ajax_xtd : Старые друзья

Год пролетел будто его и не было. Ничего не изменилось. Все та же дорога, те же повороты, те же автобусы, с теми же сиденьями. Только плакаты по пути пестрят свежей рекламой. Время в таких городках течет только ему одному известным образом. С Серегой мы встречаемся на привокзальной остановке. Небо уже потемнело, и сквозь легкие летние облака проглядываются яркие отблески ночных звезд. Обглоданный сырный кругляш луны блестит в зеркальном отражении лужи на дороге, напротив которой я сижу под козырьком автобусной остановки. Колеса редких автомобилей время от времени разбивают зеркальную водную гладь, но спустя несколько мгновений расплывающийся лик далекой планеты вновь возвращается к своему первоначальному образу. Я настолько увлечен созерцанием этой картины, что пропускаю тот момент, когда кто-то кладет свою руку мне на плечо. Лишь через несколько секунд я отмираю и поворачиваю голову в сторону, где должен находится предположительный хозяин этой руки. Нет, это не Серега. Это даже не мой дружбарий, или какой то далекий знакомый. Конечно, я не избегаю того варианта, что, возможно, я и видел когда-то где-то этого субъекта, но, скорее всего это было по той пьяни, опосля которой утро в забытье сжигает все подробности проведенной ночи, будто Гоголь второй том мертвых душ. Взгляд автоматически фиксирует необходимые подробности: низкий лоб, лысая голова с чубчиком о трех волосинках, кожан способный спасти от почти лютых морозов. Но таким то похую - это необходимая всесезонная атрибутика. Мой приятный вечер медленно уплывает в далекие дали. Хотя пока только верхняя часть туловища - есть еще маленькая надежда на то, что снизу располагаются труселя и тапочки, что само по себе может символизировать, что это лишь рабочий бедолага выбрался из своего семейного гнездышка за новым флаконом сорокоградусной, но как назло забыл дома сиги. Однако чудес на свете не бывает: внизу бруки и остроносые ботинки. Надо выруливать ситуацию. Дорога вдали пуста и Серегин силуэт даже не вырисовывается на горизонте. Ну, делать нечего иду ва-банк. Я не особый баловень судьбы, так что придется играть с теми картами, что раздали.
- Я вас внимательно слушаю.
- Ха, слыш закурить не найдется?
- Нет.
- А че так?
- Не курю.
- Епты! А найду все мои?
Из-за полутьмы собравшейся под козырьком остановки, в которой я сижу, узкие джинсы и кенгура создают образ тщедушного подростка. Это мне сейчас явно не на руку. Сразу могу определить, что я выше него где-то на голову. Он широк, но не в плечах. А главное в том, что его выдает еблище. Знаете, большинство из них действует по древнему принципу силового превосходства. Одно дело, когда это было в стародавние времена. Противники сравнивали друг друга взглядом, ходили кругами, соотносили все мелочи, прежде чем принять решение. Эти же руководствуются первым впечатлением. Но первое впечатление бывает обманчивым. И лишним свидетельством этого выступает кривой нос и сливово - зеленого оттенка мешочек от синяка под глазом моего супостата.
- А что вы хотите у меня найти.
Я встаю перед ним в полный рост и смотрю ему прямо в глаза сверху вниз. Я слегка прищуриваю правый глаз, что бы в отсвете тусклого дорожного фонаря лучше был виден старый шрам на моей щеке. По его бегающим зрачкам я вижу, как он смеряет меня взглядом и его пыл немного утихает. Я смотрю прямо ему в глаза в их самую темную пропасть, глубже паутины красных капилляров, глубже расширившегося черного зрачка. И в этой глубине я вижу замешательство. Это придает мне сил, и я начинаю вести свою игру. Делаю небольшой шаг вперед и практически нависаю над его низеньким лбом. Он все еще не теряет надежды и пытается пустить разговор в первоначальную канву.
- Ну, это сигареточку или парочку, если не жалко?
- Нет не жалко, только вот я же уже говорил, что не курю.
- Ну, это, пацан, я подумал, что вдруг ты это, пиздишь. Ну, короче это.
Я бросаю взгляд на тротуар, замерший в ночном сумраке, и вижу вдали знакомые человеческие очертания. Говорят, что когда часто видишь человека, то не успеваешь усмотреть происходящих с ним визуальных изменений. Серегу я вижу не часто, но и изменений произошедших с ним то же не замечаю. Кроме того момента, когда мы были детьми и занимались всякий хренью. В ту пору он был типичным толстяком, которого никто не звал гулять. Он был слишком грузен, что бы угнаться за нами на велике, был слишком неуклюж, чтоб играть с ним в опасные салки на стройке. Но чего было у него не отнять так это его доброго сердца. И будучи маленькими говнюками мы все как могли так и пытались плюнуть ему в душу сделать его одним из нас - злым мелким куском агрессивной энергии, либо же совсем растоптать его. Я рад, что не первое не второе сотворить с ним не удалось. И по сей день за всей этой непроглядной броней лет в нем бьется то доброе детское сердце. Я горжусь тем, что могу называть его своим другом.
