Болибрух : Исповедь садиста

Когда это началось, я, наверное, уже и не вспомню. Давно, очень давно. Теперь я, конечно, все воспринимаю по-другому. По утрам отсюда, из моей холодной тесной камеры через решетку видно как встает солнце. Я стал задумываться о смысле жизни. Раньше все казалось таким ясным, а теперь я вижу, что жизнь гораздо сложнее, что в ней есть не только черное, но и белое.



Одно из первых воспоминаний детства – я слышу пронзительные крики, испуганно бегу к маме, она объясняет: «Это нашу соседку,



Таню, бьют ремнем». Мне непонятно – мама объясняет: «Так наказывают». Через несколько дней я снова услышал эти крики, но теперь не испугался. Я сидел и слушал, как двенадцатилетняя девчонка – тогда казавшаяся мне ужасно взрослой, умоляет



родителей прекратить наказание. Стены в доме тонкие, я слышу щелчки ремня, я слышу, как взрослые отчитывают ее, а Таня рыдает и умоляет простить ее. Вскоре я стал не только слышать – я стал отчетливо видеть своим внутренним взором обнаженное девичье тело, алые полосы от ударов, извивающуюся Таню и кричащих на нее



родителей.



Так продолжалось несколько лет, экзекуции над Таней – два-три раза в неделю, стали главным источником моих первых эротических впечатлений. Я пошел в школу, Таня водила меня с собой – она тоже училась в этой школе, в старших классах. Я ощущал свою причастность к какой-то великой тайне, к ее страшному секрету. Однажды я спросил: «Почему ты часто кричишь по вечерам? Тебя дома бьют?» Таня покраснела и кивнула головой, потом мы долго не



разговаривали. Время шло, и моя соседка повзрослела и уехала подальше от родителей.



Младшую сестру Тани – мою ровесницу,



воспитывали уже не так строго – я всего несколько раз слышал, как она кричала.



Вскоре я влюбился в одну девочку из моего класса. К тому времени я уже нередко представлял своих одноклассниц с обнаженными ягодицами, по которым прогуливается родительский ремень. В



детских книгах я отыскивал сцены телесных наказаний – неудивительно, что любимая книга моего детства – «Том Сойер». И только одна девочка никогда не фигурировала в моих фантазиях. Ее звали Катя – прекрасные, чистые как небо, голубые глаза, длинные



светлые волосы, прекрасная стройная фигурка. Я слепо восхищался ей, ловя каждое ее слово, каждый вздох, каждый взгляд. Я писал ей стихи, я представлял ее прекрасной личико перед сном. Одним словом, это была первая любовь.



Каюсь, мне было инетерсно – били ли когда-нибудь мою возлюбленную, но в мои фантазии этот сюжет не проникал – тогда



это казалось чудовищным. Но однажды я подслушал разговор Кати и ее подруги. Моя красавица боялась предстоящего родительского собрания, подруга спросила – что ей будет дома. Я весь напрягся,



казалось, все мое существо превратилось в огромное ухо – казалось, я вспотел от мучительного ожидания ее ответа.



-Не знаю, — ответила Катя, — но папа может и выпороть.



Я еле удержался на ногах – перед глазами все накрыло белой пеленой, я жадно ловил ртом воздух. Это было страшное разочарование – как можно абсолютную и совершенную красоту – это великолепное, безумно прекрасное тело – бить ремнем? Эта мысль



преследовала меня – я не мог справиться с собой, теперь вместо прекрасных сцен, где мы целуемся на берегу моря, я представлял



себе, как Катя лежит на диване, сзади подходит ее мать с ремнем в руке, снимает с моей возлюбленной белые трусики и начинает нещадно хлестать ремнем по попке!



