Прол Джэв : Первоапрельские проводы (из рассказов интеллигентного санитара)

Ремарка: на конкурZ, объявленный Бывалым. Рассказ получился длинным. Поэтому выложу его двумя частями

Надоели серьёзные рассуждения? Рассказать какой-нибудь случай про Первое апреля?

Так, где у нас календарь… Какое сегодня число? Ага, понятно – Первое апреля уже через три дня. Попробую что-нибудь припомнить.

Вы, кстати, слышали про увольнение нашего патологоанатома – Кузьмича? Ну как же – об этой истории в своё время вся больница только и гудела! А вы все сколько у нас уже работаете? Три-четыре года? А, ну тогда понятно… Молодо-зелено. История эта произошла уже лет десять назад. Я сейчас думаю иногда – жестоко мы тогда всё-таки над Андреем нашим Кузьмичом подшутили…

Расскажу для начала про одно важное обстоятельство, без которого вам непонятно будет, как вообще мне в голову пришла сама идея розыгрыша. Голова моя, кстати, на шутки там всякие, придумки-капустники давно была «заточена», как сейчас вы любите говорить. Я всегда был довольно живого нрава. И в школе, и в институте КВН-ом увлекался. К слову, вот это моё вечное стремление пошутить и не дало мне закончить медицинский институт: меня ж, как вы знаете, вышибли со второго курса. Но я отвлёкся!

А дело вот в чём. Десять лет назад у нашего главного врача Аделаиды Викторовны появилась новая секретарша – Аллочка… фамилию уже не помню. Аллочке этой было лет двадцать пять. Фактурная, кстати сказать, была девушка – что называется, красотка. Но самое замечательное, что тембр её голоса чрезвычайно напоминал – несмотря на существенную разницу в возрасте – голос самой Генеральши, как мы между собой все звали главного врача. Особенно эта похожесть голосов поражала при телефонном разговоре. Наш заведующий Вячеслав Дмитриевич часто жаловался, что когда он звонит в администрацию, то в первую минуту даже не может понять, кто взял трубку – то ли сама Генеральша, то ли её секретарь. Выручало только то, что Аллочка преимущественно тараторила, а темп речи Аделаиды Викторовны был степенный, уверенный – ну, то есть такой, какой и должен быть у главы солидного, большого учреждения. Впрочем, если Аллочка не торопилась, то их вполне можно было перепутать.

Младший медперсонал – то есть мы, санитары и санитарки – не часто появляемся в приёмной главврача. В-основном, при увольнении или устройстве на работу: Генеральша наша всегда находила время лично познакомиться с каждым новым членом своего коллектива. Но я в тот год пытался восстановиться в институте, и поэтому мне пришлось несколько раз самому таскать кое-какие заявления и ходатайства на подпись Генеральше.

Там-то я и познакомился с Аллочкой: чтобы ускорить прохождение документов на подпись, я таскал ей шоколадки и коробки конфет.

К тому времени я уже был опытным санитаром морга, часто поддежуривал в других отделениях: врачей-то ведь у нас всегда хватало, а санитарские руки, да ещё мужские – на вес золота! С Кузьмичом, то есть с ведущим патологоанатомом нашего отделения Андреем Кузьмичём Воскобойниковым, отношения у нас были самые товарищеские – можно сказать, дружеские. Работа в патологоанатомическом отделении (морг, в просторечии) – специфическая. У нас, конечно, не бывает такой перманентной нервотрёпки, как, скажем, в реанимации, или другом каком ургентном отделении, но постоянное соприкосновение с мёртвыми людьми, с их часто (но не всегда!) безутешными родственниками – требует определенного взаимопонимания в коллективе. Общеизвестен и факт, что патологоанатомы часто пьют. Мы тоже, бывало, вечерком позволяли себе пропустить стопку-другую спирта. В том числе, и с Кузьмичём. К тому же, заведующий часто ставил нас с ним в одну смену. Словом, сошлись мы с ним характерами. Хотя характер у Кузьмича был тот ещё! Бывал Кузьмич и резок порой, и не всегда терпим – впрочем, как все настоящие специалисты, которые за дело болеют.