- Даже если и пизжу, тебе то какая нахуй разница? Или мне перед тобой ответ какой держать нужно? Ты как хуй знает кто сваливаешься мне на голову и начинаешь качать - «а если найду»?
- Че то ты не по понятиям базаришь.
- А ты видимо рубишь в этих понятиях. Может еще про отсидочки свои невьебенные да про корешков всяких левых, о которых ты сам нихуя не знаешь расскажешь.
- Ты че пацан, ты че барагозишь?
Эта сука опять кладет мне руку на плечо. Я весь аж винтом взвиваюсь. Ненависть изливается из меня бесконечным водопадом. Фигура Сереги приближается все ближе.
-Убрал нахуй свою поганую клешню!
Чувствую, как тяжесть его ладо исчезает, но рука все еще лежит у меня на плече.
Гандон, ничего не может довести до конца. Очкует гнуть свою линию дальше, но и отступится тоже не может. Значит надо принять решение за него. Со всей силы наступаю пяткой прорезиненного кеда на кончик его остроносого ботинка - прямо туда, где должны находится пальцы. По его лицу пробегает волна боли. Счас либо схвачу в еблище, либо все покатится под гору. Секунда, полторы – до двух не жду. Уже все понятно. Он очканул. Предвосхищая его словесную реакцию говорю:
- Это лишь предупреждение, убери свою поганую ручонку с моего плеча.
- Ты блядь нахуй че творишь!?
Все, он сломлен. Ему нет пути обратно. Серега остановился в метре за его спиной.
- Убрал нахуй, чмошник!
Я снова бью его пяткой в то же место на ноге. На этот раз волна боли, пробегающая под его кожей настолько сильна, что я вижу как Она изливается парой капель из слезных каналов его глаз. Страх. Теперь я его отчетливо вижу. Я чувствую поддержку. В моей голове плывут образы этих отродий, которые хватают лапулек за задницы, бьют ничтожных сухопарых нефиров, проносятся своими стаями по паркам, обозначая путь кучами бутылок и мусора. Я вижу пустые лица учителей, молящих их хоть что-нибудь выучить. Я слышу их одинаковые голоса и вижу горы лузганных семечек. Все он забрел не на то поле. Здесь все меняется местами. И эта ночь ему не понравится.
Улица все так же пуста. Луна недвижимо лежит в блюдце лужи на дороге, и мы втроем сидим на остановке, которую уже полностью скрыла тьма. Под светом тусклого фонаря роится мошкара. Мне здорово. Пиздец просто как здорово! Серега листает телефон «Слободы», или просто гопника Артема иногда демонстрируя мне очередной талантливый смс высер, или включая песню про лагеря, да зоны. Из своей дорожной сумки «Найк» я извлекаю три банки пива «Три богатыря». Отдаю по одной Сереге и Артему, а третью оставляю себе. Сначала следует мой щелчок кольца, затем шипит Серегина банка, и лишь потом жесть Слободы подает свой неуверенный скрипучий голос. Он просто сидит и трусится. А хуйли ему еще остается? Ни я не Серега не говорили ему: «постой», никто не останавливал его словами: «слышь, пацан». После моего второго удара по его ноге он отвернулся назад, собираясь медленно, будто в фильме для тех, кому уже можно снять куртку и демонстративно по-пацански начать мне проповедовать про трудную жизнь за чертой. Но вовремя одумался увидев здорового двух метрового дядьку, почесывающего щетину. Он вновь повернулся ко мне. Та искорка, которая оставалась от его запала совсем погасла. Я сказал ему, чтоб он сел. Мы просто сидели минут десять. За это время Серегина зажигалка два раза озарила повисшую темноту под козырьком остановки, мимо проехала 1 машина, и мы успели узнать имя и как он сам сказал «погремуху» нашего сегодняшнего друга. Никто не задавал никаких вопросов. Он просто говорил и говорил. Из простого гопника он превратился в какой-то словесный фонтан. Пару раз он пытался откланяться, но Серега просто закрывал ему проход своей рукой. Артем даже не пытался сопротивляться, он просто покорно повиновался, оставаясь сидеть на своем месте. Я встал, сделал большой глоток и снова посмотрел на «Слободу». Знаете ли, это видно. Это всегда бывает видно. Как если собрать десять педофилов и десять простых прохожих с улицы, потом пригласить человек эдак пять и попросить их визуально отличить первых от вторых. Из двадцати выбрать десять любителей детей. Практически каждый угадает не менее шести. Если присмотрится получше, то и семь - восемь. А может вообще окажется стопроцентно прав. Ведь нет гарантии того, что кто-то из уличных проходимцев не дрочит на детское порно или того хуже... Но это еще довольно таки сложная шарада. А то, что я вижу сейчас - это просто быдло. То самое, которое медленно, но верно вымирает, но все еще бьется в конвульсиях. Это нихуя не случайная жертва закоса под дона Капоне. Это слепо верящий и повинующийся адепт церкви отжатого телефона.
