Силиконовый Буратино : Выбор легата (часть 1)

74 год нашей эры
Восточный берег Рейна. Лагерь восьмого легиона «Близнецы» [1]

Центурион ещё не объявил отбой, но палатка уже буквально дрожала от храпа вымотавшихся за день легионеров. Однако Ульпий не мог заснуть по другой причине. Не привыкшие к сильнейшим нагрузкам мышцы ломило так, что стоило ему перевернуться на другой бок, как боль, словно пожар мгновенно перекидывалась на другой участок тела. Оно будто говорил ему «Что же ты со мной сделал?».
«А ведь сегодня ещё заступать в дозор», - с унынием подумал он. И это после того, как он тащил на себе поклажу весь день, ставил частокол, возводил палисад, копал ров… Возможно, боль в мышцах была весьма кстати. Хоть это могло помочь ему не уснуть на посту и не стать в последствие чучелом для тренировки метания камней. Однако, спали далеко не все.
Снаружи в палатку проникал свет от костра, вокруг которого можно было различить три силуэта. «И как только удаётся бодрствовать этим ветеранам?», - с восхищением подумал Ульпий. Судя по тому, какие истории они там рассказывали, это были настоящие псы войны.
В конце концов, Ульпий решил, что небольшая прогулка будет лучше бессмысленного лежания с попытками унять боль. Он нарочно вышел в одной тунике, чтобы влажный осенний воздух заставил его забыть о страданиях. Кроме того, рассказы ветеранов теперь звучали отчетливее.
-… Я тогда ещё служил под началом Тита [2] в двенадцатом Молниеносном. Мы взяли в осаду Иерусалим. Ох, и жара же там стояла….
- Погоди, Марк, – прервал его другой – Смотри, нас тут молодняк слушает!
Ульпию сразу захотелось вернуться в палатку. Он считал себя недостойным даже сидеть за одним костром с ними. Только он сделал шаг назад, как вдруг услышал:
- Эй, парень, а ты знаешь, что легионеры своих не бросают?
Ульпий замер.
- Ну что встал? Давай к нам, новобранец! – произнёс тот, кого называли Марк.
Ульпий начал медленно и робко подходить к костру.
- Ага, мы твою отрубленную голову в бою не бросим! – шутка ветерана с перевязанной головой рассмешила сидящих у костра, но только не Ульпия. Впечатлительный юноша нервно сглотнул, представив эту картину.
Наконец, молодой легионер сел напротив Марка и сразу получил хорошо прожаренный кусок свинины. Поделившийся с ним ветеран сидел по левую руку в полном боевом облачении. Костёр отражался от его начищенных до блеска доспехов, придавая ему вид некоего мифического существа – порождения Вулкана. Несмотря на весь блеск, наблюдательный человек мог различить многочисленные вмятины на шлеме и панцире. Следы боёв. Другой спросил бы: «Сколько крови было счищено с этих доспехов?» А Ульпий только и понял, что этому ветерану тоже предстояло заступить в дозор.
- Я Северин, - представился вооруженный .
- Это Марк, - показал он на рассказчика. Тот в ответ улыбнулся, показав отсутствие половины зубов на верхней и нижней челюсти. Картину дополнял длинный рубец от угла рта и почти до уха. Складывалось впечатление, будто кто-то одним ударом разорвав щеку, выбил половину зубов.
- А это Коций Колпак, - по правую руку от Ульпия сидел широкоплечий воин с головой, обмотанной белой тканью, покрытой большими бардовыми пятнами. «И вправду Колпак», - подумал Ульпий.
- А тебя как звать то? – спросил Марк.
- Ульпий.
- Ульпий, хм. Вот ты точно на новичка похож. У тебя мозоль на лбу, – присмотревшись заметил Северин, и не дожидаясь вопросительной реакции, продолжил – Восьмой год служу, и ни один салага на моей памяти не додумался, для чего нужны кожные полоски. Чему вас только учат? Колпак, расскажи ему свою историю.
