mamontenkov dima : Инопланетянин, беги! (2часть)

2

Время. Какой ты хороший товарищ. Еще недавно я смел, смотреть на нее только издали, а сегодня она спит рядом со мной, и я вот могу ее уже обнять, а то, что было позавчера, а что будет с нами завтра…
Я спокоен, только, когда она рядом, она теперь всегда будет рядом.
Очнулся. Лампочка, в люстре издыхая, излучала слабый желтый свет. Комната легко раскачивалась в звездном тумане, за окном проплывали глыбы астероидов, повис полукругом фрагмент планеты, можно было разглядеть берега континентов, геометрические кляксы городов. Откуда-то еле слышна мелодия, настолько тихая, что можно было импровизировать самому, придумывая свой мотив, баю-бай…
Я опять проснулся, Лена спала на боку, из-под одеяла торчала только голова, волосы сбились на лицо. Рядом на подушке маленький телефон – мой подарок. Она проснулась, села, не вылезая из одеяла, и сразу закурила.
- Привет. Чего снилось?
- Дребедень какая-то про войнушку.
- Я помню в садик еще ходил, мне приснился подвал, а там крови по пояс и кожаные куртки висят, много – много.
- Зачем?
- Не знаю, висят себе на вешалочках, а на улице людишки бегают, летающие тарелки в небе порхают, электричеством по нам херачат. Конец света такой.
- Это все ерунда с тарелками и огненным небом. Я тоже, еще в восьмом классе училась, как щас помню, сон мне приснился. В общем, объявляют атомную войну, училки с выпученными глазами носятся, у каждого противогаз на боку болтается, а нам-то весело, лиж бы не учиться. И вот по Московскому проспекту, в центр, треугольником идет громадная масса народу, и впереди я с табличкой на палке – «Московский район», в бомбоубежище шли. Ну потом взрывы, дым, вся земля усеяна воронками от бомб. Ни домов, ни школы моей. И я не будь дурой, хватаю доску, бегу, раз сделаю мостик через воронку, и дальше бегу, раз опять положу и дальше бегом вот…
- А я еще помню ослу дрочил. Долго так. А потом он давай подмахивать тазом, и как кончит себе на подбородок…
- Прекрати.
- Все так натурально. И тесть мой бывший из кухни выходит и говорит…
- Ха – ха – ха, в кожаной куртке?
- Нет в трико и в голубой майке. И говорит – «не дам вам машину». И представляешь – сон сбылся, продал он свою «Волгу» вонючую.
- И ты из-за этого развелся?
- Нет, конечно…
- Ляг ко мне. Я соскучилась, шесть часов прошло.
Мы прижались носами.
- От тебя пахнет твоей работой.
- Порошками и шампунями?
- И мылом «Бемби».
- Слышишь? Если ты меня бросишь, я выпью уксуса и умру.
- Выпьем на брудершафт. Почему ты не хочешь уйти с работы? Денег у меня надолго хватит.
- Не могу. На кого я Ольгу оставлю? На эту суку Ларису? Знаешь как Ольге плохо, вообще, по жизни…
- Она пьянчуга.
- Поэтому и пьянчуга. Ты обещал меня в зоопарк сводить.
- Пошли сегодня.
Пока она одевалась, я смотрел в окно. Лена жила на последнем этаже высокого дома. Под моими ногами стояли игрушечные коробочки хрущевок, кругом зелень, подернутая августовской желтизной, прямые линии проспектов и улиц, центр в голубом мареве смога.
- У меня есть дружище – таджик Драндул. Он как-то меня спросил: а можно весь Питер за один день обойти? Я думаю вряд ли.
- Правильно думаешь. Телефон брать?
- Возьми, на всякий случай.
- Посиди две минуты, я маме кое-что сообщу, а потом пойдем, а то будет разговоров на весь день.
- Что случилось?
Но она уже скрылась за дверью. Месяц я живу здесь, но ни разу не видел Ленкиных родителей. Они не заглядывали в эту комнату с той поры, когда дочке исполнилось шестнадцать. У Лены очень странный характер, на себе, правда, еще не испытал, я судил по ее рассказам. Например, своего отчима она даже не помнит в лицо, хотя живет с ним в одной квартире семь лет. Мне кажется, когда Ленкин ключ гремит в замочной скважине, предки в панике убегают в свою комнату, я никогда никого не видел, когда ходил в туалет, в ванну. Но ведь кто-то шастал по коридору ранним утром, гремела вода из-под крана на кухне, хлопала входная дверь.
