пашол блювать : Гильотина и хомячок

- Миха-а-а-ал Степаныч! а Михал Степаныч!
"Вот же ж тупая пиздень" - с тихой тоской подумал Михаил Степанович. "Самостоятельно даже жопу не в силах вытереть". Откуда-то из района копчика у него поднималась глухая неприязнь. Она безжалостно размывала периодически скапливающееся где-то в том же районе никогда так и не реализованное желание по-быстрому выебать свою лаборантку.
Глупая Марта отвлекла Михаила Степановича от невероятно приятного занятия. Он восхищенно рассматривал только что распакованное приспособление, которое его лаборатория заказала еще несколько месяцев назад за границей.
"Ну, все. Пиздец уебку" - блаженно высветилась в сознании Михаила Степановича фраза, но почему-то на французском языке. Ах, ну да. Это же была гильотина. Изобретение французов, орудие быстрой смерти, средство гуманного умерщвления в миниатюре. Гильотина для мелких лабораторных животных, с массивной подставкой и двумя толстыми лезвиями. Одно из них было неподвижно закреплено в подставке, другое двигалось сверху вниз при помощи изогнутой рукояти. Головка рукояти по форме напомнила Михаилу Степановичу собственный хуй, и когда он взялся за нее, хуй немедленно зашевелился в штанах, как будто в предвкушении сеанса дрочки. Оба лезвия имели выемку V-образной формы, предназначенную для головы животного.

Михаил Степанович лично убил тысячи животных на своем веку: мышей, крыс, морских свинок и кроликов. Нельзя сказать, что он когда-либо испытывал при этом удовольствие. Нет, извращенцем он, конечно же, не был. Он был советским ученым, облеченным доверием партии и правительства. Ему доверили разрабатывать средства защиты от психотропных препаратов, которые потенциальный противник мог использовать в качестве химического оружия дабы вывести из строя молодую, неокрепшую психику личного состава Советской Армии и Военно-Морского флота. Но всем хорошо известно, что защищаться можно по-всякому, в том числе и нападением.
На этом, пожалуй, надо остановиться, так как с работ Михаила Степановича до сих пор не снят гриф секретности.

Но почему же он так наслаждался, гладя массивную рукоять гильотины? Дело в том, что у Михаила Степановича кроме потенциального врага - агрессивного блока НАТО - был еще и персональный враг, как у всякого уважающего себя мужчины. Врага звали Фомой, и куплен он был женой Михаила Степановича по настоянию дочки Шурочки, которая давно выклянчивала у родителей какую-нибудь живность. Михаил Степанович предлагал принести с работу морскую свинку, но дочке взъеблось заиметь именно хомячка, и именно трехцветного. Фома был очень наглым скотом. Естественно, он получил самые немыслимые привиллегии от женщин Михаила Степановича. Но самым неприятным было то, что хомяк, как и многие грызуны, был ночным животным. Днем, когда Михаил Степанович был на работе, Фома дрых. А ночью, когда уставшему ученому очень хотелось поспать после напряженного рабочего дня и палки, со старанием брошенной любимой жене, пушистая тварь начинала буянить. Фома шумно грыз все, что находилось в клетке, с упорством Юрия Гагарина, тренирующегося перед полетом в космос, крутился в колесе, и всеми возможными способами пробовал на прочность клетку, очевидно, на предмет съебаться.
Михаил Степанович ворочался, скрипел зубами и шепотом матерился, тем самым прогоняя остатки сна. Жене, мирно сопящей рядом, все было похуй, или, вернее, до пизды.

Попытки вынести бузотера на балкон были жестоко пресечены на основании того, что "Фомочка может замерзнуть". Однажды Михаил Степанович, не выдержав, перенес клетку в ванную комнату. Выйдя, он прислушался, приложив ухо к двери. Тупая тварь, не просидев спокойно и минуты, начала опять шумно дрочить клетку. Несомненно, акустика в ванной комнате была превосходной. Михаил Степанович в ярости ворвался в ванную и сорвал крышку с клетки. Хомяк немедленно выставил довольное ебало в сторону Михаила Степановича. Усы и губки его шевелились, как будто силясь произнести: "Ну что, мудель, отсосал?"
Не в силах более сдерживаться, Михаил Степанович быстро поднял руку и отпустил щелбан невероятной мощи прямо в темя ненавистной скотины. Хомяк упал, извернувшись в воздухе, как будто сраженный пулей в голову. Лежа на спине, он беспорядочно засучил лапками.
Затем задышал, судорожно открывая рот. "Пиздец, агонизирует" - мелькнуло в голове у Михаила Степановича. Ему тут же стало жаль хомячка, потом его накрыло волной животного страха при мысли о том, что придется объяснять смерть животного жене и дочери и лицезреть их слезы отчаяния. Он схватил уже неподвижное тельце и стал ритмично сжимать грудную клетку. Хомяк задышал и через несколько мгновений открыл глаза и стал дрожать. В этот миг в ванную зашла жена.
- Что ты делаешь? - с удивлением спросила она.
- Да вот, хммм... глажу...накатило что-то...стресс наверное, говорят, надо животных гладить...
- Пойдем, лучше меня погладишь, - зевнув, с улыбкой сказала жена и полезла в ванну подмываться. Михаил Степанович схватил клетку и пулей выскочил в дверь, радуясь своей находчивости, и повторяя как заклинание: "Только бы не сдох до утра". Другая мысль, назойливо долбящая его, была: "Неужели я садист?" При воспоминании о хомячке хуй встал, как у восемнадцатилетнего. Но потом, яростно засаживая во вкусно пахнущую пизду охающей жены, он легкомысленно списал поведение хуя на неожиданно свалившееся на него с неба посреди ночи предложение поебаться. Хотя, с другой стороны, это было не впервые...