В ленивом вздохе колпака слышалось «Да я сто раз уже рассказывал». Тем не менее, он понимал, что эта история поможет юноше избежать его ошибок.
- В общем, носил я шлем как ты, не вставляя полоски. Сначала мозоль на лбу натёр. Таким же дураком был. Думал: «Легионер должен отличаться стойкостью и упорством». И в одной битве меня хорошенько шмякнули дубиной по голове. Сражался и даже не чувствовал, что там. А потом кровь начала заливать глаза. Снял шлем, а там мои волосы с кожей. Такие кудрявые были… Ну прям как у греков. И вот, с обнаженными костями я вернулся к лекарю. У него тогда много раненых было, и он просто обмотал мне голову куском туники, - Коций показал пальцем на свой колпак – Так я и проходил с ней много дней, а снять не смог. Вросла.
- Потому мы его и прозвали, - вмешался Северин – Колпак. Не хочешь также? Тогда завтра мы покажем тебе, как пристёгивать полоски к шлему. Ладно, продолжай, Марк.
- А на чём я остановился?
- Взяли в осаду Иерусалим… - напомнил Колпак.
- Да-да. Точно. И Тит начал патрули по ночам высылать. Нам центурион сказал, чтоб никто не мог выйти из города и войти в него. А городище то огромный. Полностью не окружить. И вот, вернулся как-то с патрулирования десяток Септима Рания. У всех руки по локоть были в крови. Центуриону доложили, что напоролись на иудеев и перебили всех. Тот их, естественно похвалил, поставил в пример. А я ещё тогда заметил, что от них воняло, как от свиней.
- Может иудейская кровь всегда так пахнет? – спросил Колпак.
- Ты слушай дальше. На следующий день этот же десяток сам напросился в патруль и так пять дней подряд, пока они уже не начали валиться с ног. И каждый раз они возвращались с окровавленными руками и с той же вонью. И когда очередь дошла до нас, мы нашли несколько мертвецов. И все со вспоротыми животами. Я, увидев кишки, в темноте сначала подумал, что это змея. Это потом мне один лекарь рассказал, что такое есть в брюхе каждого из нас. Вернись я туда сейчас, сразу бы понял, что они были выдавлены. Иначе, почему там повсюду дерьмо было разбросано?
- А может иудеи всегда перед смертью испражняются? Мы, помню, корову забивали. Так она и наложила напоследок, – добавил Ульпий .
- Не перебивай старших! - жёстко произнёс Марк – Так вот, находили мы дохлых иудеев всё чаще и чаще. Центурион, хоть он и был всё время в лагере, уже сам начал что-то подозревать. Даже после битв ни от кого так не воняло. И тут атака. Причем не со стороны города. Мы уже построились в боевой порядок, собирались идти на приступ, а тут удар в тыл. Хорошо, что их было немного, а то совсем бы нас разгромили. А так… Всё равно многие полегли. Тит потребовал усилить патрули, и однажды, один из них нашел заваленный подземный ход, ведущий в город. Оттуда эти иудеи и устроили вылазку, а перед этим завалили, чтобы мы не воспользовались.
- А причём здесь Септим? – спросил Северин.
- А при том, что он и его люди знали об этом проходе, когда он ещё не был завален. Они просились в патрули и караулили там иудейских гонцов и беженцев. Центурион, обыскав их палатку, нашёл драгоценности и золотые монеты. Септим тогда под пытками признался, что во время первого патрулирования, он вспорол иудею брюхо и случайно увидел в кишках золото. Потому и решили всем десятком умолчать о лазейке, чтобы дальше отлавливать златопузов, как мы их потом стали называть, и рыться в их дерьме. Странный народ эти иудеи. И как они только запихивали в себя это добро?[3]
- Тьфу! Я бы за такое убил. Мало того, что добычу не делили, так ещё и товарищи из-за них погибли, - заключил Северин – А что с ними дальше было?
