Прол Джэв : Середина Большой Тройки (из рассказов интеллигентного санитара)
человеческих порывов? Слишком банальная идея?
Не, дорогие мои, ежу понятно, что физиология – основа
психологии. Ибо все мы организмы суть. Неужели я ради такого трюизма стал бы
вам мозги парить?
Новизна моей теории в том, что поведение наше определяет
самая ПРИМИТИВНАЯ физиология. Настаиваю на слове «примитивная». Иногда
буквально одна болезнь, а может, и всего один симптом меняет наше поведение
радикально. Под этот тезис, конечно, фактологию подводить и подводить… Ну, да я
на академические лавры и не претендую, но, как должностное лицо с гордым
званием САНИТАР, право на свою медицинскую точку зрения имею. А вы думали, что
я горазд только забытые кольца со «жмуриков»» снимать или судна с чужим дерьмом
до блеска драить?
Так вот, Большая Тройка… Про первый элемент Тройки – запор –
я, помнится, вам уже рассказывал. Ну, и два оставшихся влияют на землян не
меньше. А элементы эти всем вам известны – понос и недержание мочи. Чего
хихикаете? Уж с этими-то фундаментальными состояниями, небось, каждый из вас в
жизни сталкивался? Как это нет?! А детство золотое, голоштанное? Не помните? У
мам своих расспросите, в таком разе. Ну ладно, это я шутю, конечно. Речь-то о
взрослых организмах идёт.
Вы замечали, что с вами происходит, когда вы, скажем, перед
какой-нибудь дальней поездкой, исключающей слишком частые выходы «до ветру»,
напились всяких-разных жидкостей (не обязательно алкогольных), а то и арбуза, к
примеру, накушались, – и вот едете куда-то добрых два часа… Или, например,
зашли в метро с полным мочевым пузырём… А ехать-то через весь город…Как
меняется ваше поведение? Сначала-то вы сидите гоголем, пейзажи за окном (это не
про метро) всякие разглядываете, по телефонам СМС-ите. Но, чем лучше работают
ваши почки, тем неотвратимее наступает то чудесное состояние, которое я называю
«мочевым психозом». Когда растянувшийся до размеров небольшого воздушного шара
мочевой ваш пузырь начинает едва ли не ноги вам раздвигать, тут вам становится
не до СМС-ок! Вы судорожно начинаете напрягать мышцы своей, как правило, не
развитой промежности, и ваш мозг, ещё недавно занятый, возможно, решением
теоремы Пуанкаре (поклон Перельману!) или вариантами ассонансной рифмы, заполняется
только одной лихорадочной мыслью: «Где пописать?» (вариант для воспитанных
дам), или «Где поссать?» (для всех остальных), и начинает ваш мозг не варианты
решения теорем просчитывать, а расстояние до ближайшего туалета, и все редкие
рифмы заменяются одним невольным стишком, в котором первой строчкой глухо
стучит: «Где поссать?», а второй – явно напрашивающееся словосочетание, где
окончанием стоит: «…твою мать!».
Приглядитесь в том же вагоне метро или автобусе к
окружающим. Вот стоит у выхода парень, с ноги на ногу переминается, приседает
слегка даже. Симпатичный такой паренёк. Девушка, рядом стоящая, пытается его
внимание на себя обратить. Девушка тоже – очень даже ничего! Парень без кольца
на руке, но девушку игнорирует, а когда та в попытках своих проявляет невинную
настойчивость – уже и с ненавистью
какой-то поглядывает. Та – в некотором недоумении. Знала бы, милая, что у него
сейчас не любовные приключения на уме, а одна только проза и поэзия: прозой в мозгу
бухает – «Скорее бы эта грёбаная остановка!», а поэзия – тот самый незатейливый
стишок, помните: «Где поссать? – …твою мать!». Ну, это моя небольшая фантазия,
конечно, но примерно так всё и происходит.
