Ebuben : Папа (первая часть)
Дима подбежал к елке (в семье была такая традиция – не убирать новогоднюю елку до восьмого января – дня рождения Димы) и сначала сильно зажмурился, стараясь не смотреть под зеленые ветви, уже на треть осыпавшиеся и потерявшие здоровый зеленый цвет, а потом распахнул большие голубые глаза, полные нетерпения и счастья. Три аккуратно упакованных в разноцветную бумагу коробки стояли, как и полагается, под елкой. Дима сразу понял, где чей подарок. Вот этот, аккуратно перевязанный красной ленточкой – мамин. А этот, больше похожий на бандероль – папин. Дедушкин выделялся среди всех остальных большой открыткой, лежавшей наверху прямоугольной упаковки. Дима уже заранее знал, что будет изображено на открытке – солдаты или, если картинки с солдатами перевелись, какой-нибудь памятник, совершенно мальчику не интересный. Первым делом Дима всегда открывал дедушкин подарок. Вот и в этот раз он не стал нарушать привычный порядок.
Дима убрал с упаковки открытку, запечатлевшую неизменного солдата, стоявшего где-то возле стены и отдающего честь. Вверху красовалась большая надпись, сделанная красными буквами, которые, впрочем, именинник знал еще смутно и поэтому совершенно неуместное здесь «С 9 МАЯ!» прочесть не смог. Дима поскорей разорвал бумагу, достал коробку и резким, быстрым движением открыл ее. Внутри лежала большая фигура, естественно, солдата. После болезни дедушка только и зациклился на этом: перебирал письма, медали, открытки, марки и все остальное, что, так или иначе, напоминало ему о войне. Мальчик внимательно изучил высокого воина, поднесшего руку ко лбу и смотрящему, судя по всему, куда-то вдаль, а потом поставил, на время, под елку. Воин грохнулся, не устояв на непропорционально маленьких ногах, но именинник этого уже не заметил. Пришла очередь второго подарка. Дима разодрал коричневую упаковочную бумагу и посмотрел на лежавший внутри предмет. Да, это он безусловно хотел. Пистолет, точь-в-точь похожий на настоящий, с крутящимся барабаном, предохранителем и парой упаковок пистонов в придачу. Дима с трудом поборол сильное желание прямо сейчас пальнуть из нового оружия и, оторвав взгляд от темно-серой поверхности пистолета, посмотрел, как обычно смотрел его папа на бутылку виски или водки: мол, что поделать, ты слишком соблазнительна, чтобы удержаться, я в этом не виноват. Дима бережно развязал красную ленту, аккуратно вскрыл упаковку и широко улыбнулся – его заветное желание было исполнено любимой мамочкой. Радиоуправляемый самолет прибыл по назначению.
День прошел отлично – вкусная еда, добрые слова, забота, а главное подарки, окружали именинника вплоть до самого позднего вечера. Этот день стал действительно праздником.
– Что тебе? – ответила из кухни Лиза. Ей сейчас нельзя было отвлекаться – нужно переворачивать мясо, а то с одной стороны оно могло превратиться в уголек.
– А ничего, – растягивая слова, ответил Николай. Он был сильно пьян, — Кончилась халява.
– В смысле? – Лена перевернула отбивную на другую сторону и пошла в прихожую.
– А я больше не работаю, — хамовато ответил муж и скинул массивный ботинок с ноги.
Лена подошла к нему и тут же состроила гримаску:
– Да ты напился! – жена пнула ногой, обутой в тапочек, скинутый мужем ботинок обратно к нему.
– Ты рот лучше закрой, – рыкнул Николай, сняв второй башмак. – Или тебя научить этому? – муж грозно глянул из-под черных кустистых бровей на Лизу и снял куртку.
Лиза хотела было что-нибудь ответить, но потом передумала. У нее были на то причины.
Из комнаты выбежал Дима, непонимающе глядя то на папу, то на маму.