Первый раз за восемь месяцев кольнуло слово – осень. Аромат умирающей травы будил печальные воспоминания о школьных временах, когда в августе все съезжаются, и загадывают, что этот учебный год пройдет на одни пятерки, и вообще надо быть послушным и скромным.
У меня осталось пятьдесят рублей, надо было ехать в наши земли, на чердак. Лена утром о чем-то долго разговаривала с матерью на кухне, медленно одевалась, странно улыбаясь себе в зеркало, расспрашивать бесполезно, если захочет, сама расскажет.
В зоопарке не был лет пятнадцать, а здесь почти ничего не изменилось. Все та же толпа у клетки с тигром, и очередь в обезьянник. Лишь слон умер, и убрали игровые автоматы из кафе.
Я стоял у клетки с волком и с удивлением разглядывал это животное. Ну и волк! Похож на нашего дворового пса Григория. Ленка в десяти шагах от меня с грустью наблюдала бедное животное под названием «енотовидная собака». Эта тварь Божия, словно заколдованная бегала из одного конца клетки в другой, ни на секунду не останавливаясь. У Лены испортилось настроение, мы не останавливаясь больше нигде, покинули зоопарк. Я быстро поймал такси, мы сели на заднее сидение и обнялись.
- Заедем ко мне? Ладно? Надо денег взять. О Господи, что с тобой? С ума сошла?
Я ладонью вытер ей слезы. Она улыбнулась:
- Мне нельзя грустить, надо быть веселой. Я беременна.
Даже водитель посмотрел на нас в зеркальце. Я прижался лбом к ее плечу, и всю оставшуюся дорогу до Сенной площади, мы не проронили ни слова.
- Будешь мороженное?
- Давай. Чего так смотришь? Испугался?
- Пойдем на «болото», мне надо кое-кого увидеть.
Я познакомил Лену с Заурчиком, оставил ее у палатки, а сам нырнул в толкучку, надо было найти Бахрама, он продавал на своей «точке» остатки нашего кофе. Мне сообщили, что Бахрам бегал пьяный с утра, потом поехал домой на лошади.
- На какой еще лошади?
- Девки малые у метро детей катают, на лошади и пони…
Я продрался к выходу, у цветочных ларьков, накрашенная девочка лет двенадцати держала за ремешок толстую, волосатую пони.
- А где лошадь?
- Работает. У вас закурить не будет?
- Молодая еще. Давно работает?
Девчонка презрительно отвернулась. Понятно. Я пошел за Ленкой. Лена успела выпросить красивую заколку для волос, и потом когда мы вышли, доказывала мне, что Заур с земляками разговаривал по-английски.
Она зашла к себе на работу, я подождал ее в «стекляшке». Летние сумерки опускались на рынок, гуще стало мельтешение народа за стеклом, зажглись неоном витрины, таджики меняют ценники на фруктовых прилавках…
- Еще пару месяцев и повалит снег.
-Эту осень я без тебя не пережил бы.
- Что ты все смотришь на мой живот. Вырос немного?
- Будешь как матрешка.
- Он будет расти так быстро… ух, а страшно как, и весело.
- Давай сегодня у меня останемся, чего в твои ебеня ехать. Только мне за деньгой надо будет сходить, я включу тебе телевизор, а сам сбегаю.
- Опять бросаешь?
В нашем переулке встретили Драндика, он поведал, что Баха нажрался, и заказал лошадь, что бы его довезли до подъезда.
Клочок бумаги в дверях моей комнаты.
- Записка! Приехали, что ли? Ура! «Если ты будешь дома сегодня, то мы ждем тебя на чердаке. Зип и я. Через мой двор не ходи, там лошадь насрала». Заботливые. Ты как? На дерево придется лезть.
- Это друзья твои?
- Лучшие. Пошли?
Начинался дождь. Я помог Ленке продраться сквозь кустарник. Мишка махал нам рукой с чердачного окна, я еще издали увидел, как он загорел.
- Здорово! Ну, ты ниггер! Это Лена.
