Kappaka : Братское сердце (часть 3)
Часть вторая здесь: www.litprom.ru/thread33810.html
Утром Игорек проснулся в своей – да, теперь он мог с полной ответственностью сказать, что это его кровать – в своей кровати. Как он там оказался, он не помнил. Сказать честно, так он вообще не понял, где он проснулся. Куда делась буржуйка и Нинка, неужели, падла, убежала-таки. Потом вспомнил вчерашний день, поднес руки, облаченные в спортивный костюм к безбородому лицу, потрогал его. Попытался пригладить волосы, но наткнулся на пластиковый пакет. Вспомнил, что вчера, уже перед последней рюмкой коньяка, Фокстрот напшыкал ему на голову какой-то дряни и велел натереть низ живота какой-то мазью. На голову намотал пакет, член с окрестностями велел самостоятельно обернуть пищевой пленкой. Судя по всему – для пущего эффекта антимандавошного средства.
Осознав себя, своё местоположение, дав схлынуть первому приступу безмерного счастья, Игорек ощутил насущную утреннюю потребность, отменить которую было не способно даже его изменившееся положение на социальной лестнице. Он встал и двинулся уже было в угол, но, вспомнив вчерашнее недоразумение, прикинул возможные последствия рецидива и поплелся справлять нужду в уборную.
И всё-таки неудача постигла его и в это раз. Пленка, которой было обмотано его хозяйство, не позволила струе излиться в фарфоровую белизну унитаза, в результате чего белье его снова пришло в негодность. Но на этот раз он знал, что надо делать. Вытерев за собой пол, он взял с полки новые трусы. Перед тем, как натянуть их на себя, он стянул с головы пакет, размотал остатки пленки с чресел и помылся в душе. От этой незамысловатой процедуры, проделанной без внешней стимуляции, внутри у него произошло какое-то особое движение. Он почувствовал себя человеком, чуть более белым, чем был ещё несколько минут назад.
На звук льющейся воды прибежал Фокстрот и, немало удивленный тем, что его подопечный самостоятельно озаботился гигиеной, велел ему тщательно промыть голову и мудя и спускаться к завтраку.
Дни покатили один похожий на другой. Жили они втроем. Ели, пили, смотрели фильмы и играли в карты. Игорек, правда, редко присоединялся к братьям, потому что они почти всегда его обыгрывали. То, что Буся и Фокстрот братья выяснилось на второй день из рассказа молодого про их совместное детство, в котором он вечно разыгрывал старшего, за что беспрестанно получай затрещины не только от него, но и от его друзей. На четвертый день Фокстроту надоело готовить и теперь он дважды в день ездил в город и привозил оттуда либо пиццу, либо какую-то китайскую пищу в картонных коробочках. В общем, Игорек всем был доволен и с каждым днем чувствовал себя всё лучше и лучше.
Размеренное течение жизни прервалось лишь единожды. Проснулся в тот день Игорек не как обычно, оттого, что Кашпировский называл «ваш собственный будильник», а от легкой музыки, звучащей прямо у него над ухом. Открыв глаза, он увидел сидящего в кресле около кровати Бусю, с гитарой. Огромный дядила держал в руках сей хрупкий инструмент с явным умением и знанием дела. В его могучих лапищах, которые казалось подходят лишь для того, чтобы гнуть подковы, гитара звучала очень даже красиво и умиротворяющее. И тут он запел:
Что так сердце, что так сердце растревожено?
Словно ветром тронуло струну.
О любви немало песен сложено,
Я спою тебе, спою ещё одну.
Пение прервал нарисовавшийся в дверном проеме Фокстрот. Он зевал и потягивался. Войдя в комнату, он оглядел присутствующих хитрым взглядом и сказал, обращаясь к брату:
— Я твоё прекрасное музицирование не выношу, так ты пошел гостя дорого донимать своей тоской-печалью… Вам, барин, жениться пора!
Буся остановил извлечение звуков из щипкового инструмента и горестно вздохнул:
— Ох, пора…
Фокстрот подмигнул ему и озорно спросил:
— Банька?
— А как иначе? – В тон ему ответил здоровяк и довольно заулыбался.
— Хохлушки?
Окончательно повеселевший старший брат чуть не запрыгал от радости на одной ножке:
— А кто ж ещё? – Счастливо вопросил он.
— Газель, Гюзель и Азазель. – Радостно щерясь предложил младший.
— Да пошли они со своим «хасяина». – Так же довольно ответствовал ему Буся, — Погнали завтракать, потом пойду баней заниматься.
— А мне, как обычно, договоры договаривать, — тяжко вздохнул Фокстрот.