– Сын, иди, иди – махнув рукой куда-то в сторону туалета, сказал отец.
Дима еще немного помялся вокруг мамы, а потом опять скрылся в комнате.
– Иди на кухню, — приказал жене Николай.
– Зачем… – хотела спросить Лиза, но была грубо оборвана мужем.
– Иди, блядь! – мат в их семье был редкостью и совершенно не считался нормой. За время их совместной жизни Николай матерился последний раз месяца два назад, напившись с друзьями водки, по поводу поражения сборной России. Тогда он пришел домой, обматерил поголовно игроков обеих сборных, не исключив тренеров и судей, а потом лег спать. Дима после этого случая выдал что-то вроде: «Мама, когда мы проигрываем, то становимся долбоебами?»
Николай подтолкнул Лизу в спину и захлопнул дверь на кухню. Задребезжало оконное стекло.
– Тише, что хлопаешь-то? – осведомилась жена. Она уже начала выходить из себя.
– Я тебе ща ебло захлопну, – Николай полез куда-то за холодильник, и окончания фразы Лиза не услышала. Да и не хотела слышать, по большому счету.
– ГДЕ!? – заорал Николай, высунувшись из-за холодильника. Лицо мужа побагровело, глаза выкатились как у карикатурного психопата.
– Что? – тихо спросила, вернее, попыталась спросить Лиза.
– Не делай вид, что не знаешь!
Лиза действительно не знала, но догадывалась о чем идет речь. Пару раз она находила в тайнике за холодильником початые бутылки водки или пива, а иногда, бывало, Лиза добывала целые, или, наоборот пустые емкости. Эти воспоминания неожиданно придали ей смелости, и Лиза, как и муж, стала говорить на повышенных тонах:
– Догадываюсь. Я догадываюсь, что ты мог искать. Водку? Виски? Пиво? Или, черт возьми, (боже, редко услышишь из уст этой женщины такое) там завалялся там твой инструмент? Мобильник уронил? – Лиза вошла во вкус и стала переходить грань, за которой начинался Скандал. – Или может там Дима сидит? А?
– Слы, прошмандовка, я тебя ща успокою, – тихо предупредил Николай, – Я тебя на раз-два успокою.
Лиза затихла и обернулась: за дверью маячил маленький силуэт. Мама видела расплывающуюся фигуру сына через дымчатое стекло.
– Тише, Дима там стоит, – сказала Лиза мужу и кивнула в сторону двери.
Это было сделано зря.
Муж, как сорвавшийся с цепи пес, разве что не гавкая, рванулся вперед, оттолкнул жену и распахнул дверь.
– Ах ты сучонок малолетний, – заревел (загавкал?) отец и схватил сына, – тебя, блядь, кто учил подслушивать разговоры взрослых? Я учил тебя? – он затряс сына и Дима закачался туда–сюда, как клоун на пружинке. – УЧИЛ!?
– Неееет, – Дима проблеял это слово из-за постоянной тряски.
– Что ты делаешь, тварь! – завизжала Лиза, бросаясь на мужа.
Тот отпустил сына и ударил кулаком в подбородок жене. Лиза громко клацнула зубами, издала непонятный звук, смесь писка и всхлипывания, а потом отшатнулась к стене. У жены Николая перед глазами поплыли разноцветные круги, вперемешку с белыми и черными точечками.
– Дима в комнату! – рявкнул Коля. Сын не послушался его и, плача, рванулся к маме. – В комнату! – повторил отец, занося руку для удара. И вновь Дима не послушался папу.
Удар был сильным. Дима казалось, что он упал вниз головой на очень твердый батут. В голове словно сжалась и выпрямилась гигантская пружина. Сердце затрепыхалось в груди, а в висках застучала кровь.
Дима слышал крики матери и «БУМ-БУМ-бум-БУМ-БУМ-бум» – марш крови, который заглушал, растворял все остальные звуки, словно мальчик находился под водой.
