кабачок : В чужой воплоти.

Я не в своем теле. Не мое туловище, лицо, походка, ботинки, тело комплекция, чужие волокнистые руки. Горб. И гремучий лишай.
Почему меня не родили Силлианом Мерфи? Почему?
Мне его щетину, мне его глаза, мне его рок-н-ролл.
Мне его вилку в баре незнакомцу. Мне его 28 часов. Мне его бейсбольную биту полумертвому мальчику из сарая. Мне его непокорное мужество в дождь. Мне его черномазую американку в замке. Мне его положение и независимость. Мне его худощавую поступь и злость. Мне его детскую обиду. Мне его известковую злобу. Мне его кофты с рукавами. Мне его глаза непродажные. Мне его позы отчаянные. Мне его посылы, мне его патроны..
Мне его…хотя бы, ну хотя бы 8 часов.
Мое ворованное тело гуляет в Голливуде. Почему? Ну почему?
Ну где тут вселенская справедливость?
Вселенская
Скорбь.
Я не Силлиан Мерфи.
Я не Сид Вишес
Я не Джим Моррисон
Я не Анжелина Джоли
Я не Курт Кобейн
Я не Че Гевара
Я не.. я даже не Майкал Джонсон с его золотым унитазом. Джонсан, бля дай денег. Дай мне своих американских денежек. Ну дай пожалуйста. Дай сходить в твой золотой унитаз. Дай мне кожаные штаны. Дай жареного мясца, дай картофеля-фри…..
Я не люблю себя.

Правдивая песня.
Зажимаются струны. Срываются ногти. Поднимаются волосы.

Про нее.
Быть ее сорбентом. Закладкой в ее умной книжке. Ее ослабевшим халатом. Диваном в поисках тела. Деревянным сидением в ее туалете. Пузыристой пеной в ее ванне. Жидким мыльным змеем. Березовой банкой интимного сока. Домашним котом на ее белой шейке. Перчатками на ее безмышечных пальцах. Падать на колени. Подставлять горб под ее летние босоножки. Превращаться в виадук над лужами. Любить ее со всеми болезнями.
Смаковать сладкие стыдные складочки. Слушать ее глупости и кусать ее ушки.
Бухать с друзьями и бить им морду за нее. За Нее. За ее эмбрионный сон, за ее тонкие руки, за ее слабость, за вязанный свитер с карманом, за ее подгоревшие завтраки, за ее зимние огурчики, крахмальные вечера медвежьей норы.
За ее скляночки, за картинки, за карандашные рисунки.
За лобковую кость и гордый, сочный крестец. За ее трусики, потные, подсолнечные трусики…
Полная капитуляция твоей густой вызревшей мякоти. В центр. В рваную афишу. В круг разбежавшихся вен московского метрополитена. Не выебывайся, ну давай малыш а?
Солома, кусты бамбук лицо раздерешь.
Бог, наверное, был голоден и хотел американских бутербродов. Когда лепил из снега дружков. Вот и тебе досталось. Посмотри чего у тебя нам сидит. Давай детка показывай свою вульгарщину. Так что мы там видим? А-а, обветренные хлебные корочки, с двухслойными слоями (Бля!) тонкай ветчины. Конина, селитра, сука. Из разового мяса. Подожгло язык. А ты всегда выставляешь ее напоказ. Рассказываешь мне как она плачет, и объясняешь, как доводить ее до слез…

О застенчивости.
Я научился зевать про себя.