— Ну, это ты ж у нас умник, вот ты и договаривайся.
— От каждого по возможностям, каждому по потребностям. – Констатировал молодой.
— А как иначе? – Выдал свою стандартную фразу Буся, поднимаясь из кресла и направляясь к выходу.
Фокстрот радостно потер руки.
— Ну что, дядя, — попытался приободрить он сонного Игорька, — Попарим сегодня шишки?
Игорек, на которого банная процедура с намачиванием холодной водой и нырянием в снег произвела впечатление, мягко говоря, не самое положительное, его оптимизма разделить не смог. Он попытался снова заснуть, едва только ранние визитеры покинули его опочивальню, но у него ничего не получилось и он, вконец раздосадованный, поплелся справлять утренний моцион, после чего спустился к завтраку.
Завтракали как обычно – бутербродами с кофе, в который Игорек всегда наливал полтинничек коньяка. Братья, обычно хмуро-молчаливые, теперь молчали как-то радостно, беспрестанно перемигиваясь. Гость никак не мог взять в толк, что происходит, а объяснять ему не спешили.
После завтрака Буся пошел топить баню, а Фокстрот кому-то позвонил, минут пять разговаривал, потом весьма довольный плюхнулся в кресло, присоединившись к просмотру очередного американского фильма. Игорек эти шедевры поглощал с жадностью страждущего в пустыне.
Эти или такие же фильмы в своё время показывали в видеосалоне «Ламбада», находящемся в соседнем дворе. Почти все пацаны ходили туда смотреть киношки «про брюсли» и «джекичана». Потом они обсуждали просмотренные пленки и практиковали друг на друге приемы. Один бил, другой ставил блок – гармония и благорастворение воздухов. А Игорек не знал, какие надо ставить блоки и потому постоянно получал болезненные и самое главное – обидные – затрещины от счастливчиков. Лишь однажды «Ламбада» распахнула перед ним свои заветные врата счастья – за него заплатил сосед по лестничной клетке. Позже сосед хвастался перед всем двором своей щедростью. Однако фильм, который они посмотрели был про какую-то любовь и никто там никого не дубасил. Знания о спасительных приемах самообороны Игорек из просмотра не вынес и продолжал терпеть тумаки и насмешки.
Теперь же он наверстывал упущенное. Ему казалось, что с каждым просмотренным фильмом, он становится всё более похож на тех задир, которые гоняли его по дворам. Он даже стал практиковаться перед зеркалом в туалете, пока никто не мог его увидеть. Он наносил удары своему отражению и отражал его призрачные атаки. Он был так собой доволен, что невольно начинал тоненько хихикать. Он представлял во время таких тренировок, как бы он разломал своих противников в той или иной ситуации, попадись сейчас эти подлецы ему под руку.
После обеда, за просмотром очередного такого боевика, Игорек заснул. Снилась ему теперь не Нинка с печкой, а его обидчики из далекого детства. Теперь именно он гонял их по задворкам и раздавал тумаки. Ему было так хорошо в этом сне, что он на секунду возненавидел разбудившего его Фокстрота. Правда, антипатия схлынула, когда под носом его замаячил стаканчик с коньком. Выпив и поблагодарив хозяина он собрался было продолжить просмотр сновидения, но не затем его будили, чтобы снова дать заснуть.
— Подъем, товарищ! – Бодро потянул его за ногу с дивана Фокстрот. Был он почему-то завернут в полотенце, а голову его украшала огромная войлочная шапка, под которой краснело распаренное лицо, — Через десять минут телок привезут, а у тебя морда опухшая.
— Телок? – Прохрипел Игорек. Он решительно не мог врубиться о чем идет речь.
— Давай, давай, вставай! – Продолжал пихать его взашей молодой, — Сейчас сам всё увидишь.
Игорек влез в тапочки в прихожей и поплелся следом за ним в баню. Вообще, по его глубочайшему убеждению, баня должна была быть делом сугубо добровольным. Братья, однако, его мнения не разделяли. На столе в предбаннике уже стояли запотевшие бутылки водки, разложена закуска и вообще, всё было готово к нехитрому празднику жизни. Игорька заставили раздеться и искупаться в душе, после чего завернуться в полотенце и присаживаться за стол.
Стоило им выпить по первой, как у Фокстрота зазвонил телефон и он побежал открывать ворота. Через минуту помещение заполнила небольшая толпа молодых девок. Одеты он были на разные лады, но всех объединяло одно – были они больше раздеты, чем одеты.