Кстати, отсюда какой глобальный вывод можно сделать? Какая
потребность, так сказать, первичнее – потрахаться или вовремя помочиться? С
переполненным пузырём никакая любовь в башку не лезет! Привет гениальному
Зигмунду от санитара Толика! Это – наш пролетарский ответ Керзону, то бишь,
Фрейду.
Да я уверен, что любой из вас подобное хоть раз в жизни
испытывал! И попробуйте припомнить, что вы испытывали в конце, при удачном
завершении такого неприятного эпизода? Что? Облегчение? Да не просто
облегчение! Наслаждение! Кайф просто какой-то! Ощущение, близкое к
оргазмическому. Как говорит мой приятель Сева, «когда я после такой байды
добегаю до туалета, я не знаю, то ли я ссу, то ли кончаю!» Прошу прощения у
дам, а мужчины меня поймут. Согласны? То-то. А то только и слышишь вокруг –
Фрейд, Фрейд… Живи старик в наше время, в мегаполисе каком-нибудь российском,
где на четыре квартала ни одного общественного туалета днём с огнём не найдёшь,
думаю, он бы свои взгляды на мотивацию человеческого поведения пересмотрел бы.
Хотя, почему это я только российские мегаполисы хаю? У
буржуинов тоже косяки в этом важнейшем вопросе случаются. Мне тут прошлым летом
в Риме довелось по турпутёвке побывать. А что вас удивляет? Вы думаете, дядя
Толя только на чёрствый кусок хлеба способен заработать? Поездил я по Европе и
по Азии, поездил, сподобился хоть, как турист, мир повидать. Впечатления,
должен заметить, неоднозначные.
Вы представляете, в этом Вечном городе, столице развитого
капиталистического государства, практически негде помочиться! Не найти
завалящего общественного туалетика! И Вечный город буквально пропах мочой.
Истинно говорю! Куда ни ткнись, везде по углам и поребрикам, тьфу, – бордюрам
то есть, замечаешь характерные лужи, и отовсюду прёт этот запах аммиака,
ностальгию навевающий… Что характерно: в Риме, по причине знаменитой
итальянской жары, на каждом шагу – разнообразные фонтанчики с питьевой водой.
Мы все поначалу восхитились: вот ведь, мол, проклятые буржуины, проявили заботу о туристах! Ну, а когда
выяснилось, что о логическом завершении этой заботы римские власти и не
подумали, то мы уж и не знали, как это расценивать. В советские-то времена мы,
ясен пень, всё бы на идеологическую диверсию Запада списали, а тут – не знаю,
что и говорить. Так наша группа с растянутыми мочевыми пузырями всё время
римской экскурсии и отходила…
Впрочем, мы с приятелем на римской жаре не только водичку
попивали. Поначалу-то мы с Севой недооценили забывчивость римского
муниципалитета: в противовес высокой температуре хорошо так пивасика
насосались, а потом, естественно «пиво стало искать дырочку», и только наша
группа пошла развалины Колизея обозревать, мы метнулись в ближайший переулочек
отлить. Не тут-то было! Никаких признаков туалета мы не обнаружили ни на этой
улочке, ни на четырёх соседних! Сева
говорит: «Давай вон за деревом отольём, не могу уже терпеть! Я-то на две банки
больше тебя выпил.» «Неудобно, – отвечаю. – Исторический центр всё-таки. Да и
народу смотри вокруг сколько!». Вижу, Севе уже по барабану, есть вокруг народ
или нет. Встал он к ближайшему дереву, «зипер» на шортах дёргает и шепчет
сквозь зубы: «Пусть они нашей, русской, ссаки понюхают, капиталисты проклятые…
Хоть немного русского духа в этой Италии прибавится…» Я было и сам уже хотел к
нему присоединиться – вдруг, откуда не возьмись, патруль карабинеров, итальянских
полицейских, значит, выныривает и бежит прямо к нам, крича на ходу: «Но,
синьоре, но! Си фэрма!» Сева, шёпотом матерясь, молнию был вынужден застегнуть.