Не знаю почему, но новую секретаршу Аллочку он сразу невзлюбил. Мне кажется потому, что красива она была очень. А Андрей Кузьмич наш хоть мужчина и крупный, но, кстати, уже тогда походил на раздутого такого сверх меры Винни-Пуха с комичным таким, толстощёким крестьянским лицом (корни-то у него деревенские – отсюда и отчество такое редкое по нашим временам). Словом, особой красотой он и тогда не отличался и полагал, что по этой причине у него не ладится личная жизнь.

Хотя я думаю, что причина тут была более очевидная: всё-таки надо признаться, что Кузьмич слишком часто любил приложиться к склянке с дармовым медицинским спиртом. Сам он впрочем, говорил, что «этого требует профессия.»

В отделении нашем работали люди преимущественно весёлые (а в те времена и весьма молодые). Думаю, обывателей, далёких от медицины, это могло бы удивить: обыватель ведь боится морга по определению, считает его самым мрачным местом в больнице. Хотя, по мне так реанимация – по-настоящему страшное место: там ведь люди умирают, а к нам в патанатомию уже «оформившихся» везут. Впрочем, постоянное пребывание среди трупов всё-таки, видимо, отражается на человеческой психике, что приводит к парадоксальным, на мой взгляд, изменениям поведения. Все патологоанатомы и санитары, которых я знал, были люди пьющие и весёлые, с развитым чувством юмора. Кстати, весёлость их далеко не всегда определялась выпивкой, как можно было бы подумать. Вот, к примеру, наш заведующий (кандидат наук, между прочим) Вячеслав Дмитриевич – на дух не переносит пьянство на рабочем месте. И сам, судя по нашим отделенческим корпоративам, пьёт редко и мало. При этом Вячеслав Дмитриевич – человек очень остроумный – по моим санитарским меркам, конечно.

И вот сидим мы почти всем коллективом накануне Первого апреля в нашей ординаторской и думаем, как будем Первое апреля отмечать. (Отсутствовали двое: заведующий – он на три дня на какой-то научный семинар укатил, и Кузьмич, которого вызвали на какую-то экспертизу в чужую больницу).

Традиция эта – отмечать обязательным розыгрышем Первое апреля – потихоньку прижилась именно с моим приходом в отделение. Розыгрыши мы устраивали весьма невинные: то таблички с надписями «Служебный туалет» и «Раздевалка для персонала» на двух соседних одинаковых дверях перекрутим (кстати, сработало только однажды, когда наша сверхблизорукая лаборантка Света, случайно сняв очки, впопыхах попала не туда), то переставим столы в лаборатории со всеми их микроскопами и причандалами (смеха тоже было мало, только обе наши лаборантки переругались), то поменяем компьютеры у Кузьмича и двух других наших прозекторов. Словом, дурачились достаточно беззлобно.

С трупами? Нет, никогда. Это, кстати, довольно распространённая обывательская байка. И распространяют её, как правило, люди, от медицины далёкие. Но мы такими вещами никогда не балуемся: так можно и под уголовную статью ненароком залететь.

Так вот сидим мы молодым нашим коллективом, затылки чешем. Ничего путного в эти затылки не приходит. Как всегда бывает в таких случаях, начали сплетничать об отделенческих делах. Лаборантка Света говорит ехидно, что, мол, Кузьмича заведующий вчера снова распекал у себя в кабинете за пьянку, грозил увольнением. Другая лаборантка – Инна – возражает, что такого спеца не только Вячеслав Дмитриевич, но и сама Генеральша никогда не уволит, сколько бы он ни пил.

И тут меня осенило. Давайте, говорю, разыграем Кузьмича. Представим дело так, что есть приказ о его увольнении за злоупотребление, напечатаем его и попросим Аллочку печать больничную поставить.

Врачи наши молодые возражают, что Кузьмича, мол, на такое фуфло, как бумажка, не возьмёшь. Фишка нужна, типа убедительной детали какой.

А надо заметить, что накануне я опять по своим институтским делам забегал в приёмную Генеральши и видел там взбешенную секретаршу Аллочку. «Кузьмич ваш – просто хам, – говорит. – Ему завтра на экспертизу ехать, самому лень, а он на мне зло срывает.»

Тут-то у меня в голове всё и сложилось – и положение Кузьмича, и обида Аллочки, а, главное – её уникальный голос.

«Есть, – говорю, у меня такая фишка. – Я её обеспечу.