- Понимаешь, ли, Артем - Начинаю я.
- Глупо будет с моей стороны пытаться поведать о неверности избранного тобою пути. Сообщить тебе, что ты, великий джедай встал не на ту сторону силы. В конце концов, это твоя жизнь и мне абсолютно похуй на неё. Но вот в чем я более, чем уверен, так это в том, что ты обидел множество людей, блядей и прочей хуйни, может даже ежика раздавил. Причем большую часть из этого множества абсолютно незаслуженно обидел. Вот я уверен, что, будучи в своем стаде ты пытаешься верить в то, что ты охуительно крут и дерзок. Все цыпочки тебя должны хотеть, все двери перед тобою открываться и все лохи трепетать при одном лишь твоем виде. Но в жизни оказывается все совсем иначе - о шикарных лапульках ты можешь лишь мечтать, а что средь женского пола имеешь в своем распоряжении является лишь страшной пародией на то, о чем ты мечтаешь. Из всех дверей пред тобой открываются лишь дешевые рыгальни да рюмочные. Ну а о лохах. Что уж говорить о лохах - ситуация как бы нам сама намекает. И все это наводит меня на мысли о твоем происхождении. Понимаешь ли, человек это такая тварь, которая хуже таракана. Не потому, что богата на выдумки и изъебки, а потому что привыкает и подстраивается к среде своего обитания. Будто хамелеон - серый на ветке, зеленый средь листвы. Но ты же и тебе подобные совсем не обладаете этой присущей человеку чертой. Ты же чувствуешь, как сам себя изживаешь. То, что сегодня творится с тобой и твоими дерзкими пацанами уже не то, что было лет пять назад. Вам же самим уже ясно, что жизнь не идет согласно вашему расписанию. Неужто ты действительно настолько глуп, что веришь в то, что все однажды закрутится вокруг тебя. Хотя то, что я говорю всего лишь ебучая демагогия. Да ты, наверное, и не очень то врубаешься в мои слова. Во все эти риторические вопросы, не требующие ответов. Пожалуй, лучше перейти к наглядному примеру.
Я опускаю глаза на землю и начинаю искать. Сплющенную жестяную пробку от бутылки я нахожу практически сразу. Поднимаю её с пыльного асфальта и выбираю самый острый бок. Подхожу к бордюру возле дороги, и в струящемся свете фонаря обтачиваю его покуда не исчезает краска и под нею проступает металлический отблеск. Достаточно.
Достаю из сумки тюбик зубной пасты, который валяется там уже год и черный целлофановый пакет, в котором было пиво.
- А теперь слушай меня, «Слобода». И слушай очень внимательно. Никаких вопросов. Ты должен, нет блядь, ты просто обязан сделать выбор.
Серега закуривает сигарету. В отсвете огня я вижу напуганного мальчика Артема. Лишь на секунду я закрываю глаза, и в темноте вновь всплывают образы: «слышь, пацан, иди сюда, че такой дерзкий...» Открываю глаза. Нет, это не Артем - это «Слобода» - ссучивший шакал, загнанный в угол. Я смотрю на Серегу. Он кивает мне в ответ, давая понять, что все под контролем.
- Сейчас я разрежу тебе бровь.
- Вы чё пацаны, вы чё попутали, вы че я же нормальный пацан, я денег могу дать!
- Заткнись и слушай!
Он не унимается, и Серега бьет его локтем в нос. Он пытается, что-то лепетать, но я говорю ему, что лучше бы ему заткнуться, или выйдет все гораздо более неприятно, чем он может себе представить. Тонкие струйки слез бегут по его лицу, но он умолкает.
- Итак. Я медленно разрежу тебе бровь краем этой пробки. Тебе будет больно. Очень больно! Но самое плохое для тебя, что ты не сможешь остановить кровь сам. Разрез будет очень глубоким, и пока ты доберешься до травм пункта, весь твой глаз будет залит кровью. И это, поверь уж мне чревато ахуительно негативными последствиями. Ты можешь стать слепым на один глаз. Вкуриваешь, чем попахивает, пацан? Для большего твоего неудовольствия я выдавлю зубной пасты прямо по линии разреза, что бы она уж точно не затянулась. Думаешь, что тебя подберут люди и довезут до больнички? Не стоит тешить себя иллюзиями. Сам знаешь, что тебя - гавнюка не то что не подберут, и не окажут помощи, а еще, пожалуй, и отпиздошат. Гопники, знаешь ли нынче не в особо сильном почете. а добить так сказать полудохлого четкого пацана народец всегда найдется
Только не открывай свой сейчас поганый рот. Ты можешь всего этого избежать. Очень простым способом…
Выдерживаю небольшую паузу, что бы посмотреть, как его изводит томительное ожидание неизвестности.
