Alexandr CHoo : Женщины.

Женщины.
- Какого черта ты лезешь в нашу семью?! – его жена окончательно срывается на крик и захлебывается в собственной безысходности.
Я. Я молчу. Мне просто нечего сказать, ни слова. Ни буквы. Ненависть? Брезгливость? Желание отомстить? Зависть? Нет, все это слишком сильные эмоции, чтобы испытывать к этой обезумевшей женщине. Я пуста по отношение к ней. May be я могла ее по-женски понять, но ведь от меня никто не уходил, не строил за моей спиной планы, планы в которых нет меня. Даже тогда, два года назад, тогда еще холостой Вадим сказал «Я женюсь – она беременна» я ничего не почувствовала, ни эмоции проигравшей. Да и сказал он это как – то играючи, не по-настоящему, скорее оправдываясь, нежели нанося апперкот в область сердца. Да он ушел, а я осталась, то ли подозревая, что он еще вернется, а может мне элементарно не хотелось бороться. Моя война началась на другом фронте, с самой собой, со своим одиночеством, с своей головой. «А в войне с самой собой – главное не победа, а участие».
- Слышишь, я тебя ненавижу молодая потаскуха! Сопливая подстилка! – мне кажется ее состояние близко к последней стадии паранойи. Наверное, она разбила бы телефон, но тогда все закончится, этот размен личностей, этот монолог аутсайдера. А я останусь.
Он. Он соткан из противоречий, а может быть это набор компромиссов. Любит мятные жевательные резинки, от которых постоянно чихает. Читает Сэлинджера без перевода и слушает «Ленинград,» от которого без ума. Даже в самые приятные моменты наших отношений я всегда цеплялась за эти мелочи. Цеплялась или окончательно влюблялась?! Слишком тонкая грань. Вадик мог проснуться в 12 дня и снова заснуть уже в четыре. Где-то нелепый, где-то забавный, всегда «безоружный» с похмелья, и удивительно родной после двух лет его свадьбы. Этот come back был обусловлен его усталостью или … Я не знаю, я так и не научилась читать причинно-следственные титры, всплывающие в его голове, хотя мне всегда было чертовски интересно. Быть может этот интерес сыграл злую шутку с его женой.
- Ну, пожалуйста. Не ради меня. Не ради его. Но хотя бы ради Олечки. – его жена произносит последний аргумент, самый зыбкий и наверное самый колющий.
Оля. Оленька, любимая и единственная дочка. Его гордость. Его маленькая любовь. Он назвал ее моим именем. Вадик не целует ее, когда не бритый, боится поцарапать и сделать ей больно. Поэтому бреется каждый день, начисто. Дочка, которая первым словом сказала «Папа», от нее пахнет яблочным пюре, а руки всегда теплые, словно вот вот она вытащила их из варежек. Нежная кожа и удивленные глаза, изумленные всему, солнцу, темноте, причудливым игрушкам над ее кроваткой, маминым слезам по ночам, папиному серьезному голосу. Ребенок, появившийся обидным словом «случайно», не виноват в грехах взрослых. Но любовь, которой это ребенок окружен – настоящая, и пусть эта любовь персонифицирована, но ведь Оля еще такая маленькая, чтобы различать эти сложные чувства. Вадим укутал ее пледом нежности, ласки, отцовского тепла. Я думаю, о ней и плачу, наверное, впервые за последние два года.
Ложу трубку. Телефонные гудки. Телефон. «отправить сообщение абоненту Вадим». «Никогда больше ни пиши, ни звони, ни приезжай. Все кончено. Жена тебя рано или поздно простит, Оля – никогда.»
© Alexandr CHoo
Specially for you