rylcev : Привычки.....

Бастиас Раймонд жил очень плохо и неуклюже, как-то не по-еврейски. А если как на духу -то отвратительно. Но все же как-то он существовал. Как все примерно люди, что

его повседневно окружали на улицах и в местах социума, а

именно в мегамаркете Сваргет, в автобусе 50

маршрута следования на завод силиконовых изделий, а также еще во дворе дома за номером 6 по улице Эсесовских генералов, который был постройки конца войны или,

может быть, в случае ошибки, самого начала эпохи кукурузы. Пожилого возраста,

мягко говоря, постройка была, ветхой. В прошлом еще когда-то здесь

большое множество таких домов стояло в качестве доходных, а в наше уже

бурное время великих надежд и свершений всего три их осталось, а другие все

в постепенном порядке оказались бесследно поглощены колесом истории, и на

обломках прежних эпох были отстроены современные микрорайоны из высотных

этажек, оснащенных комфортабельными лифтами с биотуалетом и мусоропроводами и всеми

нужными для удобной человеческой жизни коммунальными удобствами и службами ЖКХ.

А в доме 6, где с незапамятных послевоенных времен культа личности товарища

Сталина проживал после своего рождения Бастиас, и в двух точно таких же

сохранившихся домах-близнецах-братьях, никаких аналогичного рода удобств

никогда не существовало — была только одна вода холодная с хлоркой и газ

природный в связи со всеобщей газификацией города и деревни. И все, больше ничего генералиссимус для них не предусмотрел, даже обидно как-то. Уборных — и то не было внутренних, а имелась во дворе

туалетного предназначения сарай, а двор своим собственным геометрическим

расположением типо квадрат- образовывали те же самые дома. Правильной конфигурации, и эта туалетная постройка обслуживала одним своим

посадочным местом все поголовно народонаселение трех этих домов как мужского

пола, так и женского. И, невзирая на возрастные отличия гомосапиенсов. А сарай, то из дерева Из досок. А вокруг везде двадцатый век на дворе

— то есть стекло, бетон и пластик. Ну и кирпич тоже, конечно вокруг. И поэтому доски от сарая, бывало, отрывали. Когда драка какая-нибудь скин-хедная случалась или,

чтоб костер разжечь для души бомжам, и тела, допустим, на снегу под

Новый год. И кончилось все это тем, что сральня осталась без дверей как

таковых вообще. И как хочешь — так ею и пользуйся. Ремонтировать же сортир

никто не обязан. У дворника, как у ответственного лица от Жэка, досок не предусматривается планом капремонта и

сметой для таких незначительных нужд населения — ну вот, выходит, и все, пришел январь, грей жопу в нужду анекдотами. А прибалт наш, он какой путь из положения изыскал и предложил на суд нуждающихся соседских жильцов - он говорит: а давайте мы прибьем к уборной рейку подлиньше, и к ней красное знамя из бывшего дома пионеров присобачим, поярче… Поднятый растяг - значит, занято, издалека видно, и

нечего туда свой нос совать, а спущен флаг, не спущены труселя — пожалуйста, свободно, и можно

посещать всем желающим и нуждающимся от нужды людской, милости просим, и все соседи эту

простую идею одобрили и поддержали, сказали, ну, ты, прибалт, башка с ушами,

Винокур, и, не отходя, отодрали одну слабую доску от сортира, и прибили ее

гвоздями как возможно выше, и флаг к ней в соответствии с предложением

Раймонда приспособили.

Ну, да все это — отсутствие достойного туалета подразумевается в виду -

не самое основное в том, что Прибалт плохо жил. Хотя и это одна из

характерного вида черт его жизни. А самое основное, конечно, и главное — это

то, что жил он, Бастиас, одиноким холостяком, и никто за него замуж не

выходил. Как развелся он с первой женой, проституткой, по существенной причине ее

бездетности, так и жил сам

себе в указанном старом доме на последнем, третьем, этаже, имея, между

прочим, отдельную от всех квартиру, которая отошла ему при разводе, так как

он в ней был рожден и жил с тех пор коренным жителем. А в квартире, кроме

его самого, жило еще очень большое число тараканов, мышей и бурундуков, правда, они в

основной массе в пределах кухни находились, а не в комнате, и Бастиас,

поэтому за электричество крупные суммы выплачивал рыжику, ежемесячно. Он свет в кухне

на ночь постоянно не выключал, боялся — чтоб они не выползали из своих нор и щелей.

Они же — тараканы в частности и мыши — они яркого света биологически не

переносят и панически избегают, вот и все, весь расклад. А лампочка в кухне в сто свечей, ну ватт!,

вкручена, потому что, если меньше вкрутить, то не поможет ни правда ли?.. Конечно

же, она, лампочка эта мощная, наматывала избыточные неоправданные киловатты час.

