Куб. : Труба.

Нужно было повернуть.

– Тяни! Тяни! – панически закричал я.

– Я тяну, тяну! – истерически заорал Макс.

В траншее были проложены две трубы диаметром в обхват рук каждая, по ним отводилась зола с электростанции. По дну траншеи, под трубами, тёк ручей.

Мы славно обкурились доброй травы, после чего я в шутку угнал мотоцикл Макса, пятую Планету с коляской. Макс трусил следом и ругался, я ехал и мне было очень хорошо. Но ведь надо было повернуть.

Всё произошло очень медленно и плавно, и намного быстрее моей реакции. Я медленно летел на мотоцикле в траншею, вниз, к трубам. Мы вместе совершили аккуратный полукувырок в воздухе, за миг до удара разъединились, моя голова первой соприкоснулась с трубой, вспышка. После этого моё туловище сложилось и проскользнуло между труб в ручей. Я лежал на спине, вода покрывала лицо. Прибежал Макс, схватил меня за одежду и вытянул из воды. В этот момент я очнулся и закричал – тяни. А он ответил – тяну.

В тумане, в панике, я выскребся из ручья, встал на трубы, руками дотянулся до края траншеи и выкарабкался наверх. Шатаясь, побрёл в сторону пятиэтажек. Макс что-то верещал позади, он ещё не вылез из канавы. Кровь заливала мне глаза, голова гудела, сильно болела шея, левая рука онемела. Я шёл, а Макс семенил рядом и что-то скулил.

Был погожий летний вечер, пастухи пригнали коров в деревню, хозяева встречали своих скотин, люди сидели на лавочках, ходили куда-то, вообщем – сельский час пик, когда из-за гаражей появились мы. Паника среди населения, машина, больница.

Мне зашили и забинтовали голову, содранную левую часть лица и туловища обработали медикаментами, потом злостная рентгеноскопия руки, шеи, черепа, гипс на руку, ошейник, палата, провал.

Очнулся, толпа родственников, кто плачет, кто смеётся. День рождения всё-таки, девятнадцать лет. Поздравляют. Провал. Проспал около двух суток, иногда приходя в смутное сознание. И вдруг раз – просыпаюсь, и всё так чётко и ясно, и ничего не болит. Полежал, огляделся. Кроме меня в палате один человек, слева лежит, весь в гипсе и растяжках.

И тут заходит Макс. – Привет. – Привет. – Пошли покурим, — я говорю. – А тебе чё, вставать можно? – усомнился он. – Да нормально всё, — отвечаю. Сел, надел трико, встал, пошёл, вышел в коридор, сделал несколько шагов, прислонился к стене, блеванул, вернулся в палату, лёг, вырубился. Проспал до следующего дня.

Соседом по палате был сварщик с раздробленными конечностями, упавший с десятиметровой вышки на четыре кости. Он лежал давно, и лежать ему было ещё долго. Койку справа занял Димон, отрезавший себе часть кисти руки циркуляркой. Койку поодаль занял дед, упавший с берёзы и сломавший рёбра.

Меня лечили, кололи и капали, я пил таблетки и ждал операции по восстановлению руки. Чувствовал я себя сносно, меня навещали и накуривали. Наверное, не следовало накуриваться в таком состоянии, голова болела часто, я много спал.

Потом меня оперировали. Я проснулся, перед глазами шторка, за ней люди скрежещут костями в моём локте. – Я не сплю, — сказал я. Пауза. – Тебе больно? – спросили. – Нет, — ответил. – Спи, — сказали. И я уснул.

Очнулся от дикого шума. Димон сказал, что под окнами во дворе школы ребятишки катаются на картингах. Мне было очень нехорошо. Я привстал на кровати, развернулся, посмотрел в окно, третий этаж, расстояние до дорожки метров пятнадцать-двадцать. Димон иногда пил пиво, у него были две пустые бутылки. Я попросил, он дал их мне. Я открыл окно, выбрал момент, бросил первую бутылку, она разбилась прямо на дорожке. Человек, видимо тренер, радостно крича замахал мне флажком. Машинки остановились, слов человека я понимать не стал, молча бросил вторую бутылку, закрыл окно, лёг и уснул. Потом меня ругали, но ведь это не важно.

Очень смешно стонал дед со сломанными рёбрами, когда неловко поворачивался. Пальцы у Димона не отрастали. Поломанный сварщик лежал. В палату положили знакомого мотоциклиста, он ударился головой и сломал ногу о постамент памятника Ленину. У меня в локте железяка. Последствия травмы головы и курения травы в период лечения ощутимо начали сказываться месяца через три.

Я испытал, узнал и приобрёл много нового, потому что не повернул тогда, за два дня до девятнадцатилетия.