- Привет. Очень приятно, где-то видел. Осторожно, не упадите вот здесь.
- Спасибочки.
- А где Уили? Здорово Зип!
- А Уили очень далеко отсюда. Остался в Сальвадоре, командовать одним из отрядов ебнутых повстанцев – марксистов. Он теперь у нас полковник.
- Лена познакомься, это Зип.
Зип махнул нам рукой, он ничуть не изменился, не загорел, и одет был в те же старые Виталькины шмотки. Он танцевал с девушкой поразительной красоты, девушка держала инопланетянина за плечи, казалось, они стояли на месте, соприкоснувшись животами, заглядывая, друг другу в глаза. Из маленького приемника тихо лилась оркестровая мелодия. Мы присели на диван.
- Кто это?
- Это Сая. Кстати дочь самого Сальери Маркеса. Красивая, правда?
Даже Лена не сводила глаз с девушки.
- Думает курица, что она в Америке.
- Что совсем тупая?
- Всю жизнь в джунглях прожить, как ты думаешь? Там каждый папуас мечтает о юэсэй. Кстати вот полюбуйся на фото.
Виталик чумазый, почти не узнаваемый в каких-то лохмотьях защитного цвета, увешанный пулеметными лентами, стоит посередине толпы маленьких усатых мужичков. Вся группа одета в полевую форму и у каждого в руках американская винтовка или «калаш».
- Блядь, чего он там забыл?
- Влюбился. Вот в ее сестру.
- От дурак, здесь баб что ли мало?..
Мы с Мишкой перетащили тумбочку к окну, где посветлей, застелили ее футболкой и стали накрывать на стол. Лена сидела на диване, листала журнал.
- Она что-нибудь знает?
- Про Зипа нет, и про деньги тоже.
Я поставил фотку с Виталиком в угол нашего стола, открыл коньяк, Мишка порезал сыр, расставил стаканчики.
- Лене нельзя.
- Еще можно. Не много.
Скоро чердак потонул во мраке, свет из окна освещал лишь наш не хитрый столик, преломляясь в гранях стаканов. Мишка рассказывал, как они куролесили по миру. Сая зажгла спичку, и я увидел, что Зип смотрит на Лену.
Когда стало совсем темно, Мишка проводил нас до Фонтанки, мы остановились на деревянном мосту. Слабо моросил дождик, блестела черная вода канала, Майкл названивал по Ленкиному мобильнику своей Ольге.
- Надо же, не хочет со мной общаться, бросает трубку.
- Что же ты…
- Ладно, из дома еще позвоню.
- Позвони обязательно, должна простить.
- Может, завтра встретимся, посидим где-нибудь, в приличном месте?
- Лене на работу, а я запросто. Французкую кухню мы уже попробовали…
- Чего-нибудь придумаем. Ну, пока. Я еще погуляю.

В ресторане мы быстро набухались итальянской самогонкой, пока были трезвые, Зип спросил, где Лена, я сказал, что на работе. Нам подавали диковинные блюда из заморских животных и трав. Неместный загар, золото на пальцах и запястьях Зипа и Мишки, красавица Сая – все это слегка взбодрило халдеев, они исполняли любое наше пожелание.
Теперь Зип без умолку рассказывал их приключения в Париже, Нью – Йорке и Мексике, Мишка поддакивал, Сая не отрываясь смотрела на Зипа, она всегда на него смотрела, даже наверно во сне, а я каждые десять минут звонил Ленке.
- Алле, как дела? У нас все хорошо, жрем какие-то крокодильи какашки в тесте…
Скоро она разозлилась и отключила телефон. Охранник в двубортном костюме по моей просьбе танцевал вприсядку под музыку «Рамштайна», Мишка сворачивал из денег самолетики и запускал их под потолок. Официант, как лягуха прыгал, хватая купюры в воздухе и приземлялся то на жопу то на спину. Сая с Зипом хохотали, я перестал хлопать в ладоши, принялся грызть чрезвычайно вкусное то ли копыто, то ли кость.
Доели третий литр самогонки и в третий раз нам меняли блюда на столе. Майкл с Зипом рассказывали, что умеют шлюхи в Париже, которые стоят сто пятьдесят тысяч франков за ночь, как перелазили через границы. При этом Мишка терзал мою «трубку», пытаясь набрать номер Оли – Нади, и попадая все время «не туда». Я отобрал у него телефон, и мы отчалили в туалет.