Любовь была утрачена, но новые эротические фантазии с лихвой компенсировали моральный ущерб от сердечных ран. И удивительно –



с тех пор, как я при виде Кати мысленно укладывал ее животом на стол, задирал юбку, снимал трусики и мысленно порол по голой, кругленькой попе – то ремнем, то линейкой – она стала обращать на меня внимание. У меня больше не тряслись колени, я больше не путался в словах – голос обрел уверенность, движения стали



резкими, во взгляде окончательно исчезла детская наивность – появилась жесткая мужская агрессия.



Я больше не мечтал о поцелуях и признаниях в любви – всего меня



поглощала страсть, я хотел подчинять себе женщин, хотел постоянно чувствовать свою власть над их красивыми телами. Мы стали встречаться и очень скоро впервые занялись сексом. Она полюбила меня – искренне и чисто, а я мечтал только об одном –



воплотить свои фантазии в реальность. Но пока не решался – сначала просто поглаживал ее по ягодицам, потом слегка, как бы в шутку – шлепал. И однажды я решился ей открыться. Конечно, я



рассказал не все – только о том, что случайно услышал ее рассказ о предстоящем наказании, и с тех пор не могу отделаться



от таких фантазий.



Она все поняла и сказала, что в тот день ей действительно сильно досталось – отец так сильно отлупил ее, что синяки не проходили почти неделю. Теперь во время секса с ней я представлял себе эту



сцену – в мельчайших подробностях. Иногда мне было страшно от самого себя.



Момент истины настал не скоро – я покорно терпел, иногда заговаривая с ней о своих желаниях, питался обещаниями и ждал. Однажды она осталась у меня ночевать, я смотрел, как Катя ходит



по комнате в тонкой обтягивающей маечке, надетой на голое тело, через которую просвечивали ее аккуратные ягодицы и редкие волосики на лобке.



Она искала что-то в шкафу, и вдруг повернулась ко мне. В руках у нее был мой черный кожаный ремень.



-Вот примерно таким вот меня и пороли, — сказала она, хитро улыбнувшись, — складывали вдвое, снимали с меня трусики и



пороли. Иногда отец ставил меня на колени и зажимал голову между колен. Это – самое болезненное наказание, — Катя легонько



хлестнула себя по ноге.



Мои глаза налились кровью, я вскочил и вырвал ремень у нее из рук. Вот тогда впервые в ее глазах появился испуг. Настоящий, неподдельный страх, как у загнанного в угол кролика. Я наотмашь ударил ее по щеке, рванул прозрачную маечку, открыв сжавшиеся от испуга ягодицы и начал хлестать по ним сложенным вдвое ремнем. Она кричала, пыталась вырваться, но я крепко держал ее руки, заломив их за спину. Катина попка покрывалась красными полосами, потом на ней начали появляться синяки.



Девушка уже не просто кричала – она издавала громкие вопли, осыпая меня проклятиями. Когда кожа правой ягодице лопнула и показалась струйка красной крови, Катя уже просто тихо стонала, умоляя меня прекратить. Но я был счастлив! Я в исступлении наносил удары – один за другим, потом толкнул ее – девушка упала.



Я начал хлестать ее по лицу, по груди, животу и ногам. Я не мог остановиться, даже если бы захотел. Когда Катя потеряла сознание, я наконец-то прекратил ее бить. И вот теперь мне стало страшно. Больше всего я боялся потерять ее – я знал, что если она очнется, я больше не увижу мою возлюбленную. Только сейчас я понял, как боюсь остаться без нее. Наверное, тогда я испытал что-то похожее на настоящую



любовь. Я поднял ее истерзанное обнаженное тело, покрытое синяками, и подошел к окну.



-Не делай этого, пожалуйста! – тихо прошептала Катя, открыв глаза. Она все поняла. Но было поздно. Я не мог допустить, чтобы Катя ушла от меня. Поэтому я решил сам отпустить ее.



Теперь у меня есть новая тема для фантазий – ее хватит на весь срок пожизненного заключения. Перед сном я часто слышу звук разбивающегося об асфальт тела.