Бесан Алексей : зависимость
23:32 18-03-2010
Зависимость.
— Эй, ты там?!
— Это ты Там, а я – Тут.
— Какой еще там Проститут?
— Не проститут, а Гешталь-Тут.
Наши дни, затерянные чёрте где — где-то в глухой тайге…
Едкий сизый дым густыми клубами заволакивал покосившуюся придорожную пивнушку. Приезжему казалось, что немногочисленные посетители растворились в нём. Толи от выпитого, толи от нехватки воздуха, серые фигуры завсегдатаев, то расплывались, то сливались в этом смраде.
Тошнило. Жутко гудела и кружилась голова. Злые, больные, усталые глаза слезились. Длинные, прямые, седые волосы, словно нарочно, издеваясь, упрямо лезли в них, и он, периодически, рывком головы, закидывал их назад, заглатывая очередную рюмку водки. Потрёпанная шляпа с драными полями лежала перед ним на столе, отбрасывая тень на кружку дешёвого пива.
Облокотившись на спинку стула, небрежно раскидав под столом усталые ноги, увенчанные тяжелыми, казалось пудовыми сапогами, хмурый детина разом осушил кружку. Знаком приказав половому повторить, в упоении закрыл глаза, наслаждаясь приятной истомой, враз охватившей всё тело, не обращая внимания на струйки пива, стекавшие вниз по его растрепавшейся бороде и падающие на то, что когда-то было рубахой. От долгих скитаний плащ его стёрся, пропитался дождём и грязью, и теперь никто, даже сам хозяин, не смог бы сказать, какого он изначально был цвета. По тем же причинам невозможно было определить и возраст владельца.
Ничего не было представлено в его пьяном сознании, лишь радужные круги, сменяя друг друга, феерично рассекали густую пелену тумана, всё ещё упрямо стоящую перед глазами.
Драная кабацкая кошка, мурлыча, тёрлась о его сапоги, невольно стирая собой дорожную пыль. «Чёртово создание»,— даже не взглянув на неё, подумал Седой, уронив на пол рыбий хвост. Кошка, благодарно урча, и ломая зубы, принялась грызть этот окаменевший фрагмент тараньки, датируемый началом прошлого века.
Тело детины, явно довольное отсутствием необходимости двигаться, благодарно растеклось по стулу. Со стороны оно напоминало замерзшую глыбу, большую кучу мусора, или же очередное изваяние знаменитого бездарного скульптора.
Коротающие за соседним столиком время местные мужики, сперва изредка кидавшие на него косые взгляды, озадаченные молчаливым присутствием незнакомца, вскоре потеряли к нему всякий интерес. Вновь оживлённо загалдели, перетирая извечный вопрос о радостях семейного быта.
Тусклый свет, сочившийся из единственного слухового окна, падал, обнажая облёванный пол центра пивной. Потолок отсутствовал, и рубленые стены поддерживали покосившуюся двускатную крышу. Завораживающие ощущения возникали у всяк зашедшего в этом строении, снаружи напоминающего одноглазого циклопа.
Пять столиков, образовав собой круг, сливались в больном сознании в пентаграмму, обнажив внутри себя пространство, периодически умело используемое посетителями, местом выяснения отношений, при невозможности внятной аргументации своей правоты.
Этот, порой тоскливый, порой шумный «циклоп», был излюбленным местом непритязательного местного люда. И, несмотря на свою убогость, он поистине был оригинален в сравнении с немногочисленными постройками на сотни вёрст вокруг. А единственный его глаз, отражая свет, гипнотически притягивал, всякого проезжающего.
Незнакомец открыл глаза и залился густым чахоточным кашлем. Тошнота усилилась. В горле стоял мерзкий комок. Сколько прошло времени – час, день, месяц, он не помнил. Косой пьяный угольщик, за соседним столиком, подмигнув, выпил стакан сивухи, и тут же наполнил снова. От вида кривой, ухмыляющейся рожи передёрнуло. «Нет, это не то, не то место. В путь. В дорогу. Я и так надолго здесь завис».
