*********************
Тем временем в центре напор фризов становился всё слабее и слабее. Хотя фризы и не уступали в численности противнику, но им казалось, будто римляне никогда не закончатся. Легионер погибал, на его место сразу же вставал новый. Создавалось ощущение, будто против живых людей сражался бездушный и беспощадный механизм. С начала боя фризы не смогли оттеснить римлян ни на шаг, и среди нерушимого построения сражался Ульпий.
Юный легионер с отрезанной головой на наплечной пластине выглядел поистине устрашающе. Он уже не думал, не сомневался, он просто убивал. Фризы нападали на него уже с некоторой опаской, и каждое промедление врага он карал разящими ударами. Сейчас, он вытаскивал меч из разорванного рта трясущегося в конвульсиях фриза.
«Забить стадо! Дикарям нет места в этом мире!», — крутились мысли в его голове, когда он щитом свалил ещё одного и нанёс два добивающих удара под ребро. Фризы начали пятиться назад, а потом и вовсе пустились в бегство. Но среди них ещё остались смельчаки, готовые стоять до конца. Ульпий увидел, как в бедро Колпака вонзился кол с обожженным остриём. Юноша одним ударом разрубил кол, затем перерезал подколенные сухожилия фризу, что пытался сразить его товарища. Вскоре последние очаги сопротивления были подавлены. Римляне погнали варваров к лесу, закалывая тех, кто бежал недостаточно быстро. Ульпий жаждал крови, и не обращал внимания на раненых дикарей, стонавших под его ногами.
Секстилий Феликс и сам хотел приказать преследовать варваров вплоть до их лагеря, но этого не понадобилось. В другой ситуации это могло быть нарушением дисциплины, но сейчас, после такого тяжелого перехода, после всех тягот, испытанных его легионерами, он готов был позволить им «отыграться» на варварах. В это время на правом фланге остатки племени тревиров бросили оружие.
«Будущие гладиаторы», — подумал Феликс. Германские рабы не годились для сельскохозяйственных работ или в качестве домашней прислуги. Уж больно необузданным был их нрав. А вот пускать кровь на потеху публике у них получалось очень эффектно. А фризы бежали, преследуемые «Близнецами». Вскоре к погоне присоединились и бетазии. У Феликса возникла мысль: «Стервятники решили поживиться за счет хищников». И тут войны Ингвомера внезапно остановились, причем, именно там, где лежали убитые и ползали раненные фризы. Затем они неспешно наклонились над поверженными и…
Издалека Секстилий Феликс пытался разглядеть, для чего они делали частые движения руками. Только когда один из бетазиев поднял над головой что-то овальное, косматое, со струйкой некой густой субстанции, он понял, что как бы эти варвары не пытались походить на цивилизованных римлян, они навсегда останутся дикарями из дремучих лесов.
— Зверьё, — тихо произнёс он, а затем позвал Гая Дамиана.
Трибун мокрый от пота и крови тут же явился. Его седьмая когорта не участвовала в преследовании. У них было столько раненых, что едва хватало ткани для перевязки.
Теперь Феликс с неподдельным уважением смотрел на молодого выскочку из патрицианской семьи. Хоть он и еле стоял на ногах.
— Смотри, трибун, — Феликс показал туда, где орудовали бетазии – Видишь, что творят? Мне плевать на тревиров и фризов, но если хоть один волос упадёт с головы наших павших товарищей… Проследи за этим и докладывай лично мне. Уж поверь, кресты и гвозди у нас найдутся.
Несколько мгновений Гай смотрел на легата немигающим взглядом, затем начал пошатываться. Слегка наклонившись вперёд, он откашлял бардовую массу, а потом и вовсе рухнул на землю, лязгнув помятой кирасой.
— Лекаря! – закричал Феликс. Гай тихо захрипел, не имея сил, чтобы даже произнести одно слово.
*************************
Римляне гнали фризов до самого лагеря. Хотя это беспорядочное нагромождение шалашей было трудно назвать лагерем. Стоило римлянам приблизиться, как на них набросились визжащие женщины с вилами и топорами, а некоторые и вовсе были вооружены одними лишь ногтями. Кто-то из германцев спустил собак. Рычащие «друзья человека» бросались на облаченных в железо воинов. Женский визг, лай, и жалобное скуление перемешались в одну кошмарную какофонию.
