуле и медленно курившей сигарету? Как ты мог не заметить перемен? Ведь каждый раз с ее приходом в квартире делалось только тише, коты мирно засыпали, дети переставали кричать, взрослые удалялись, твоя девушка нервно одевала пальто и хлопала дверью, чтобы она чинно села, закурила, откинула голову и медленно выпустила коричневатый дым своими ненакрашенными губами. И ты так и сидел каждый раз, завороженный, наблюдал, как ошметки пепла ложатся на твои стулья, твои столы и ковры. Как квартира бледнела, как выключались огни, как замирала ее хрупкая фигурка, всякий раз, совершая последнюю затяжку. Как можно было не заметить перемену в ее взгляде? Как можно было упустить то, что в последний раз она пришла с маленьким белым конвертом в руках, как осторожно попросила чаю, и как долго умоляла еще немного остаться. Ты же видел, как дрожало ее нервное тельце? Как она была печальна в тот раз! Ее чай не успел остыть, а стул так и остался стоять в центре комнаты. Высокие потолки ухмылялись, стены иронически переглядывались, занавески плавно плыли слева направо. Становилось все тише и тише, вскоре стало так тихо, что ты услышал она судорожно всхлипывает, стараясь сделать это как можно тише, чтобы не услышал ты, и у стен не возникло вопросов, на которые она не сумеет ответить. Она поспешно закрыла дверь на замок, чтобы вы остались наедине. Спросила, не заметил ли он ничего такого в ней, слезно ухмыльнулась, подошла к окну. и что ты ей ответил? Ты сказал, что все идет так, как надо, что коты по-прежнему спят, дети в порядке, соседи давно молчат о ней, его девушка только иногда спрашивает, но тоже чаще молчит... Да и что он мог ей сказать? Словно бы, в последний раз захлебнувшись своими слезами, она отыскала верхнюю пуговицу на своем бордовом платье и расстегнула ее, чтобы легче дышалось, затем уверенно подошла к окну, сдернула плавающие занавески, что почти все слетели с петель, резким движением отворила две створки, повернулась к тебе лицом, утерла слезы рукавом и зашлась в мокрой истерике. Ты так и стоял напротив нее, коты твои были сыты, дети спали, стены были облеплены ушами соседей. Все узнав для себя в эту минуту, она встала на подоконник и уже была готова спрыгнуть, ветер был готов подхватить ее своими большими и сильными руками, даже ее пальцы чуть-чуть заскользили по деревянным мокрым рамам, за стеной уже ехидно замолчали, но она вдруг вздрогнула, будто увидела что-то страшное, лицо ее перекосило: там, на улице, недвижимо и обеспокоенно, стояла твоя девушка и смотрела на твои окна, наверное, выискивая тебя.
Видел ли ты ее такой грустной? такой опечаленной, тихой, настороженной? Знал ли ты по-настоящему тепло ее рук, кожи, запаха ее волос, шороха ее платья, хруста именно ее шагов в зимний полдень, когда она поднималась по крутой горке к тебе? Это не важно. Все не имеет смысла. Все покрылось белым снегом, все замерзло и стихло после того, как она ушла.