Фома не сдох, но черепно-мозговая травма сильно повлияла на его поведение. Шуметь он не перестал, но стал еще более отмороженным: начал злобно кусаться при попытке взять его на руки. На женскую любовь к нему это практически не повлияло.

Хронически не высыпающийся Михаил Степанович стал выпивать по три чашки черного кофе в день и много курить. У него дрожали руки и часто возникало непреодолимое желание плюнуть в рожу секретарю парткома, когда тот начинал нести очередную ересь, или отпиздохать своего непосредственного начальника. Ночью спать уже не хотелось, короткий и не приносящий облегчения сон приходил только под утро. Чувствуя, что добром это не кончится, он стал, по совету инженера Петровича, принимать "по сто". Первое время сон наладился, но зато перестала давать не переносящая запах перегара жена, что отнюдь не добавляло душевного равновесия.

После очередного отказа хмельной Михаил Степанович первый раз в жизни послал любимую жену. Он хотел послать ее нахуй, но вовремя остановился, вспомнив, что женщин нахуй посылать нельзя - могут пойти. Поэтому был произнесен нейтральный вариант - "к ебанной матери". Обидевшаяся жена и это поняла буквально. На следующий день у дочки начались весенние каникулы, и придя домой, Михаил Степанович обнаружил послание, извещающее его о том, что его женщины отбыли к бабушке, а ему предстоит "подумать о своем поведении" и "не забывать кормить Фому".

Волна грустных воспоминаний отступила.
- Что там у вас, Марта? - недовольно спросил Михаил Степанович.
- Свинки партии "А" отработали "лабиринт" на препарате "216 бис". Усыплять?
- Да. Ну-ка дай сюда одну.
Михаил Степанович посадил животное под стеклянный колпак, где уже лежала пропитанная хлороформом ватка.
Через несколько минут свинка была обездвижена. Михаил Степанович снова почувствовал приближение эрекции.
Введя голову свинки в отверстие, ученый резко нажал на рукоять гильотины. Голова с сухим треском упала в раковину, рот животного механически открывался и закрывался, как у рыбы, вытащенной из воды, как у ебнутого по голове хомячка. Тело, лежащее на подставке, конвульсивно дрыгало лапками, фонтанируя алой кровью из перерезанных сонных артерий. "Сука. Казнить пидораса, за все" - вдруг мстительно прошипел Михаил Степанович.
- Что вы сказали? - удивленно спросила Марта.
- Них... ничего. Раствори мне "216-бис", обычная доза, на физрастворе. И можешь быть свободна.

"Зачем я это сделал" - запоздало зашевелилась мысль. "А, похуй. Не спирт же глушить, как Петрович... "

