Арлекин : Три минуты

Короче, мы тут немного поэкспериментировали, и сейчас находимся в незамутнённом младенческом ахуе! Прямо на наших глазах, здесь и сейчас, на свет рождается из ничего новое, чистое и светлое существо, готовое по праву занять почётное место в человеческом стаде! Стробоскопические вспышки красного и жёлтого высвечивают из тьмы ангелоподобного мясного монстра с прекрасным параллелепипедарным строением тела, сотканного из божественных сухожилий и генетически идеальных мышечных волокон! Вот он, чудесный плод наших научных опытов с полипенисуальным осеменением благоуханной матки, сокрытой в недрах добровольно раскуроченной молодой манды! Мы заворожено устремляем свои нервные взоры сквозь тургорную поволоку экстатического ликования, частично остудившую наши закипающие мозги, и мы не в силах оторваться от великолепного результата нашего научного хорового пистона, мы трясёмся в оргазменной благодати, созерцая явление розовозадого херувима – о, как лучезарны его гипертрофированные зелёные слепые глазки, как необъятно жив его искажённый в стенаниях беззубый ротик, как плотно поджаты к брюшку его напитанные материнским транспуповичным кормом ручонки! Некоторые из нас вдохновенно кричат о своей великой любви к этому хрящеватому кожаному пузырю, капризно сучащему ножками в околоплодных ошмётках первозданной суперплаценты! Истошным хриплым кряхтением оглашает гомункулус пространство родовой палаты, оборудованной в подвале кирпичной пятиэтажки – и как же пронзителен этот исполненный восторженной печали плач младенца одной матери и тысячи отцов! Мы сладострастно выкусываем тончайшие волокна из питательного шнура, что тянется к пупку ребёнка из окровавленной растянутой пизды, и оставляем лишь невидимую ниточку плоти, которую чадо должно оборвать самовольно, и вот – связь с отважной родительницей утрачена, и эмбриональная нега навсегда оставлена в прошлом! Новая жизнь! Новый кошмар! Новый чудесный мир! Сухой! Внеутробный! Кричи же, прелестный итог эксперимента, кричи во всю силу своих фасолевых трахей! И мы захлёбываемся в своём многоруком аплодисменте, и молодая, заёбанная родами мать хлопает в свои спазмически артритные клешни, и наше обескураженное таким феерическим приёмом дитя тоже сводит и разводит гладкие ладошки, растопыренно фалангизируя!



О, влажный блеск святой вагинальной реторты! – мы видим, как члены младенца, выстройняясь и мускулаторно произрастая нам навстречу, покрываются тёмными волосками половозрелости! Ребёнок стремительно увеличивается в размерах, осеняя подвальный сумрак своей светящейся упругой кожей, и самим своим нелинейным ускорением роста постулирует торжество экспериментального зачатия над банальным первобытным промискуитетом! Очаровательное перевоплощение голосовых связок! Щетина, окутавшая его секунду назад округлый младенческий подбородочек! Вытянувшийся и потемневший корнеплод пениса! Мегалопическая копна иисусовых волос! Прекрасный античный торс нашего свежеисторгнутого сына и почва его мощных грудных мышц, дающая кучерявые всходы гипертрихоза! Мы счастливо сингулируем всем коллективом в лучащуюся радостью отцовства точку, а мать голема, эта стахановская вульва, пережившая семимесячную посткоитальную кому, но всё же, по выходе из оной, давшая бешеную жизнь – она скукоживается и корчится на операционном фанерном столе, и обвислый, дряблый мешок её послеродового живота отвратительно гармонирует с обвисающим, дряблеющим мешком всего её тела, о, как мерзко хлюпает хрустящее створожившееся содержимое её нагноившихся бубонов! Здесь и сейчас наука и религия слипаются воедино! Здесь и сейчас! Мы, теоретики и практики интерклиторальных путешествий, изобретатели антиседативных препаратов, жрецы тератогенеза! – мы, учёные умы и светила подвальных опытов, здесь и сейчас становимся богами! Мы – вне времени! Мы свидетельствуем божественную перемотку, и пред нашими небесными очами год проходит в две секунды, а за три минуты вытекает целиком человеческая жизнь в красно-жёлтых сполохах чудесного стробоскопа! Наш сын рычит, потрясая пушистой гривой, и на его широкие плечи осыпаются волоски, первые сигналы старения, неминуемого старения, старения, хахахахахахаааааа, с о с т а р и в а н и я! Научно-экспериментальная божественная супруга катышками праха разлетается по подвалу в зябких потоках сквозняка и струится в мозглом воздушном лабиринте! Наш напряжённый экстаз требует немедленной мастурбативной разрядки, но мы не смеем идти на поводу у плоти, присутствуя на величайшем короткометражном бытии! Вот он, наш седеющий ребёнок со спастически пульсирующим мозгом! Сын богов, дитя пыли, жених смерти.