- Этот тюбик с зубной пастой ты засунешь себе в жопу ну где-то на три четверти. Никому ведь не нужно, чтоб он остался там сидеть у тебя до лучших дней. Чтобы тебе не было мучительно больно можешь обернуть его в пакет. Как видишь все для тебя уже готово. Выбор за тобой.
-Вы чё пацаны я чё, еб ты пацаны, гомик, в жопу!..
-Как я понял ты выбираешь первый вариант!
Я киваю Сереге, и он обхватывает Артема руками. «Слобода» начинает бессильно биться, будто рыба на крючке в попытке освободиться. Я даю ему легкую затрещину. Он перестает вырываться из Серегиных рук. Опускаю голову к его голове и смотря глаза в глаза злобно говорю.
- Будешь рыпаться - всё ебло покромсаю.
Он успокаивается, и с деланной ухмылкой на лице я подношу пробку острой стороной к свету, что бы всем была видна толщина заточенного края. Оборачиваюсь назад и кладу левую руку поверх его правой брови. Слегка втыкаю острый край в кожу.
- Стой, стой, стой, блядь! Не надо!
Я отдергиваю руку обратно.
-Тюбик, тюбик говорит слобода. Выбираю тюбик с пакетом.
На мгновенье повисает полная тишина. Будто все часы в мире останавились. Ничего не движется, все замерло и только мозг судорожно работает, пытаясь настроится на бедующее развитие событий.
- Ты хорошо подумал – спрашивает его Серега
- Да, да. Только никакого телефона. Никто не будет снимать на камеру. Пацаны!
- Я понял тебя - Говорю я. Все, что здесь случится здесь останется. Железно.
- Хорошо, хорошо. Согласен! А потом вы меня отпустите?
- Иначе и быть не может. Перед тобой сейчас лишь одна преграда - выбор.
- Хорошо как тогда, что?
- Как и что?
- Все очень просто. Ты становишься на колени благо асфальт тут сухой. Конечно, можешь и стоя, но вряд ли тебе это удастся. Снимаешь штаны. А дальше уже сам - ручками.
- А пакет?
- Если нужен - вот и пакет.
Он крутит тюбик с пастой, смотрит на пакет. Потом кладет тюбик в пакет. Натягивает его со всей силы, засовывает себе в рот и облизывает. Плюет сверху. Мигом становится на корячки, спускает штаны и одним движением вгоняет почти весь тюбик себе в жопу.
- Достаточно?
В полном ахуе от скорости сотворенных слободой действий я отвечаю ему:
- Более чем.
Он натягивает штаны и кладет пакет с тюбиком на землю. Затем смотрит на меня пустым ничего не выражающим взглядом.
- А мобила моя, пацаны, мобила?
- Да да, конечно забирай. – Еле находя слова мне удается ему что-то пробормотать.
- Твоего добра нам не надо. – Уверенным тоном подхватывает Серега и кидает мобильник на только что побывавший в шахте Артема пакет. Хозяин хватает свой телефон и убегает в темноту.
Я поворачиваюсь и смотрю на Серегу с абсолютным непониманием.
- Как ты был ебанутым так и остался. – С улыбкой он бросает мне фразу.
Из далекой темноты доносится крик.
- Я вас достану суки, всем вам очки пером развальцую! Я блядь такого не прощаю, пидоры!
- Ну и че ты там пиздил про хамелеонов, адоптацию к новым жизненным условиям. Думаешь много кому это надо? - Говорит мне Серега после пары секунд молчания.
- Да, ты прав. Всем похуй… Хотя от моего прогона про последствия рассечения брови он сильно обгадился. Хрен с ним, что тупица, но неужто бровь ему не разу не портили или бокс там какой ни будь с боями без правил по ящику не смотрел, да еще про пасту этот бред…
- Ну, может и не обгадился, но дырку явно расслабил. – С улыбкой подмечает Серега.
От этих слов лицо невольно растягивается в ухмылке.
- Слушай, Серег ведь в этой жизни что-то очень, совсем и абсолютно неправильно.
- Да ладно. Мы кстати с тобой так и не поздоровались.
Я снова улыбаюсь и смотрю на Серегино щетинистое лицо. Как я не стараюсь заметить каких-либо изменений, но для меня оно все такое же, каким было у одного маленького толстого мальчишки из моего детства.