- А что могло быть? Камнями их закидали. Так что помни, парень, - обратился он к Ульпию - Любой из нас готов подставить своё плечо на поле боя, но добыча всегда общая. Крыс здесь никто не любит.
- Смена караула! – послышался бас центуриона Тезия.
- Ну что, юный легионер, - сказал Северин – Пришел наш черёд.
Ульпий понял, что у него есть считанные минуты, чтобы вооружиться и понять, что же делать с кожными полосками. Покидая ветеранов, он успел заметить серебряный браслет на руке Северина – награду за спасение боевого товарища.
«Только не спать. Только не спать», - шепотом повторял себе Ульпий, опершись на парапет деревянной башни. Сверху открывался хороший обзор. Всё подножье холма, на котором расположился лагерь, было как на ладони. А дальше – сплошной дремучий непроходимый лес. Постепенно вся эта картина начала расплываться перед глазами Ульпия. Сомнус искажал действительность, выманивая юного легионера в свои смертельные объятия. «Что тебе стоит уснуть? Не бойся последствий. Прочувствуй блажь моего забытья», - звучал приятный голос в его голове. Едва он поддался, как вдруг ему почудилась тень. Почудилась ли? Ульпий всё-таки нашёл в себе силы протереть глаза, и как оказалось, тень была более чем реальна.
К лагерю кто-то медленно приближался. В лунном свете это была еле различимая фигура. «Медведь», - первая мысль Ульпия. Огромный, покрытый шерстью, только шел этот зверь по-человечьи. А когда он приблизился, стала видна и меховая шапка. Вкупе с длинной бородой, плащом из овечьей шерсти и штанами, она дополняла образ типичного германца. Чем ближе он подходил, тем отчетливее становилось его измазанное чем-то чёрным лицо.
Ульпий посмотрел на то, как остальные часовые на стене отреагировали на появление незваного гостя. Оказалось, они даже не обращали на него внимания. На самом деле они всматривались вдаль, пытаясь увидеть многочисленное воинство за его спиной. Однако германец пришел один.
- Эй, римлянин! Я Апалгер из племени фризов - кричал он Ульпию, находясь в двадцати стадиях от его башни - Что передать твоей жене, когда она будет подо мной? Или, может, сестрёнке? А мамочка, небось тоже хороша, а?
Ульпий вообразил, как этот проклятый дикарь будет дышать на прекрасный лик его любимой Альпинии своим смрадом, как будет сжимать её нежные руки своими медвежьими лапами, словно тисками, а она своим тонким голосом будет взывать о помощи, прижатая к полу его массивной тушей. В ответ она услышит лишь хохот других варваров посреди полыхающего Рима.
-Может, выйдешь и сразишься со мной? – спросил варвар, скидывая плащ с плеч и обнажая мускулистый торс.
Ульпий стиснул зубы и крепко сжал меч, готовясь выйти из лагеря и выпустить кишки этому зверю. В нём полыхало пламя, которое могло быть затушено только кровью этого варвара. И никак иначе. Почувствовав чью-то руку на своём плече, он едва не отрубил её сгоряча. Но реакция ветерана, прошедшего не одну военную кампанию за свои восемь лет службы, не позволила состояться членовредительству. Он в последний миг поймал руку Ульпия.
Несколько мгновений юный легионер не мог прийти в себя. Он буравил ветерана пылающим взглядом, готовый вцепиться зубами в его горло. Привести его в чувство оказалось совсем несложно. Один хороший удар рукояткой меча в висок, и Ульпий уже в положении лёжа стыдливо отводил взгляд от ветерана, только сейчас поняв, кому он едва не отрубил руку. Над ним стоял Северин. Однако его взгляд не был угрожающим. Он поднял Ульпия одной рукой, словно упавшую одежду и даже похлопал по плечу.