- Пора на улицу. Заплатишь? Надо всего-то бачков триста.
- А у меня нет, – говорю, – мы вчера с Леной и собирались за деньгами зайти, а потом вы…
- И у меня… слушай, пусто. Последнюю сотку этому халдею отдал. Во дела.
- А у Зипа? Ты ширинку-то застегни.
- Он деньги никогда с собой не носит, ну ептвую…
И тут крайняя кабинка открывается и из нее выходит с умной харей наш официант и стремглав улепетывает вон.
- Попали, он все слышал.
- Ерунда, наш космический товарищ чего-нибудь придумает.
За столиком сидела одна Сая, мы спросили, где Зип она только улыбалась и мотала головой.
- Дура набитая.
- Неужели слинял, козел.
- А на хрен ему это надо.
- Тогда сейчас придет.
Мишка даже немного отрезвел, он налил себе полный стакан самогони в другую руку графин с соком и двумя залпами все это осушил. Прошло полчаса мы стали нервничать. Потом глазами искать лазейки, как слинять-то отсюда.
- Какое там самое дорогое бухало, давай закажем, пропадать так с музыкой.
- Твое золото отдадим.
- Хуй им!
- Где Зип-то? Что-то мне это не нравится.
«Петух» тот, что танцор встал в дверях и уже не улыбался нам, а разминал пальчики, скрестив обе кисти, как это делают пианисты или скрипачи. Шло время, надо было, что-то делать.
- Слышь? Пора сваливать.
- Как?
- А как в кино – через окошко в сортире. Пошли, только спокойно.
- А эту?
- А ее пусть Зип спасает.
И вдруг Сая залопотала по-своему, быстро – быстро, я оглянулся, халдей торжественно нес счет, высоко подняв его над головой словно олимпийский факел.
Из окна мы спрыгнули на чью-то машину, оглушительно заверещала сигнализация, потом, не оглядываясь, припустили, обгоняя друг друга, по не знакомой улице, пока куда глаза глядят.
Бежали, перемахивая через заборы Юсуповского сада и автопарка, бегом дворами к нашему тополю, что-то случилось с Зипом, в этом нет сомнения. Во дворе Виталькиного дома стоял милицейский УАЗик, мы резко осадили и спокойным шагом прошли мимо, и… остановились как вкопанные. Садик был оцеплен живой изгородью из милиционеров, каких-то суровых дядек в плащах, в сторонке топталась кучка тележурналистов со своей аппаратурой на треногах. Все асфальтовое пространство забито машинами с мигалками и без.
- Это еще кто такое? Документы!
«Люди в черном» нависли над нами.
- М-мы живем здесь живем, в этом доме…
- Вон отсюда! Три секунды! Не туда, вон туда
В подворотне, вытянув шеи, топтались знакомые старухи из нашей парадной с пустыми мусорными ведрами и мой сосед по квартире с болонкой на поводке.
- Добрый день, Николай Иваныч. Что случилось?
- Привет, молодежь. Летающую тарелку поймали.
- Какую тарелку, - обернулись старухи, – деньги здесь бандиты печатали. На носилках целые кучи выносили, сама видела.
Через пол часа мы были на Сенном рынке, Елены на рабочем месте не оказалось, мне совсем стало плохо. Я увидел ее на улице, у цветочного киоска, она сидела, и курила со своей подругой.
- Ты меня опять напугала. Привет Лариса.
- Вы пьяные, что ли?
- Не много.
Лариса бросила свой окурок в урну, и пошла работать. Лена задержалась:
- Что это за черт ваш красавчик? Пришел, такой, хватает меня за руки…
- Ах, вот как, – стало не на шутку страшно, - что он говорил?
- Да бред какой-то, что я типа его, и что он уничтожит этот мир, если… да не переживай ты. Вы куда сейчас?
- Мы здесь, Лена, мы будем здесь.
Спрятались в пустой палатке, тяжело дыша, озираясь по сторонам.
- Ты представляешь, что происходит?
- Представляю. Вот чего он тогда на Ленку так смотрел, сука.
- Надо ей все рассказать и бежать отсюда.
- Пусть он бежит отсюда, ищет себе бабу где-нибудь на Марсе.