— Человек! – гаркнул Седой. Храпевшая рядом кошка, испуганно шарахнувшись о каблук, кинулась прочь.
— Чего изволите?
— Конь мой готов?
— Господин, ваша кобыла околела,— извиняющимся голосом промямлил подавальщик.— Даже в стойло не успела войти, загнали видать,— шмыгнул он носом, на всякий случай попятясь.
— И эта вонючая колбаса, что давеча мне пришлось жрать – следствие этой трагедии?
— Что вы, что вы! — испуганно отпрыгнул половой.
— Что ж, некогда мне выяснять, что да как. Достань поскорей лошадь, да повыносливей.
— Всегда к вашим услугам, всё для комфорта клиента, но лошадь…. Н-нет, в округе ни одной не осталось.
Он ещё ниже согнулся, скукожась душой и телом, в ожидании оплеухи, так, что слышно было, как хрустнули его позвонки.
— Что, всех пожрали, коноеды?
— Нет, нет! — уже и вовсе охваченный ужасом, заверещал прислужник, не в силах поднять глаза на в миг преобразившегося посетителя, уже казавшегося ему грозным. – Мор на них напал, дохнут окаянные. Как сглазил кто. Но, вы не сердитесь, обещали новых прислать,— облизнулась лукавая морда.
— Когда же?
— Со дня на день.
— Давно обещали-то?
— …Осенью.
— Так июль.
— Ещё той.
— Так, понятно.
Пьяный люд, оторопело, с интересом, наблюдал за беседой.
— Ишь, бля… Кобылу ему подавай – раздался недовольный возглас пьяного извозчика. Сожрали его… её… вишь, бля… Не нравится… Тут всем кобыла нужна… И, все, бля, ждут. Не выёживаются. А энтому вынь, да подай. Щас. От дохлого осла уши. Я, вона, третий месяц дожидаюсь. А н-не нравиться, пешкодралом чеши, коли не в мочь.
Собутыльники, приободрившись, одобряюще загалдели: всем, дескать, куда-то нужно…. Правда, куда, зачем теперь мало кто из них помнил. Навеки пленила и безмятежно очаровала их дохлая конина, пиво, самогон, всегда в избытке, наличиствующие в чреве «циклопа».
На соседнем хуторе воем залилась чья-то собака. Хозяйский пёс упоенно вторил ей со двора. Постояльцы, потупив взоры, молча принялись жевать. Где-то, не уступая псам, заголосила какая-то бабка.
— Чтоб вы сдохли, трупоеды! – рявкнул Седой. Напялил шляпу, хлопнув дверью, подался прочь из корчмы, оставляя позади недоумевающего «циклопа».
Контингент пивной ещё минут пятнадцать обсуждал странного залётного хама. Но, запутавшись в деталях, кто приезжал, когда, кто и кого съел, послал, пугал и боялся, выпив, засомневались, был ли он, кто он был и вообще был ли он здесь и он ли здесь был. И что это вообще было, если вообще было хоть что-либо: мнения разделились, точнее – разошлись. Выпив еще, дружно решили начхать, но на кого, уже никто и не мог припомнить.
Лесная тропинка. Откуда он шёл, человек не помнил. Куда, понятия не имел. Но точно знал, зачем шёл, чего хотел и что искал. Так, брёл по тропинке, обдуваемый ветрами, и согреваемый солнцем. Мысленно, он продолжал бродить по лабиринту своего опыта, окаменелых ощущений и чувств, меняя скорость, направление и характер передвижения, тщетно пытаясь найти бракованную плиту, скрывающую собой гнилую могилу вампира, ухитрявшегося пить кровь даже сейчас. Это психологи говорят, что опыт ложится на бессознательное, оно может и так, но он-то точно знал: коли тошнит и чего-то болит, значит съел что-то не то. И отравленный продукт упрямо осел где-то в теле, какой-то его части. Хорошо если он ещё не успел целиком его переварить. Тогда, он в желудке. Хреново другое, он знал, что, точнее, кого сожрал, проглотил целиком, ещё точнее, выпил, и на какой стадии распада находится сейчас этот гадкий вампирёнок. Он заглотил его не думая, не жуя, целиком, просто потому, что был голоден, а несмышлёныш попался под руку. Даже вкуса толком не почувствовал, так, набил живот по привычке. Вот и получается, что большой рот, не всегда выдаёт обладателя хорошего вокала. И беспокоившую его эту мелкую дрянь нужно просто-напросто выблевать. Но, вот выблевать как раз-таки, он и не мог: слишком велик кровопивец оказался.