— Ну что, товарищ! – Обратился Фокстрот к онемевшему от неожиданности Игорьку, поведя рукой в сторону стоящих, как школьницы на линейке проституток, — Выбор за тобой. Выбирай, какая больше по вкусу.
Игорек лупал глазами и не мог вымолвить ни слова. Такого количества таких красивых девчонок он не видел даже в столь любимых им фильмах. А эти – вот они. И на них не только глазеть можно, но и выбрать себе одну, чтобы потом… У него аж в глазах потемнело от такой перспективы.
— Ну что молчишь? – Спросил Фокстрот.
— А ему, по ходу, по барабану, какую драть. – Вместо него ответил Буся.
Фокстрот показал на пышногрудую бедрастую блондинку с густо накрашенными ярко красной помадой губами и спросил у впавшего в прострацию гостя:
— Эта нравится?
Игорек проглотил слюну и закивал, как китайский болванчик. Именно на эту проститутку он смотрел с самого начала. Она была похожа на его мать, только намного моложе и красивее. Сколько раз он видел, как разные мужики пользовали его родительницу за незакрытой дверью её будуара. Сколько раз его крохотный перчик наливался кровью при виде этих сцен. Сколько раз хотел он поучаствовать в происходящем, но каждый раз неизменно получал по морде либо от матери, либо от её хахалей. И теперь эта мечта готова была сбыться. Именно о такой бабе он мечтал всю жизнь. Фокстрот, однако, не успокоился и решил удостовериться в правильности выбора его протеже. Он перевел указующий перст на длинную тощую путану с рыжими волосами.
— А вот эта нравится?
Игорек на секунду отвел взгляд от предмета своего обожательного созерцания и отрицательно помотал головой. Молодой удовлетворенно крякнул, Буся сказал, обращаясь к представительницам древнейшей профессии:
— Ты, — он ткнул пальцем в Игорев выбор, — Ты и ты, — его толстый перст переместился ещё на две позиции, — Остаетесь. Остальные – до свидания.
Бригада ударниц полового труда покинула помещение и Фокстрот, всё ещё одетый в одно лишь полотенце, побежал закрывать ворота за покинувшим участок минивэном. Оставшиеся девки пошли в раздевалку и вышли оттуда уже завернутые в полотенца. С улицы прибежал молодой. Был он изрядно замерзший, несмотря на выпитое. Не задерживаясь около стола, он подмигнул своей пассии и со словами: «Посиди, пока я погреюсь», прошмыгнул в парную. Буся разлил по рюмкам, все выпили не закусывая и сразу накатили ещё по одной. Девки раскраснелись и повеселели. Когда Фокстрот вывалился из парилки, одна из красавиц уже сидела у Буси на руках, а две другие очищали стол от закусок. Фокстрот, пребывающий в весьма благодушном расположении предложил труженицам пойти попариться, пока мужики пообщаться.
Бабочки вспорхнули и скрылись за толстой липовой дверью, а Фокстрот приступил к инструктажу:
— Дядя, — обратился он к Игорьку, — Ты знаешь, что с этим хозяйством делать вообще надо-то?
— Ага. – Игорек знал не понаслышке. Не смотря на то, что за последний десяток лет этим хозяйством пользоваться ему не приходилось, он всё же знавал сладость любовных утех. Ему казалось, что всё должно получиться.
— Ну, тогда ладно. Бери свою бабу и топайте с ней в дом. Только смотри, чтобы она там нигде не шарилась.
— Не, не пойдет. – Вмешался Буся, — Пусть здесь её трахнет. Чё он – не мужик что ли?
Младший брат поддержал его идею и Игорек получил новые вводные, согласно которым он должен был пришпилить свою бабенку сразу по выходе из парилки. А братья возьмут своих и таким образом будет устроена прекрасная групповушка с привлечением всех присутствующих. Из-за двери высунулась раскрасневшаяся мордашка Игорьковой блондинки:
— Ну что, мальчишки, выходить можно?
— Давай уже. – Сделал барский жест Буся.
Втроем они высыпались из жаркого воздуха парной и расселись на коленях своих сегодняшних хозяев согласно диспозиции. Блондинка весила немного больше, чем рассчитывал Игорек, но её вес не доставлял ему особых неприятностей. Он залез ей под полотенце и принялся мять в руках её роскошный бюст с крупными сосками, которые немедленно затвердели. Теоретически, от такого богатства в руках, естество его должно было воспрянуть и ринутся в бой, однако, практика с теорий кардинально разошлись. Чувствуя, что что-то здесь не так, путана стянула с Игорька полотенце, скинула своё и принялась крутить бедрами и тереться о него ягодицами, пытаясь таким образом пробудить своего партнера к жизни. Попытки продолжались минуты три. Видя неэффективность этих мер, жрица любви решила пойти в лобовую и, залезши под стол, принялась за оральные ласки безвольно висящей шкурки. Однако – фиаско.