Открыв дверь квартиры, Михаил Степанович услышал, что в комнате кто-то насвистывает. Нащупав под шкафом монтировку, он рванул на свист.
- Здраствуй, любимый. Я решила, что тоже была не права. Оставила Шурочку у мамы и решила устроить тебе маленький сюрприз.
- БЛЯААААААА! - завопил Михаил Степанович. Монтировка, выпав из руки, оторвала кусок его правого ботинка, подпрыгнула, отскочив от пола, и зависла в воздухе, искря, как бенгальский огонь. Из дыры в ботинке фонтанчиком ударила алая кровь. Михаила Степановича стошнило на новый палас.
- Миха-а-а-ал Степаныч! а Михал Степаныч! - издевательски копируя Марту, закричала жена. - Вы усритесь мне еще здесь, любезнейший! а пальчик свой слабо в гильотину сунуть, а? Хрусь! - и нету!
- Ну ладно, перестань уж смеяться, помоги что ли...ботинок снять. А потом телевизор посмотрим.
- Нет, мы с Петровичем пойдем Фому выгуливать. Ему надо чаще бывать на воздухе.
Петрович, грубо оттолкнув Михаила Степановича, руки и ноги которого вдруг стали ватными, от входа, стал выкатывать закрытую детскую коляску в прихожую.
Михаил Степанович хотел заглянуть внутрь коляски, но почувствовал, что очень не хочет увидеть внутри голову морской свинки с ходящей ходуном нижней челюстью. Затем он подумал, что скорее всего, там их четыре.
Цифра "четыре" засветилась справа изумрудным цветом, ка на циферблате электронных часов, да так, что Михаил Степанович почувствовал ее запах, запах гниющих водорослей. Вздохнув, он пошел в спальню снимать ботинки. Маленького пальца на правой ноге, конечно, не было.
Опять испугавшись, и ощутив, что приступ тошноты возвращается, он лихорадочно ощупал все свое тело и пересчитал все пальцы. Не хватало еще двух на руках, а на левом ухе выросли колючки, похожие на шипы роз. Подергав ухо, Михаил Степанович обнаружил, что его лепестки падают, издавая сильный розовый запах. Охваченный ужасом, он понял, что теперь не сможет спать на левой стороне до конца жизни. Из темноты за правым плечом секретарь парткома сообщил ему ехидным шепотом, что он, то есть конец жизни Михаила Степановича, не так уж далек, как кажется. Внезапно Михаил Степанович вспомнил, что секретарь уже говорил ему об этом, и что покончить со всем этим можно легко и быстро. А именно, выпрыгнув в окно, как описано в гениальном произведении Леонида Ильича "Малая земля". Пробив стекла головой, он влетел в прохладный воздух, как в воду, не чувствуя боль от глубоких порезов. Его стошнило еще раз на лету, но долгожданного удара все не было.
То ли Михаил Степанович стал слишком легким, то ли он зацепился подтяжками за раму. Вся идея прыжка моментально показалась ему отвратительной и он решил отправиться досыпать. Перевернувшись на правый бок, он уткнулся стоячим хуем в теплую задницу жены.

Яйца моментально стали пульсировать, разрываясь, и Михаил Степанович эякулировал, едва прикоснувшись к женским трусикам. На удивление, хуй не падал, и Михаил Степанович стал гладить жену по ляжкам. "Эта жирная тварь забралась в нашу постель" - подумал Михаил Степанович, исполняясь решимости выебать наглого хомяка. Волосы, а точнее, шерсть на ляжках принадлежала сыто храпящему Фоме.

"Почему мы назвали это животное Фомой, если у нее есть пизда?" - Михаил Степанович казался самому себе очень логичным, рассуждая в момент введения своего хуя в нащупанное им отверстие. Мысль вдруг рассыпалась на слова-кубики от странных звуков, которые были ни чем другим, как писклявым хохотом хомяка. Дырка оказалось не пиздой, а ромбовидным отверстием гильотины. Хомяк стоял рядом, держась за рукоять. Михаил Степанович быстро поймал проклятое животное и побежал к клетке. Хомяк становился все тяжелее и тяжелее, он лежал на руках Михаила Степановича и блаженно щурился.
- А ведь остался ты без хуя.
Михаил Степанович уронил хомяка, который стал по размеру как годовалый ребенок, и схватился за хуй. Хомяк не соврал. Ножи гильотины были настолько острыми, что резкого движения Михаила Степановича в момент, когда он кинулся, чтобы поймать хомяка, было достаточно для отделения хуя от туловища. Михаила Степановича проглотила абсолютная темнота.
***********************************************************************
Эпилог.

Мир тишины и черноты однажды сменился шелестом листвы в распахнутом окне, июньским небом и перекрикиванием медсестер и санитарок в коридорах. Некто, бывший Михаилом Степановичем, сфокусировал глаза на женщине с девочкой, сидящих возле кровати.
- Мама, он очнулся...
- Миленький мой, какая радость!
...
- последнее время ты очень переутомлялся на работе...перегрузил нервную систему, и вот...срыв, ты мог погибнуть...я тоже виновата, конечно, не разглядела...хорошо, соседи услышали шум и топот...подумали, что на тебя напали грабители...
Тебе дали длительный отпуск, мы поедем к морю отдыхать...я никогда тебя не оставлю больше, никогда!

Человек с бритой головой что-то вспомнил и замычал непослушными губами, показывая взглядом в сторону ног.

- А, ты про Фомочку, - засмеялась женщина. Девочка тоже хитро улыбнулась.
- Не волнуйся, милый, он жив-здоров. Конечно, он сильно похудел, но мы вовремя успели. Он тоже ждет тебя, не дождется! Ой, Шурочка, бегом зови сестру!

Михаил Степанович опять впал в кому и не приходил в сознание еще одиннадцать дней. Потом он быстро пошел на поправку.