Ульпий не заметил, как на бегу наступил на разрубленного напополам ротвейлера, дрыгающего передними лапами. В лагере на него набросилась беззубая старуха с не меньшей яростью, чем у мужчин. Она бы проткнула его вилами, если бы деревянное острие не упёрлось в волосатую голову на его плече. Меч будто сам сначала подался вперёд, а потом назад, оставив пожилую германку со страшной раной на животе. Что происходило дальше, он плохо помнил. Всё происходило в каком-то густом тумане, будто сознание было где-то в другом месте.
Из боевого безумия его вывел Северин:
— Смотри, Марк, да он живой! И не ранен вроде, – сказал Северин, с восхищением рассматривая залитого кровью Ульпия с отрезанной головой на плече – Настоящий рубака! Двадцать сестерциев, Марк! Двадцать!
Когда ветеран похлопал Ульпия по плечу, тому показалось, что он попал под камнепад. Казалось, от одного порыва ветра его тело поплывёт по воздушному течению, то взмывая вверх, то снова ныряя вниз. Не стоит и говорить, что доспехи стали непосильной ношей. Вот она, усталость после первой битвы. Ульпий снял панцирь и шлем, а затем сел на землю, не планируя вставать минимум два дня. Из-за шалаша выходил Марк, поправляя тунику и удовлетворённо скаля свои оставшиеся зубы. Помимо рубца от края губы до уха, на его лице красовались четыре красных полоски, но это были всего лишь царапины. Из-за шалаша торчала голова той, что оставила их. Молодая светловолосая девушка судорожно хватала листья и беззвучно открывала рот как рыба, выброшенная из воды. На шее красовался глубокий порез, из которого на осеннюю листву капали остатки жизни.
— Эх, Северин, дружище. С тобой, чувствую, бедняком после службы вернусь, – со вздохом произнёс Марк, вытирая окровавленный кинжал – Я тут только с девкой развлёкся, а ты мне настроение портишь. Колпак там как? Жив?
— Ещё бы он помер. С него тоже причитается. Ногу ему распороли, а юнец наш помог, – сказал Северин – Кстати, у тебя сколько?
— Девять, – гордо произнёс Марк – А у тебя?
— Четверо. Это не считая женщин и псов, — нехотя ответил Северин.
— Ну а сколько жертв у нашего Ульпия Кровавого? – с усмешкой спросил Марк. Молодой легионер не сразу отреагировал на вопрос.
— Не молчи, парень.
Ульпий рассматривал свой меч, пытаясь вспомнить точно, сколько воинов он отправил к Сатурну. Меч был измазан кровью. На нём выделялись кусочки жира и даже языка. Наконец, Ульпий произнёс:
— Пять
— Ха-ха, ты посрамлён, Северин! – злорадствовал Марк – Тебя переплюнул новобранец!
— Хватит тебе! Мне здоровяк попался. Дрался как Геркулес. Вот, посмотри на щит, — Северин поднял щит с торчащими щепками и глубокими зазубринами – Повозиться с ним пришлось.
— Да, не сделали меня боги оракулом. Надо было с тобой как обычно спорить, кто больше положит, — после этой фразы его взгляд упал на панцирь Ульпия с отрезанной головой – А с этим мы сейчас разберёмся.
Марк присел, достал кинжал и начал разрезать жевательные мышцы, дабы высвободить панцирь Ульпия из стальной пасти. Через некоторое время он поднял голову с болтающейся нижней челюстью и произнёс:
— Вот и всё, юноша. Отнеси её бетазиям. Они любят это дело. Может, что-то и дадут за неё.
Ульпий с трудом поднялся и взял тяжеленную голову за волосы. Что-то заставило его посмотреть в лицо первому убитому варвару. Челюсть раскачивалась то вправо, то влево, будто голова хотела что-то сказать. Это начало забавлять ветеранов.
— Погоди, — остановил его Марк и у него выхватил голову – Я, страшный непобедимый варвар! Бойтесь меня!
Марк держал голову двумя руками и двигал нижней челюстью в такт своей речи. Смеясь, Марк и Северин вернули голову Ульпию.
— Неси быстрее, а то он тебя съест! – пошутил Северин ему вслед.
Однако Ульпию было не до смеха. Картина, увиденная после боя, оказалась намного страшнее, чем сам бой.
Продолжение следует….