- Так. Ей осталось работать не долго, глаз с нее не спускаем до семи часов, вдруг этот демон где-нибудь рядом. Денег у нас нет…
- Нет.
- Врешь, блядь.
- Ладно, хуй с ним, жди меня в «стекляхе», я до ломбарда и обратно.
- О, кей, только быра, а то одному здесь, как-то скучно…
Лене нельзя было рассказывать про Зипа, все-таки стресс, мало ли что. В тот же вечер мы все втроем поехали к ней. Мишка остался с нами.
Мы с ним так и не просыхали. Пропили в местном заведении все золотые побрякушки и часы. Однажды вечером заблудились в одинаковых многоэтажках, не нашли Ленкин парадняк, и ночевали в клубе под грохот музыки, на креслицах в самом темном углу.
Лена спала целыми сутками, просыпалась ненадолго и снова спала, ей звонили с работы, она выходила из комнаты и чего-то объясняла матери. Ложилась снова, я трогал ей лоб и щупал пульс, она шептала, что с ней все в порядке. Однажды ночью, она, как обычно, перелезла через меня, нашла в темноте халат, переступила через спящего на полу Мишку и вышла в коридор, защелкала выключателями. Хотел дождаться ее, но… я вздрогнул, распахнул глаза – Лена сидела в кресле, посмотрела на меня, потом произнесла:
– Скоро наша Земля превратится в Луну.
Пока поднимался с кровати, шел к ней через комнату, она уже уснула. Я аккуратно перенес ее на место и укрыл одеялом.
Как только утром хлопнула дверь за предками, мы с Майклом на улицу. Опять поили местных шлюх и не знакомых, грязных гопников, и по очереди орали:
- Бухают все! Все равно скоро конец света! Ура!
- Ура! – подпиздывали алкаши, – за конец света!
Две шалавы не отходили от нас, одна пыталась забраться ко мне на колени. Они были такие страшные, что Мишка все доставал их:
- Девки, вы с какой планеты? Зипа такого не знаете?
Потом, конечно, получили пиздюлей. Потом мы кого-то пинали за универсамом.
Лена все спала, один раз среди ночи она открыла глаза, попила воды и сказала:
- Сейчас пойдет дождь.
Через семь минут хлынул ливень, громкий, сквозь которого уже в метре от себя ни хрена не видно.
…Под утро проснулся оттого, что Лена с кем-то разговаривает во сне. Ее голос нес какую-то белеберду, причем в форме диалога. Она с кем-то там разговаривала, я не мог понять ни слова:
- …Аоесбруиаеоыйиоеа? Рипонеакль. Паектмрокррретлеииууу….
Я плакал стоя на коленях на полу, смотрел на ее счастливое, спящее лицо. Ты уже не моя, ты уже не моя...
И именно в то утро Мишка дозвонился до Ольги, он даже заорал: «Тихо!» Они все-таки договорились встретиться на Московском вокзале, на выходе из метро – Ольга уезжала на дачу. И он убежал, закутавшись с головой в пиджак, оставив мне немного денег.
А Лена больше не спала, встала с кровати с одеялом на плечах.
- Ну и вонища от вас в комнате, пьяницы несчастные. И не проветришь же из-за дождя.
- Ленка! Ты не будешь больше спать?
Я схватил ее за руки.
- Фу, иди мойся. Нет, я выспалась.
- Ты такая бледная.
- Не пей больше. Слышишь?
- Только пиво, можно?
- Поехали погуляем, дождь кончился.
Днем мы были в центре, побродили по «Апражке», я пил пиво только разливное – это моя вторая стадия похмелья. Украдкой наблюдал за ней, нет, все та же Лена, моя. Перешли Фонтанку и свернули в наши переулки, Лена зачем-то зашла в магазин «Цветы».
Я остался с пивом в пластмассовом стакане на улице. Интересно, как там Мишка… блядь, а Зип этот где? Интересно, свалил уже отсюда или нет. Прошло минут десять, Лена не выходила, я допил пиво и вошел в магазин. Ее в лавке не было, два продавца, два покупателя и все.
- Извините, девушка сейчас заходила, не высокого роста, волосы темно-рыжие…
- Она только что вышла.
Я выскочил на улицу, пробежался до Садовой и обратно к магазину.