Но, тушить ее все равно никаким образом нельзя было себе позволить, грызуны и насекомые- это такая дрянь. Из-за

того, что тогда под слоем прусаков ни пола видно не было бы, ни клеенки на

столе, ничего — столько, значит, их наплодилось и размножилось за долгие дни

и годы жизни. Ну, и жил, значит вот, Раймонд в этом доме, состоя на полном

пенсионном обеспечении по старости, и жизнь его текла приблизительно в

следующем русле. Просыпался Прибалт часа в четыре утра от наступления

бессонницы и часов до полседьмого лежал на спине и смотрел раскрытыми

глазами в серый, с дождевыми затеками потолок своего жилья. И прислушивался

к шуршанию и писку, который доходил до его ушей через дверь. Это значит,

мыши и тараканы в кухне боялись ходить из-за яркости света лампы, а по

коридору все ж таки рысачили, гадости, отыскивая, что бы им употребить и

сожрать. Потом, в семь часов, дед из постели вылезал и шел на кухню.

Там, на кухне, он умывал лицо и руки под краном, нагревал чайник воды и

толково пил чай, и завтракал тем, что у него содержалось в холодильнике — то

ли колбасой, то ли же иногда просто хлебом с маслом, и чаем запивал горячим,

чтоб облегчить прохождение в глубь пищеварительного тракта пережеванной

пищи пролетариата. А после окончания завтрака ополаскивал чашку и нож кипяченой

водой, складывал еду в холодильник, чтоб она была недостижима для тараканов

и мышей, брал сумку из ткани "твид", газету тоже брал старую, и спускался

во двор, в туалет, а из туалета уже прямиком на остановку автобуса, нужного маршрута. А выходил он через одну - возле

мегамагаза, который как раз и открывался ровно в восемь часов утра. А в

магазине Прибалт не кидался к полкам, а спокойными шагами подходил к гомосексуалисту Сереже, который работал тут продавцом, на входе, получал у нее во временное распоряжение трехколесную

тележку и ехал с этой тележкой в торговый зал. И там, в зале, ожидал нужного

часа. Ожидал он обыкновенно, находясь в непосредственной близи от выезда из

служебного, развесочно-фасовочного помещения, потому что из этого именно

помещения и выкатывали контейнеры с пищевыми продуктами питания в течение

всего рабочего дня без перерыва на обед. И Бастиас, когда контейнер из

служебного помещения показывался, в числе других таких же людей бросался на

него всем корпусом тела и хватал - что там было положено, и обратно

вытискивался, и там уже, на воле, разглядывал внимательно ухваченное. И если

оно ему было не надо или, может, дорого стоило, то он, Бастиас, значит,

возвращал это на свое прежнее место в контейнер, сразу после того, как

контейнер становился опустевшим до дна, и народ от него расходился. А те

покупатели, кому с первого раза не досталось ничего схватить, увидев

произведенный возврат, подбегали и ухватывали это, возвращенное дедом или кем-то еще - неважно. И таким испытанным способом - раз несколько.

Скупится, перепроверит общую цену продуктов в тележке и становится

в очередь к одной из касс, которых в мегамаркете насчитывалось целых

семнадцать штук. Правда, столько их, касс, в одно время вместе никогда еще

не работало, но штук по пять-шесть участвовали в работе часто и густо. Ну, и

становился пенсионер в очередь для того, чтоб рассчитаться за

купленные товары, рассчитывался, перекладывал все из тележки в свою сумку на

столике, специально для этого и предназначенном по замыслу администрации

универсама, затем он отдавал тележку и уходил домой. А дома, само

собой, обедал, потом ходил во двор гулять, а когда нагуливался достаточно

для здоровья, он возвращался опять домой, где ужинал. А перед отходом ко сну

посещал туалет под флагом, смотрел передачи первой программы

центрального телевидения и ложился до завтрашнего утра спать. А завтра -

опять приблизительно в том же самом духе и таким же манером с малозначащими

отклонениями от сути жизненного процесса. Ну и послезавтра - так же, и в

последующие дни — тоже. Конечно, плохо он жил, жертва репрессий, наверное. Хотя он и обвыкся

со всем на свете и даже считал, что живет он не плохо, а нормально, потому

что имеет, для примера, возможность в силу своего пенсионного положения в

обществе ездить в универсам по утрам — когда практически весь трудоспособный

народ занят на своих рабочих и служебных местах. Вот так вот, по накатанной

дороге, и жил старик-пенсионер довольно длительное время подряд. А

тут сравнительно не очень давно поперся он чего-то в магаз не с утра, а

часов туда, наверно, в пять. Нарушил, выходит, привычную цепь событий. Ну и

попал в неприятную ситуацию: там, средь полок товаров, тетка какая-то, пожилых тоже

лет от роду, беззастенчиво раздебоширилась и стала позволять себе лишнее, даже неприлично вспоминать.