- Я знаю, чего ты хочешь, – понимающе сказал он - Я однажды также вышел. Даже заколол врага. Меня после этого витусом[4] пороли так, что мясо кусками летело. Я тогда не понял, за что. Долго держал обиду, хотя обычно с такими как я поступают ещё хуже. А потом вдруг дошло, что мы, римляне сильны именно дисциплиной и выучкой. Но кое-что конечно можно. Смотри!
Повернувшись лицом к варвару, Северин прокричал:
- Женщина, что перепутала пудру с сажей?
- Он хоть понимает, что такое пудра? – спросил Ульпий. Словно в ответ на его вопрос в дюйме от них пролетел метательный дротик. Затем последовала помесь латыни и какой-то гавкающей речи. Видать, только на своём языке этот германец знал бранные слова. Из латыни доносилось что-то вроде.
- Я из тебя сердце вырву!… Завтра я разрублю тебя на куски!..., - кричал варвар.
- Ух, ты! Да он проболтался! Завтра они дадут нам сражение! – сказал Северин, радостно потирая ладони – Надо бы не дать ему уйти.
Поняв, что от него требуется, Ульпий взял пилум [5], сделал замах перед броском, и…
- Подожди, - остановил его Северин – Завтра успеешь метнуть. Умеешь стрелять из скорпиона [6]?
Он кивнул на небольшое метательное орудие, установленное на башне.
- Показывали на тренировках.
Апалгер услышал скрип натяжения тетивы, и стал пятиться назад. Когда он понял, что ему грозит, он перешел на бег.
Тем временем на башне Северин корректировал направление выстрела, в то время как Ульпий поворачивал лафет согласно командам ветерана.
- Выше бери… - командовал он – Левее! Ещё левее!
Фигура германца удалялась.
- Чуть ниже. Вот так! Давай!
Ульпий резко потянул за верёвку, выдернув спусковой штырь, и тяжелый болт со свистом полетел по навесной траектории. Хруст костей и крик адской боли нарушили ночную тишину. Поначалу Ульпий не понял, что так рассмешило Северина и остальных часовых, но присмотревшись, увидел древко болта, торчащее из левой ягодицы Апалгера.
- Теперь он не варвар, а грек! – пошутил Северин.
Острие болта прошло насквозь, вонзившись в землю настолько глубоко, что варвар ещё долго не мог его вытащить. В страшных муках он изрыгал страшные проклятия на своём языке. Римляне только посмеивались, видя его болезненные и неуклюжие попытки освободиться. Вскоре крики сменились медленно угасающими стонами. К тому времени он уже вытащил болт из земли и сделал несколько шагов прежде, чем упасть. Острие задело артерию, и, уползая от римского лагеря, он оставлял за собой красный шлейф на пожелтевшей траве, который можно будет разглядеть только утром. Спустя несколько мгновений Апалгер совсем перестал двигаться. Это уже был не тот могучий и грозный дикарь. Теперь это была безжизненная груда гниющего мяса. «Вот во что надо превращать этих животных», - заключил Ульпий.

[1] речь идёт о восстании германских племён под руководством Цивилиса из племени батавов. Действие происходит в конечном периоде этой войны.
[2] герой рассказывает о событиях семьдесят первого года нашей эры, а именно о взятии Иерусалима сыном императора Веспасиана Титом
[3] подобное согласно описаниям Иосифа Флавия действительно имело место при осаде Иерусалима
[4] витус - прут из виноградной лозы
[5]пилум - римский метательный дротик с пирамидальным наконечником. Срабатывал по принципу гарпуна. При точном попадании его практически невозможно было вытащить…
[6] скорпион – древнеримская метательная машина, стрелявшая тяжелыми болтами длиною примерно в метр. Скорпион представлял собой облегчённый вариант баллисты. Для работы с ним было достаточно одного или двух легионеров. Из него можно было вести стрельбу как по навесной так и по настильной траектории. По описаниям историков болт, выпушенный из такого орудия, мог пронзить одновременно двух человек.