Итальянским я не владею, но в Европе я, бывало, английским
обходился – всё-таки спецшколу заканчивал. «Сорри, – говорю. – Уи а рашн
туристс. Хэв ю э тойлет эниуэа?» (Про туалет, значит, спрашиваю). Вроде,
поняли. Хмурые карабинеры, качая головами, начали нам что-то на ломаном
английском с чудовищным акцентом про какие-то «габинетти» толковать, показывая
руками куда-то в разные стороны. Я одно только в их лопотании разобрал – что
ближайший уличный туалет неблизко. Сева всё это время с ненавистью смотрел на
итальянцев, непроизвольно, видать, уже пританцовывая. «Пойдём, Толик, не знают
они, судя по всему, ни хрена. Надо как-то выходить из положения. Не могу же я в
Колизей в мокрых шортах идти. Да и от группы уже порядочно отстали.» Странное дело – у меня к тому времени от
пережитого небольшого стресса сигнализация из мочевого пузыря как-то даже
подослабла. «Пошли, друг, – говорю. – Я
тебе уронить честь российского санитара не позволю.»
Ускорили мы шаг в направлении Колизея, глядим – а карабинеры
за нами устремились. Идут на расстоянии, но от нас не отстают. «А, с-суки, не
доверяют русскому туристу, – говорит Сева. – Боятся, что мы рядом где-нибудь
нассым.»
Попытались мы было оторваться от настырных итальяшек, но они
своё дело знали, нас из виду не выпускали. Чем дальше и быстрее мы с Севой шли,
тем хуже ему становилось. «Всё, Толя, не могу больше. Сейчас прямо здесь всё
вылью. Пусть забирают в участок.»
Тут я смотрю – прямо перед нами появляется небольшой такой
скверик с фонтаном в виде невысокой бронзовой колонны в центре. От фонтана идёт
канализационный жестяной желобок. Около него на корточках сидит итальянский
малыш лет 7-8 и пытается в ручейке от фонтана кораблик запускать. Я Севу дёргаю
за рукав и говорю: «Пошли. Я, кажется, придумал.»
Подошёл я к ручейку, присел на корточки, по-бабьи, метрах в
пяти от того играющего малыша, расстегнул ширинку и начал отливать в ручей всё,
что во мне накопилось. Карабинеры у входа в скверик остановились, из-за фонтана
нам друг друга не видно было. Со стороны могло показаться, что я присел в
ручейке руки сполоснуть, а я, кстати, для правдоподобия свободной рукой и пытался
имитировать в воде выше по течению такие плещущие движения. Сева оценил мою
придумку и сразу тоже чуть ниже меня присел, свой…кхм-кхм…краник вынул и с
выражением несказанного блаженства на вспотевшем лице отлил в ручей не менее
двух литров измучившего его продукта. Отливая, я думал: «Как хорошо, что никто
не видит этой жуткой сцены: среди бела дня в центре Рима сидят два здоровенных
мужика и по-бабьи мочатся в ручей! Картина, достойная пера Айвазовского (привет
нашему патологоанатому Кузьмичу!)»
Когда мы закончили и встали, карабинеры продолжали стоять у
входа в сквер. Похоже, они ничего не заметили. Только малыш-итальянец, опуская
свой кораблик во внезапно пожелтевший ручей поднял на нас удивлённые глаза (мы
в этот момент как раз уже заправляли в гульфики наше съёжившееся хозяйство),
посмотрел на нас очень серьёзно, но ничего не сказал. А если б и сказал, мы б
его всё равно не поняли: итальянского-то мы
не знаем!
В Колизей мы, кстати, с нашей группой успели: у нашего гида
там какая-то часовая заминка с билетами вышла. Знаменитые развалины, конечно,
впечатляют. Но там тоже изрядно попахивало мочой!
Сева мне потом – уже дома, в Питере – как-то сказал:
«Слушай, а как неудобно бабам-то отливать! Я и не думал никогда! Насколько
всё-таки мы, мужики, рациональнее устроены!».
Ну, а о третьем элементе Большой Тройки на следующем
дежурстве поговорим.