— Чё, никак? – Задал риторический вопрос Буся.
Игорек, никак не ожидавший такой каверзы со стороны своего организма, как был – в чем мать родила – выскочил из бани и побежал в дом. Забился к себе в комнату и заплакал от своего мужского бессилия.
Удивленная таким бегством компания, однако, прерывать свой праздник не собиралась. Игорькова избранница спросила, обращаясь к Бусе как к старшему:
— Он что – пидор?
— Сама ты пидор! – Зло ощерился Фокстрот, — У мужика бабы просто давно не было. Я же говорил, — продолжил он, адресуя слова старшему брату, — Пускай бы в дом пошли.
Буся равнодушно пожал плечами.
— Чё сидишь? – Рыкнул он на оставшуюся без пары девку, — Пошла работать. Он на втором этаже, наверняка. Если нет, то поищи его. Его Игорь зовут.
— И будь с ним нежна и ласкова, — вмешался Фокстрот, — На душевные темы не заговаривай, а просто сделай так, чтобы он почувствовал себя в сказке. Всё! Пошла!
Он хлопнул её по широкой спине и она, подобрав полотенце и одев Игорьковы тапочки, пошла в дом. Нашла она его рыдающим в своей комнате. Она тихонько присела на край кровати и принялась гладить его по сотрясающейся тощей спине.
— Слушай, ну что ты как маленький? – Успокаивающим тоном заговорила она, — Ну подумаешь – не получилось. С кем такого не бывает.
При этом она просунула руку между его тощих ляжек и принялась наминать его вялый инструмент. Рыдания прекратились и теперь слышались только всхлипы, которые становились с каждой секундой все тише. Обратнопропорциально этому процессу, происходил другой – чем меньше становилось шмыганье носом, тем больше наливался кровью его уд.
Вдруг он зарычал, перевернулся и набросился на неё, как изголодавшийся шакал на долгожданные объедки, оставшиеся после трапезы львов. Он терзал её бидоноподобные груди, кусал соски. Она схватила его за напрягшийся до боли член и воткнула его в себя, не позаботившись о контрацепции и защите от венерических заболеваний. Его отчаянная страсть, его возбуждение передалось и ей и теперь эти два отвергнутых миром существа бились в пароксизме страсти.
Она мнила себя волшебницей, которой удалось пробудить к жизни сказочного принца живущего в хорошем загородном доме. Ей казалось, что она – первая у этого тощего подвывающего мужичка с круглой мордой. А ему было больно. Просто физически больно от того, что фаллосом своим уже очень давно он пользовался только для отправления малой нужды. Оживший, наполнившийся кровью орган доставлял ему нестерпимую боль. Ему казалось, что член его вот-вот лопнет от напряжения. Но он не лопнул. Игорек вдруг захрюкал, заухал громче прежнего и с тонким визгом кончил прямо в свою боевую фею. Она же, не думая о последствия данного происшествия, охваченная возбуждением, почувствовав наполняющую её жидкость, содрогнулась всем своим могучим телом и забилась в истерическом оргазме.
Когда она пришла в себя, Игорек уже слез с неё и теперь мирно храпел рядом.
— Вот тебе и сказка. – Философски заметила она, подобрала полотенце и полезла в шкаф. Думала, что там есть чем поживиться, но потом вспомнила, что сумочка её осталась в бане, а в вагине много не унесешь. Да ведь и оставшиеся в бани парни могут захотеть попользовать её, а если в ней обнаружиться банкнота или какая-нибудь драгоценность, то бить будут нещадно. Это она уже проходила. Погруженная в эти невеселые думы она вошла в баню и присоединилась к общему веселью.
Выпили, закусили, потрахались впятером и скорбные мысли о неукраденном оставили беспечную ночную бабочку.
С этой памятной ночи прошло три дня. Игорек всё больше ощущал себя личностью и проникался благодарностью к неведомому пока брату. Поначалу он очень хотел с ним встретиться, но теперь, честно говоря, даже побаивался. Он боялся перемен, которые почти всегда к худшему. Он боялся, что брат запретит ему пить коньяк и заставит работать, боялся, что брат не признает в Игорьке родственника и прогонит обратно на помойку, он много чего стал бояться. Раньше ему и терять-то было нечего и бояться некого, а вот теперь в душе его поселился страх потерять столь чудесно приобретенное.
На четвертое утро перемены его таки настигли.