Практически неуловимая скорость дерматического шелушения, гниение внутренних органов, отмирание слизистых оболочек, повсеместные аппаратные сбои – и это уже на третьей минуте бытия! От нашего зачарованного многоглазого внимания не ускользают ни дрожь в его костлявых коленках, ни вероломная мимикрия наглых раковых клеток, наплевавших на высшую раковую меру сурового капсулирования, ни смегмоидный насморк его сушёных гениталий, ни стыдливая цинга и расслоение бурых ногтевых пластин, ни вихреобразная циркуляция старческих пигментных пятен, образующих карту его страданий – ничто не остаётся вне нашего божественного надзора! Потусторонний стробоскоп! В красной вспышке проявляются его ненатянутые горловые жилы, в жёлтой вспышке проступает его рыхлое пузо, в красной вспышке разлагается его пористая печень, в жёлтой вспышке клокочет его густая, жирная кровь, застрявшая в аорте, в красной вспышке его парализованные ноги, в жёлтой вспышке его анемичное лицо, в красном его последний вздох, в жёлтом, в жёлтом, в ёбаном жёлтом! Вот и всё, ты прожил замечательную, богатую бессобытийностью жизнь, жил, ничего не понимая и умер, как жил, и теперь на твои останки плавно оседает пыль – серая взвесь материнского праха, смешанная с песком, и сухой слюной твоих отцов, и мёртвой кожей теперь уже постороннего тебе тела, луноликий обитатель вонючего подвала! Прекрасный опыт! Божественное открытие! Плод спермовой бомбардировки из всех орудий по единой цели гостеприимной яйцеклетки! Мы, правда, так и пребываем в неподвижном охуении, сбитые с толку твоей быстротой, но всё равно мы очень рады были видеть твои взлёты и падения, мудрёные хитросплетения твоих жизненных ситуаций, и разгадывать твои потаённые мысли о жизни, наш дорогой сын!



Но что это, мы обнаруживаем, что способны видеть свет в конце глубины! Гораздо ниже нашей потакающей своим желаниям жалкой дырки в жопе! Побеждённые, мы уступаем и придвигаемся ближе к самозародившейся пустоте! Мы можем найти здесь комфортную жижу трупных соков, мы можем найти мир в пределах пустоты! О, как ничтожно наше открытие! Это зовёт нас! Это зовёт нас! Это зовёт нас! Это зовёт нас! И в наитемнейший момент эмбрионального плача луна маловаттной запыленной лампочки открывает нам великую тайну! Лампочка под паутинистым потолком, наше доверенное лицо, столь же полное и яркое, как мы, чуждый потусторонний хуев свет! Миллион лёгких сокращений проходит по нам, и мы постигаем великую тайну трёхминутного монолита! Источник жизни ярок и бесконечен! Источник жизни реанимирует безнадежное! Без него мы лишь безжизненные мечтающие сателлиты! И мы вынимаем голову из анальной оклонаучной истерии, навеки избавленные от сомнений, и мы больше не желаем кормить свою самовлюбленность, и мы должны замучить эго прежде, чем грянет катарсическое раскаяние, и просим свет спасти нас, и он изымает нас прежде, чем мы начинаем чахнуть! Прежде, чем мы начинаем чахнуть! Прежде, чем мы начинаем чахнуть! Прежде, чем мы начинаем чахнуть! Мы должны замучить эго прежде, чем грянет катарсическое раскаяние! Оставить позади этот родильный подвал пыток, хохотать, изблёвывая всё то отрицательное, слепое и циничное, что толкало нас на полигамные изуверства, и, наконец, понять, что все мы – единый сперматозоидный разум! Позволить свету лампочки коснуться нас, позволить излиться её огненному раскалению, позволить ему пройти сквозь нас, даря нам надежду новых трёхминутных открытий и причину барахтаться и впредь в этом экзистенциальном говне логически обоснованного безумия! Прежде, чем мы окончательно зачахнем…