- Что вы себе позволяете!
Я перемахнул через прилавок и вступил в коридор.
- Милицию сейчас вызовем, что это такое!
Все двери в коридоре были закрыты, ах да сегодня же воскресение – начальства нет. В самом дальнем кабинете маленький мальчик сидел за персональным компьютером, он даже не обернулся, на экране монитора бушевала космическая война.
- Что вам нужно? Мы вызываем милицию.
Я вернулся в магазин.
- Она что-нибудь покупала?
- Идите вон!
И я смахнул с прилавка металлический вазон с букетом орхидей. Тетка завизжала и убежала в коридор, наверно звонить в милицию. Ее молодая коллега принялась собирать с пола цветы:
- Ваша девушка действительно ушла. Ничего не покупала, вы сломали два цветка…
- Да? Закрывайте магазин и идите домой или еще куда-нибудь, скоро наступит конец света.
Через полчаса я был на площади. По дороге я заметил, что на небе пропало солнце. Некоторые прохожие задирали головы и глупо улыбались.
- Какое странное оптическое явление, куда девалось солнце? Ведь ни одного облака!
- Вы лучше взгляните вон туда! Что это?
- Какая-то огромная серая стена! Она растет…
- Это она закрыла Солнце?
- Не думаю, Солнце в этот час должно быть над нами.
Рванул первый порыв ветра. И, как по команде завыли собаки, не видимые, где-то в квартирах, в подворотнях их тоскливый вой смешался с первыми аккордами паники. Забегали люди, пока еще не торопливо и как-то стыдливо, глупо улыбаясь, задрав головы к небу. Машины останавливались, водители высовывались и пялились наверх, куда были устремлены тысячи указательных пальцев. Стена на западе медленно, но заметно росла и чернела, она была уже выше купола Исаакиевского собора. И вдруг с неба посыпались предметы, почему-то преобладали овощи. Помидоры вдребезги, банановые гроздья – шмяк, арбузы – хрясь, хурма, виноград, апельсины. Стулья, оторванные человеческие конечности, дохлые коты, пачки сигарет в блоках и в розницу, порхали деньги бумажные, металлические звенели, отскакивая от асфальта. Где-то заорали во всю глотку, некоторые молились, люди набивались в магазины и кафе, боялись выходить на улицу, огромная давка у входа в метро.
- Ураган!!! Торнадо!!!
Я успел добежать до ступенек «Кодака», и вцепиться в решетку на крыльце, как громкий хлопок и бешеный шквал ветра резанул по площади, повыбивало витрины, я, с кем-то обнявшись, скатился к стеклянным дверям магазина. Не возможно было дышать от пыли, дикий свист ветра закладывал уши, где-то грохотало, словно шла бомбежка, высоко в сером тумане я увидел парящую знакомую дугу деревянного моста через Фонтанку…
…Свист стал ослабевать, можно было уже различить человеческие крики, с неба на землю опять посыпалось - автомобили, рекламные щиты, тяжелый мусор, а потом только людские тела.
Временное затишье было еще страшнее урагана.
Какофония всеобщего безумия, таранящая барабанные перепонки, люди с окровавленными лицами, беспорядочно в слепой панике заныряли по площади, стремясь попасть в метро, но оттуда выплескивались такие же обезумевшие, стремившиеся из-под земли наверх. Крысы выплевывались из всех щелей, прыгали из разбитых окон, мощными мохнатыми струями вытекали из подвалов, ковром застилали все свободное пространство на земле и четким организованным полчищем двигались в одном направлении неизвестно куда. Горели перевернутые машины, из люков вылезали какие-то чудища, бывшие люди в коричневых лохмотьях и с бородами от глаз и до колен, мародеры зачем-то драли на куски магазин «PANASONIC», где-то даже стреляли. Стена стала еще черней и закрывала уже почти полнеба, что это? Что ЭТО!!? И тут земную кору встряхнули, словно скатерть, и я сначала подлетел до вторых этажей, плюхнулся на живот и покатился, словно палка колбасы, в бездну…
…Сколько провалялся не знаю. На Земле царил полный мрак, я ни хрена не видел, но чувствовал, что на улице, ласковый теплый ветер разогнал вонь катастрофы, под ладонями ощущался асфальт, я встал на ноги. Где-то далеко по левую руку горели дома, ряды дрожащих оранжевых пятен. И тишина, темень и пустая тишина.