Обыкновенная, главное дело, на вид тетка. В коричневой шубе и в шапке такого

же похожего типа. А дебоширить она начала прямо посреди очереди к третьей

кассе. Почему эта хулиганствующая тетка остановила свой выбор именно на этой

очереди, к именно этому кассовому аппарату, понятно, неизвестно. Может, ей

примерещилось, что эта длина очереди короче остальных или быстрее

продвигается вперед к цели, да, а раздебоширилась тетка из-за того, что по

ее представлениям и понятиям Бастиаса лез без строгого соблюдения

установленной очередности. И она стала обзывать его алкоголиком и приезжим и из

очереди выпихивать вбок совместно с груженой тележкой. Так вот, она нападала

на Бастиаса и продолжала его выпихивать на протяжении всей длины очереди,

а он, герой, не давался голыми руками и занятых позиций врагу не сдавал.

И к кассе, таким образом действий, приблизился первым и рассчитался с

кассиром-контролером. И хотел он уже приступить вплотную к перекладке

произведенных покупок из тележки в собственную, принадлежащую ему сумку, как

эта злобная, озверевшая тетка до последнего предела потеряла человеческий

облик и вцепилась ему в драповое пальто, и с криком и воем начала на нем висеть и

тащиться, волоча зад и ноги в его, Бастиаса, направлении движения, что

было, конечно, очень смешно и противно, если наблюдать за этим ЧП со

стороны. И пенсионер наш не вынес всего позора сложившейся обстановки. Он бросил

свои кровные покупки на пол, под ноги движущейся толпе народа, а тетку

швырнул на стол - тот, что служил для перекладывания продуктов, швырнул он

ее грудью на этот стол, заломал руку за спину и предъявил требования к

общественности, чтоб она вызвала ему на помощь представителей органов. А общественности, что характерно, до его требований ни

малейшего личного дела нет, только смешки да ужимки. А Дед-бородед с этой теткой так и остаются в мучительных заскорузлых

позах, отталкивающих своим вопиюще некрасивым уродством. То есть значит,

если с детальными подробностями говорить, то происходит следующее действие:

магазин работает в своем регулярном ритме, люди покупают имеющиеся в

продаже покупки, строятся в очередь к кассам, пробивают чеки, запаковываются

и покидают магазин сквозь вращающийся по ходу часовой стрелки турникет. А

покупатель Бастиас удерживает на болевом приеме самбо руку заразы-тетки,

уперев ее, как бы это сказать, мордой в стол. Шапка с тетки, само собой

разумеется, спала в лужу фруктового кефира, волосы на прическе растрепались

и слиплись, а сама тетка лежит красная, претерпевает боль в плечевом суставе

руки и в груди, но не капитулирует безоговорочно, а только кряхтит и

капризничает. Агрессор на этом фоне призывает милицию, а милиции как раз

под рукой и не оказывается кстати. И так весь этот пейзаж застывает и в

статическом смысле успокаивается. Ну, разве что в редком случае поглядит

кто-либо на прибалта сумасшедшего и нарушит успокоение, говоря, посодют тебя, дед. за

оскорбление женского достоинства личности и рукоприкладство к телу страдающей в общественном

месте, но положительной реакции по существу происходящего вопроса никакой не

следует. И, в общем, конец был такого содержания и формы: держал дед

эту тетку мордой в столе до того самого момента, пока технический работник

магазина — уборщица — не подошла к ним с мокрой тряпкой, не замахнулась ею и

не сказала, расставляя все точки над и по своим местам. Закрывается,

сказала, и освободите проход и помещение к свиньям. И отпустил эту

тетку на свободу с радостью, потому что сильно устал ее держать. Он даже ей

оказал моральную помощь в приведении себя в надлежащий женщине порядок и

вид. И шапку ей сам подобрал и отряхнул от молочно-кислого продукта о свое колено. И они -

дед и тетка - один за одним вышли на улицу имени пламенного

революционера Молдовы, Хасана Брагича, и пошли к остановке, и ехали вместе.

А на следующий день, Бастиас, снова по какой-то своей необъяснимой причине

потащился вмагаз под закрытие и опять эту тетку там повстречал, и

подошел к ней, и говорит, значит:

— Здрасьте.

- Да уж и здрасьте, — тетка ему отвечает сосредоточенно. А он и говорит:

- Вы, — говорит, - кефиру взяли фруктового? Сегодня есть. Очень, -

говорит, - ценный и питательный продукт питания для нашего пожилого

возраста.

А тетка говорит:

— Не, - говорит, — я ряженку всему без исключения предпочитаю, а если

ее нету, я тогда совсем ничего не беру из молочнокислого.

А прибалт не унимается говорит:

- Нет, ряженка - это совершенное не то. Фруктовый кефир несравнимо

полезнее на ночь принимать в пищу.

- Вот и пей свой кефир, — тетка ему рекомендует, - а я ряженку как

предпочитала, так и буду предпочитать в дальнейшем и впредь.