Just Sophie : Смерть Шахразады.
Глядя на трех убийц, неторопливо шагающих ко мне с обнаженными клинками в руках, я вспомнил последнюю волю отца, которую я не исполнил, и успел подумать, каким сыном ишака я стал, довервшись Абу-Сенни, старому моему учителю, философу и вольнодумцу, переложившему на арабский Аристотеля и Платона.
Отец, избранный Аллахом и людьми, могучий халиф Аль Гарун Аль Рашид повелевал мне, возлежа на смертном одре:
— Возлюбленный сын мой, Исмаил, стань ближе, ибо голос мой ослаб от смертельной болезни.
Я наклонился к любимому отцу, и дыхание наступающей смерти коснулось моих ноздрей.
— Ты должен измениться, мой первенец. Прекрати тратить драгоценное время, отпущенное Аллахом, на женщин, скачки и чтение забытых всеми манускриптов. Ты должен, наконец, понять, что политика — это не то, о чем пишут в толстых рукописях. Это кровь, интриги и жестокая рука владыки, распростертая над муравейником людей. Ты удержишь власть, если будешь жестоким, очень жестоким. Каким был в молодости я. Но эта жестокость — цена не только власти, но мира и покоя в халифате. Сотни тысяч подданых смогут жить в благоденствии, только если увидят в тебе достойного наследника величайшей династии Омейадов, идущей от самого пророка.
— Что я должен сделать, отец? — спросил я.
— Убей всех, кто стоит в очереди наследников вслед за тобой, — голос отца угасал, он был уже совсем плох. — Все дети моих братьев и сестер должны уйти в рай. И их дети — тоже.
— Но их же несколько десятков! — изумился я.
— Выбирай, сын мой, — прошелестел отец. — Или эти несколько десятков, или горе тебе и всему халифату. Среди детей Рашида особенно опасен Джабар. Жаль, что у меня так и не дошли руки расправиться с ним, но ты это обязан сделать. Ему слишком преданы воины, которых он водил в походы на Север и Восток. Начни с Джабара, а остальных оставь на потом. Лучше страви их друг с другом, без Джабара — они — песок в пустыне...
Отец замолчал, хрипло дыша. Я наклонился еще ниже к нему.
— Не обижай Шахразаду, любимую мою… усладу моих ушей...
Больше отец не успел сказать ничего, а я оказался в объятиях Абу-Сенны, который утешал меня всякими словами.
— Твой отец, — говорил Абу-Сенна, — величайший из людей, теперь в объятиях Великого Неведомого. Воистину, лишь деяния древних героев равны его свершениям, а чтобы понять все это величие, давай, Исмаил, я почитаю тебе Плутарха.
— Отец завещал мне расправиться с недругами, — попробовал возразить я, но Абу-Сенна мягко увел меня из комнат, где вовсю уже шла подготовка к пышным похоронам, и мы уселись в библиотеке, куда рабыни принесли чай и сладости.
Поистине великий муж Плутарх, и внимать его мудрости в прохладной тени у фонтана было достойнее, чем сеять козни и плодить сирот. Следуя указаниям учителя, в ближайшие после похорон дни я разрешил в халифате свободу всех религий. Христиане, иудеи и язычники стали платить разумный налог, а не прятаться в пещерах от черни. Границы открылись для торговых караванов и послов, мастерские стали производить вдвое больше, чем при отце, а в Латакии я приказал начать строительство огромного морского порта. За все этим я конечно же не забыл позаботиться об армии, главной опоре трона и защитнице истинной веры. Во главе армии я поставил Джабара, поскольку солдаты любили его больше других военачальников, и с ним я был спокоен, что отборные войска не поднимут бунт, и будут послушны приказу.
Конечно же, я вызвал Джабара во дворец, и он поклялся на Коране, что будет верен мне до последней капли крови. Я заглянул в глаза, зеркало его души, и там не увидел вероломства. Джабар обнял меня, как брата, и плакал вместе со мной о великом отце моём, который приходился ему дядей.
Лишь одно огорчало меня — Шахразада, медовоустая, когда я попросил ее снизойти на моё ложе, ответила:
— Исполни волю великого Аль Гаруна, убей Джабара. Слишком мал для вас обоих Багдад. Убей его, и я приду к тебе, и буду услаждать ночи твои сладким языком, как делала это для твоего отца.
Я бежал, слыша шаги убийц отовсюду, бежал к подземному ходу, о котором знал только я и двое-трое евнухов, но когда я схватился за рычаг, который должен был отворить вход в подземелье, рычаг остался в моей руке. Так я и стоял с отломанной деревянной палочкой в руке, и первый убийца вонзил меч в мой не защищенный доспехами живот. Я упал на колени, стараясь не глядеть на палачей, и в последний миг своей жизни я успел разглядеть за полуоткрытыми створками окна гарема ту, которую любил всю жизнь, и которая так и не стала моей — прекрасную Шахразаду. Мне показалось, что глаза ее были полны слёз, но уже второй и третий палач погрузили в меня свои клинки, и душа моя вознеслась...
Джабар сидел в тронном зале дворца Багдадских халифов и коротко отдавал распоряжения слугам и воинам. Он приказал немедленно убить всех детей своих братьев и сестер, своих дядей и теток, и детей их детей. Включая младенцев и детей в утробах рабынь и наложниц. Лишь Шахразаду он велел не трогать и с почестями привести к нему в спальню.
— И еще, — добавил усталым голосом Джабар. — Сожгите все книги. Абсолютно все — найдите и сожгите. Кроме Корана.
День складывался лучше всех его ожиданий, пока не вошел евнух, пряча глаза.
— Госпожа Шахразада ушла, — сказал евнух.
— Как ушла? Куда ушла? — в ярости закричал Джабар.
— Она пронзила своё сердце дамасским клинком, — ответил евнух.— Что ж, — сказал Джабар.- Оно билось всего на несколько ударов дольше, чем сердце этого осла Исмаила. Пожалуй, его глупости я обязан тем, что нахожусь здесь. Зашейте их обоих в один саван и бросьте ночью в реку. Эту награду мой двоюродный братец заслужил...