Свет! Не так далеко от меня свет из окна первого этажа освещал кусок тротуара, и там кто-то копошился. Я побрел туда, спотыкаясь о трупы и металлолом. Лена сидела на корточках, наклонив голову над чьим-то телом. В метре от нее шевелились какие-то фигуры. Я сразу узнал и туловище на асфальте, это был Зип, он пытался встать.
- Лена… здравствуй. Это я.
Она оставила Зипа и бросилась мне на шею. Под глазами черные круги, но слез уже не видно. Тени во мраки замерли, были видны только их нижние конечности.
- Лена, Лена, Лена, что с тобой? Где ты была, что вообще…
- Послушай, послушай, послушай, видишь? Это за ним прилетели.
- Это они все натворили?
- Нет, это он, но он больше не страшен, его заберут, и я…
- И это так все и останется? Пожары, люди, крысы…
- Нет, этот день «вырежут».
- Ах, вот как…
- Для тебя вырежут больше.
- Что это значит?
Я отстранил ее от себя. Зип наконец встал на ноги и верхняя его часть туловища тоже потонула во мраке.
- Уходи, – сказала ему Лена, – беги отсюда, и вы идите, вы мешаете, – и очень тихо, – я вас догоню.
Она снова обернулась ко мне, лицо ее было грустное и решительное:
- Я лечу с ними.
- Что… – у меня задрожали щеки, – с ним?!
- Нет – нет – нет, не с ним, дело не в нем. Понимаешь, я нужна им. На время, не бойся.
- Ленка! Это гипноз! Они внушили тебе! Лена очнись! Прошу тебя, пойдем ко мне, любимая моя, Лена, Ленка, пойдем отсюда.
- Прости, я ненадолго. Так надо.
- Лена, а как же уксус? А как же ребенок? Что будет?
- Я рожу там, так решено, потом они сразу вернут нас сюда, они обещали. Я им нужна, я там не останусь, вот увидишь. Обещаю, что нашего малыша не посадят в клетку, как ту собаку – енота. Не смотри так. Этот день «вырежут», завтра мы опять будем вместе. Я люблю тебя, я вернусь, мы обязательно снова встретимся… о, Господи, что с тобой?
Качнулся свет в окне и пропал где-то в низу, и я услышал, как брякнул об асфальт мой затылок и топот бегущих, ко мне или от меня. Какая теперь разница.

Дверь в комнату была приоткрыта, в коридоре сосед с кем-то болтал, они шли сюда, дверь отворилась, и вошел Виталик.
- Дремлешь? Ну – ну. Ты где пропадал? Вчера день рождение у братьев было, тебе звонили, заходили…
Я с трудом отвернулся от стенки, он мельком взглянул на меня.
- Заболел? А, понимаю – кризис тридцати лет. Представляешь, утром Саня звонит и спрашивает, пульт от видака не брал? Они после дня рождения никак найти не могут, я говорю, нет, не видел. А сейчас встречаю, нашли «лентяйку», знаешь где? В холодильнике, в морозилке. Вот так…
Во дворе кто-то катал пустую консервную банку. Свистнули. Виталик высунулся в окно, тонкий голос пропищал снизу в вопросительной интонации.
- Дома. Кемарит. Что? А-а, хорошо.
Он сполз с подоконника:
- Наши гуляют. Идешь на воздух? Давай помогу. Все будет – заебитл, жизнь продолжается.
Лена до сих пор работает все там же на Сенном рынке, утром расставляет на прилавке свои баночки – тюбики. Выходит покурить, всегда с какой-нибудь подругой. Она по-прежнему самая красивая девушка на свете. Когда я изредка бываю там по своим делам, я прохожу мимо и даже не оборачиваюсь в ее сторону. Так и должно быть, ведь мы совершенно не знакомы.

Как твои дела? У меня хорошо, только я здесь совсем одна, но все в порядке. Очень скучаю по тебе. Когда мне совсем плохо, я включаю фонарик и смотрю на Землю, вижу тебя, смотрю, как ты спишь, как в твоем сердце наступает утро. Ты только не плачь когда проснешься. Ладно? Прощай, мы обязательно снова встретимся.