Atlas : Три желания для золотой рыбки - 3

Ночной клуб вполне по-зимнему именовался Пургой. Внутри будто снежинки метались люди, беспорядочно кружась в пронизанной вспышками темноте. Череда небольших залов, переходящих один в другой, неожиданно показалась мне изнанкой чугунной батареи; я даже представил верховного сантехника, который потеряв терпение, откроет наконец кран и сольет всю эту скопившуюся муть.

Впрочем, неуправляемая с виду стихия подчинялась чеканным или, вернее, хрустящим законам природы. Стоило помахать кредиткой, как нам освободили столик в дальнем углу, где можно было разговаривать не крича друг другу на ухо. Безденежные доны, которых согнали с насиженных мест, топтались в проходе, бросая вокруг презрительные взгляды. Они искусно изображали, как скучна беззаботная dolce vitа и по очереди доставали светящиеся мобильники, озабоченно нажимая на кнопки. Пока я разглядывал местную фауну от пляшущей толпы отделилась стройная фигурка и плюхнулась мне на колени.

– Извини, – сказала незнакомка. – Я только минуточку передохну...

Она отвернулась и, разглядев кого-то среди танцующих, помахала рукой. Мы тем временем уставились на ее загорелую спинку. Чуть ниже поясницы, поперек едва прикрытых бедер располагалась затейливая татуировка.

– Гляди-ка, – сказал я Аркаше. – Какая наглядная схема ободочной артерии! Не иначе работа мастера.

Я осторожно повел пальцем по линиям рисунка.

– Вот тут она ветвится у брызжейки и дальше, огибая сигмовидку уходит к бедренной связке...

Хозяйка спины не обратила на эти вольности никакого внимания и лишь дернула плечом, когда я слишком близко подобрался к копчику.

– А вот здесь самое интересное: os coccygis. Раньше считалось, что это проявление атавизма – рудимент хвоста и со временем, человек избавится от наследия прошлого. А теперь оказалось, очень удобное подключение к центральному нервному стволу. Своего рода разъем для дополнительного интерфейса...

– Но, коллега, – возразил Аркаша, преисполнившись нарочитой важности. – Как же быть с гемолитическим барьером?

– Все уже придумано до нас! Мать-природа позаботилась задолго до наших изысканий. Так что не нужно подменять невежество искусством хирурга. Науке известно множество существ, охотно селящихся в организме человека.

– Паразиты?

– Ну, тут все зависит от функции. Если он приносит пользу, то это уже не паразит, а скорее симбионт. И главное – минимум хлопот: раздвинул ткани, подсадил в нужное место, а дальше он все сделает сам. Никакой микрохирургии, заживления, абсцессов...

– Что же это за симбионт?

– А вот это, коллега, самая охраняемая тайна страны! Тебе, как шведскому стоматологу лучше не знать, иначе отправишься изучать таежную физиотерапию! Впрочем, мне и самому известно немного. Внутримышечный паразит с определенной структурой тела. Достаточно крупный. Выделяет специальный фермент и, не вызывая отторжения, может находится в организме годами...

Тут мне показалось, что наша анатомическая модель начала прислушиваться к разговору, и я мягко, но непреклонно спихнул ее с коленей:

– Иди-ка, милая, попляши!

Ничуть не смущаясь, она окинула взглядом окружающую тесноту, ловко взобралась на наш стол и принялась отплясывать, пристукивая каблуками. Мы, как два удава, завороженно уставились снизу вверх.

– Слушай, Рыба, – толкнул меня локтем Аркаша. – Похоже, действительно нажремся...



Очнулся я засветло. Все-таки категории света и тьмы относятся к свойствам сознания: только что, во сне, мне было все равно, а теперь я мучался – не силах открыть глаза. Эта странная боль заключалась в самом отношении к свету, а вовсе не в потоке фотонов, что пытались пробиться сквозь прикрытые веки.

Вокруг стояла напряженная тишина, в которой разливалось осознание беды и страха. В клетке тела испуганной птицей метнулась мысль, что меня отыскали работодатели, а следом потянулась такая цепочка воспоминаний, что я сел на кровати. Во рту чувствовался странный привкус и ощущение беды было связано именно с ним.

С трудом разлепив глаза, я уткнулся взглядом в обнаженное тело, перечеркнутое вязью татуировки. Под ним темнела лужа застывшей крови. Вот так! Значит я опять сорвался… Этого не могло, не должно было случиться! Рушилось все, что удалось понять о собственном обновленном теле. Со стоном отчаяния я опустился на пол и пополз, хватая разбросанную одежду в лихорадочных поисках. Вот оно! Из раскрытой сумочки блеснуло стекло ампулы. Мучительно щурясь, я прочитал название. Вот дура! Бедная несчастная дура. Знала бы ты, с чем придется столкнуться в последние минуты жизни...

Впрочем, сокрушаться было поздно. Зажав ампулу в кулаке, я кое-как поднялся на ноги. Все-таки весьма показательно, что всплывая из темноты беспамятства люди испытывают к свету раздражение. Это заставляет задуматься об истинной сущности нашего бессознательного аватара. С этой мыслью я выбрался из комнаты, испытывая отвращение к самому себе и тому, что еще предстояло сделать.

Завидев меня, Аркаша удивленно поднял брови, но ничего не сказал. Взъерошенный и помятый он сидел в гостиной на том же месте, задумчиво глядя в окно. На столе стояла вчерашняя бутылка и после некоторого колебания, я сделал осторожный глоток.

– Живой? – ухмыльнулся Аркаша, глядя как меня передернуло.

Я пожал плечами.

– А где эта? – с деланым равнодушием поинтересовался он.

– Там, – я неопределенно мотнул головой.

– Ну и как?

– Уже никак...

Он засмеялся и приложившись к бутылке неожиданно раскашлялся, обрызгав меня жгучими капельками слюны.

– Извини! – пробормотал он, когда утихли спазмы.

– Что с тобой? – спросил я, глядя как он вытирает лицо.

– Понимаешь, как-то тяжело на душе...

– На душе? Ты что, верующий?

Аркаша смутился:

– Ну, я читаю иногда библию, в церковь захожу… Верю, что есть душа и высший разум. Только мне кажется, человек должен сам сознавать, нужно это ему или нет.

– Так ты баптист...

– Вот еще, – оскорбился он. – Я христианин!

– Понимаю твое возмущение, – усмехнулся я. – Сам через это прошел… Но тебе следует знать, что John the Baptist – это Иоанн Креститель.

Я отобрал бутылку и поглядел сквозь нее на свет – оставалось еще достаточно, да и цвет подходящий...

– Как видишь, это не ругательство. И твоя концепция вполне укладывается в определение баптизма. Сам посуди: опора на личный религиозный опыт, свобода и независимость от догм. Среди индивидуалистов не образовалось церкви в обычном смысле слова, поэтому “баптистской церкви” не существует. А название пошло от крещения в сознательном возрасте – не младенцем, а когда сам будешь готов...

– Где это ты нахватался? – подозрительно спросил Аркаша.

– Пришлось сначала теорию подучить, чтобы работать над темой.

– Погоди, – попросил он. – Какой темой? Ты вчера столько всего наговорил, даже напугал меня. Майка сказала ты работаешь на военных.

– На военных, — подтвердил я. – Душу искал по их заказу...

– Нашел?

– А как же! Заказчик серьезный: попробуй не найди – сам пациентом станешь!