Унтер-офицерская вдова : Дом женщин.
Женщин всегда было трое. Иногда во двор выходила бабка Немухина, основательно усаживалась на старый табурет без одной ножки, замененной разъезжающейся стопкой кирпичей, в руках она держала необъяснимый крючок для вязанья. Крючок был металлический, и даже имел какой-то специальный номер, например, семь, понятный рукодельницам, к каковым бабка Немухина не принадлежала никогда.
Рукодельницей можно было назвать Дарью, но тоже с большой натяжкой, ее диковатые плетения в технике макраме зачастую принимались гостями дома за что-то совершенно иное, сова казалась кроликом, собака – медведем, а царевна Лебедь – вообще белкой. Обидную белку придумал эмигрант-возвращенец Петр Ильич, сосед сверху, за что был бит Дарьей по щеке собственно Царевной-Лебедем.
Третьей долгое время оставалась кудрявая Вероничка, пока неожиданно для всех не родила дочь и не назвала ее Агнесса — «непонятно, с каких щей такое барство» — прокомментировала бабка Немухина, поджала и без того впалые губы, и умерла ровно через девять дней.
Просто это такой дом, негромко говорили на похоронах, в нем могут жить только три человека. «Три женщины», — уточнял упившийся в хлам Петр Ильич, сосед сверху, потом хрипло рыдал и был уводим на лестницу, от греха.
Николай появился сначала как Дарьин сотрудник по работе в трамвайно-троллейбусном депо, невзрачный мужчина общего типа с отколотым передним зубом. Дарья метала на стол свою неумелую еду: переваренные макароны и котлеты из Кулинарии рядом. Кудрявая Вероничка прыгала с малышкой Агнессой на руках, Агнесса показывала пухлым пальцем и говорила: «Бу!», Николай раздвигал губы, обнажая как раз кривую линию зубов, что-то рассказывал про будни водителя троллейбуса с умением выполнять слесарные работы. Клен во дворе неохотно терял пятерни листьев, некоторые еще были не вполне желтыми.
В это вечер Николай еще не оставался. Но Дарья взяла ситуацию под контроль, освоила картофельное пюре, пирожки с луком и квашеную капусту, Николай вскоре зашастал по дому в длинных трусах из ситца диковатой расцветки и с обнаженным скромным торсом.
Малышка Агнесса топала ножками и говорила свое «бу», кудрявая Вероничка пристроила ее в ясли-сад, вышла на работу в районную поликлинику, колоть пенициллин и болезненные витаминные уколы жилистым старухам и кому придется.
Как-то она вернулась домой и обнаружила в своей комнате, традиционно лишенной замка, Дарьиного Николая – он с любопытством разглядывал корешки редких книг, в основном зарубежной классики в немудреных переводах середины прошлого века. Вероничкина мама не расставалась с книгою, но давно, и Вероничка, ровняя садовой лопаткой бровку цветника на могиле, признавалась, что так и не прочитала ничего, времени не хватает. Да и желания нет. Глаза устают. Мама прощала ей.
«А ты ничего», — удивился Николай, притянул ее к себе за руку, Вероничка проехала полметра по крашеным половицам, она не закрывала глаз и все видела.
Через год, наполняя личный эмалированный чайник с цветком на голубоватом боку, она вежливо попросит Дарью неделю присмотреть за малышкой Агнессой, потому что собирается в роддом, «только неделю, не больше, пожалуйста, пожалуйста». Дарья расхохочется и ответит, что надо было сначала думать, кто именно будет сидеть с первым ублюдком, пока ты рожаешь второго, и шумно выйдет из общей кухни, по пути поддав хорошенько какое-то свое же макраме-творение, лягушечку или букет пламенеющих маков.
Вероничка закусит губу и посмотрит на Николая сложно и выразительно. Николай разберется в сложном выражении, все поймет и осторожно постучится немного позже в ванную комнату. Там уютно гудит колонка, шумит вода и намыливает свой вздутый живот Вероничка, она не расслышит стука. Тогда Николай подденет ножом ненадежную дверную задвижку, и шагнет внутрь. В руках у него настольная лампа, незамысловатой конструкции, успокоительного зеленого цвета и с удлиненным шнуром, ни слова не говоря, он подключит ее к сети и аккуратно поместит в полную воды ванну.
Николай многое знал про электричество, профессия научила. Все-таки водитель троллейбуса, да с умением выполнять слесарные работы.
Поминки устроили превосходные, только пироги Дарья заказала в столовой трамвайно-троллейбусного депо, боялась не управиться с тестом. Гости удивлялись, для чего покойнице понадобилась лампа в ванной комнате, «да она читала постоянно, — печально отвечал Николай на правах мужчины и главы всего, — наверное, света мало показалось… Наша девочка… Посмотрите, сколько осталось книг!..»
Дарья с красным от плиты лицом гладила по наследственно кудрявой голове малышку Агнессу, собирая ее в Дом Ребенка, новую лампу она приобрела незамедлительно, только ярко-желтую. Дарье не составило никакого труда через приличесвующее время эффектно навестить Николая в ванной, блаженствующего с дымящейся папиросой в теплой воде, ноги его были согнуты в коленях, на коленях прорастали темные волосы, довольно густые. Странно, что Дарья обратила на это внимание только сейчас, когда точно метнула ярко-желтой лампой по этим темным волосам, Николай кричал. Довольно долго, показалось Дарье, хотя явно не дольше положенных считанных минут.
Агнессу месяца через три удалось взять под опеку, много хлопотали Дарьины коллеги по трамвайно-троллейбусному депо, представили ее правдивые чудесные характеристики. Лично заведующая кадрами Ева Борисовна Половинкина-Куповых ходила ходатайствовать в высокие инстанции, обращая внимание на череду несчастий в Дарьиной бабьей жизни. Высокие инстанции милостиво согласились с чередой несчастий, все получилось, и в третью комнату Дарья стала пускать жильцов, строго по одному. Только женщин.
«Только у нас электричества нет» — честно предупреждала она, «Да как так нет?» — удивлялись жильцы строго по одному, только женщины, «да нет и нет, а нам и не нужно, в холодильнике все равно ничего не залеживается» — шутливо отвечала Дарья, а малышка Агнесса держала ее за руку, или за юбку, если рука была занята чем-то иным.