Лишённый коня, не привыкший к долгим пешим переходам, очень скоро устал, выдохся и еле-еле, из последних сил, словно мул, всё же упрямо плёлся вперёд. Ломаясь, сухие ветки трещали под ногами. Обессилив, он, всё чаще спотыкаясь о причудливые корни, падал и поднимался. Всё расплывалось перед глазами и он, периодически натыкаясь лбом на очередное дерево, высекая искры из глаз, калечил обоих, невольно оставляя зарубку на очередном стволе. Сквозь боль и слёзы, чертыхаясь, отчаянный ходок пробирался вперёд, крепче сжимая зубы, успокаивая себя знанием того, что этот поворот не тот, и больше он здесь уже не расшибётся.
Невольно вспомнилась юность, когда молодым он шёл напролом, как дятел, ломая лбом деревья, не зная других способов достижения цели. От частых столкновений и падений на его теле уже не оставалось живого места. От пят до корней волос оно покрылось множеством ушибов, ссадин и прочими увечьями. Тяжесть в плечах, животе, усиливающаяся слабость в коленях, всё с большей силой неуклонно клонила его к земле. От нестерпимого жара, ещё минуту назад охватывающего всё тело, прошибающего пот, кинуло в ледяной холод. Сделав над собой усилие, он рванулся вперёд, к лесной опушке. Колени подкосились, и, споткнувшись на ровном месте, человече вылетел на залитую светом поляну, плюхнулся физиономией в единственную, не высохшую в лесу, лужу.
Стоя на коленях, вследствие столь болезненной встречи с землей, не в силах шевельнуться, глядя в мутную жижу, давясь кашлем и тошнотой, рыча и матерясь, самозабвенно блевал.
— Оооо-о, Б…ДЬ! Сука!!! – на белый свет из глотки вывалилась жутко симпатичная тварь.
— За… бла! Ни х… я себе! Здоровая какая! Как же я её целиком заглотил-то?! Пошла вон!
Создание, ослепляя милой улыбкой и шурша чешуёй, пробормотав «Сам виноват», неспешно ретировалось.
Человек откинулся назад, ложась спиной на мягкий сухой мох.
Двухлетний кошмар кончился. Глядя в голубое небо ясными глазами, полной грудью вдыхал свежий лесной воздух, наслаждаясь его ароматом. На щеках заиграл румянец. Радуясь как ребёнок, наблюдал за щебечущей птахой, присевшей на его башмак, всё отчетливей ощущая каждую клеточку своего тела, наливающегося былой молодостью и силой.
Поднявшись, выпрямив плечи, оглядев себя, симпатичный, но потрёпанный, тридцатилетний мужчина, твердой, неторопливой походкой зашагал к реке.
От автора
«Зависимость» – первый из серии рассказов книги «Путь гештальтиста», незаконченной по сей день. Рассказ, безусловно, отражает переживания автора, его особенности, соответствующие различным жизненным срезам. Но, честно говоря, жизненные этапы в рассказе перемешены и любая интерпретация особенностей автора лишь исказит картину моей внутренней сущности, так как любой аналитик привносит своё. Посему, Уважаемый читатель, если прочитанное вызывает у Вас какой-либо интерес, прошу, обращайтесь непосредственно к виновнику этой белиберды – ко мне: буду рад любым отзывам.