– Ты подняла руку на мужа, – зашипел Николай, схватив жену за волосы и запрокинув ее голову назад. Поза супругов стала похожа на самый страстный элемент танго и, казалось, что сейчас Николай поцелует свою жену… но это было не танго. Коля со всей силы ударил Лизу по лицу крупной мозолистой ладонью. Даже скорее не ударил, а толкнул, как толкают ядра. Послышался хруст, и из носа Лизы полилась липкая теплая кровь. Однако мужа это не остановило, и он сделал «контрольный выстрел» – наотмашь стегнул Лизу по лицу. Она вскрикнула и медленно сползла по стене, поднося руки к лицу. Через пальцы побежали ручейки темно-красной крови.
Из комнаты донеслись новые звуки, похожие на мычание. Это проснулся дед, услышав крики.
Тогда все происходило немного иначе: Лиза с трехлетним Димой гуляли возле дома, заодно надеясь встретить папу. Николай не появился в восемь – его нормальное время прибытия домой, не появился в девять и пол десятого тоже не показался. Лиза с сыном вернулись домой, поужинали вместе с дедушкой, еще здоровым, совсем недавно вышедшим на пенсию. Потом мама уложила Диму спать, а дед ушел смотреть в комнату телевизор. Лиза стала дожидаться мужа на кухне, параллельно готовя. У нее была такая привычка – когда Лиза нервничала, то стряпала что-нибудь из съестного. Это ее и отвлекало и немного успокаивало.
Вот и сейчас Лиза принялась месить тесто для пирога. Черные пряди то и дело лезли в глаза, и ей приходилось сдувать их со лба, чтобы не запачкать волосы мукой. Как раз когда Лиза пыталась справиться с особо назойливой прядью, зазвенел звонок. Зазвенел не как обычно – один или два долгих, а совершенно иначе, нервозно и как-то агрессивно, серией коротких звоночков, словно человек бил по кнопке ребром ладони. Не зная чего опасаться и на что надеяться, Лиза пошла открывать дверь.
В дверном проеме возникла крупная фигура мужа. Пальто было уже расстегнуто, шапку Николай держал в руках, его сумка, с которой он обычно ездил на работу, стояла перед ним на полу.
– Что долго так? – буркнул муж вместо приветствия и вошел в квартиру.
Для Лизы не составило труда определить, что он напился. Хотя, в таком состоянии, когда выпитое уже рвалось наружу, Николай был не агрессивен, а просто озлоблен и его могло хватить разве что на незначительное оскорбление и недвусмысленную просьбу отстать. Однако Лиза решила пойти в наступление и обвинить мужа во всевозможных грехах. Этого делать не стоило.
Перебранка проходила попеременно то на кухне, то в ванной, где Николай старался остаться один. Наконец муж не вытерпел и вкатил жене звонкую жгучую пощечину. Из комнаты немедленно выскочил бойкий дед, оставлявший этот скандал без внимания, пока не дошло до рукоприкладства, и быстро пресек все остальные попытки Лизы унизить и обозвать мужа, а Николая, в свою очередь, отправил спать в свою комнату.
Сейчас все развивалось иначе и, самое главное, не было человека, способного остановить это разбирательство, перешедшее в драку. Дима был слишком мал, а дедушка находился не в том состоянии, чтобы хоть как-то повлиять на Николая.
Картина в коридоре была такой: Лиза, облокотившись о стену, сидела и рыдала, повторяя одно и тоже слово, которое было невозможно разобрать из–за постоянных всхлипываний. Николай смотрел исподлобья то на жену, то на сына и тяжело дышал. По его лицу бегала безумная ухмылка, а глаза были сощурены до предела, казалось, что отец вовсе их закрыл. Дима сидел недалеко от мамы и, это могло показаться странным, не плакал и не причитал. Мальчик не отрывал взгляда ясных голубых глаз от папы. Вернее, Диме казалось, что это вовсе и не папа, а совсем другой человек. Или не человек.